Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть первая

— Нельзя, князь, предполагать ничего, — отвечал свитский офицер, — когда наши фланги не обеспечены. Ежели они собьют Мерфельда из Штеера, нам нет отступления, у нас в тылу будет река.

— В Вене перейти можно, — отвечал Багратион. — До Вены то какой путь отступления, — сказал он, указывая назад на гористые ущелья, по которым синел Дунай. — Тут он зубы поломает… Сколько до Вены то будет? — спросил он. Свитский офицер достал портфель и справился.

— Верст сто прямым путем, но в Вене перейти Дунай, мы очутимся в долине, а здесь или у Кремса, — он показал рукой на противуположный гористый лесной берег, — каждый уступ крепость…

— Я говорил. Я говорил, — сказал Багратион, впиваясь в трубку и глядя на мост. — Этот толстый чорт ничего не делает. Пехота не прошла, а гусары отступают. Они мне наделают. Так и есть! Видите. Он подвинул («он» Багратион разумел неприятеля). Он выстроит батарею. А дурак! Колокольцов, — крикнул он адъютанта, — скачи на переправу к полковнику Ор[?], чтоб гусары стояли на той стороне, пока пройдет вся пехота. Так и есть! — Эти слова сказал Багратион, отпуская трубку от глаза и сердито пожимая плечами. На той стороне показался один, другой дымок, третий из батарей неприятельских, которые видны были уж простым глазом. Они били по переправе. На переправе люди, толпившиеся на ней как муравьи, видимо оживленнее засуетились. Колонна неприятельской пехоты подвинулась вперед. [1574]

— Артиллерийский офицер, — сказал он, — пусти гранату.

— Прислуга к орудиям. [1575]Ваше сиятельство, — сказал Тушин, — прикажите подвинуться, а то не донесет. Но Багратион уже теперь [1576]был совсем другим человеком.

— Извольте делать, что приказывают.

Прислуга подбежала, послышались командные слова. Тушин, щурясь у прицела, долго наводил орудие, вывинч[ив]ая винт, наконец отбежал и скомандовал: — 1-е; металически зазвенело орудие, откатываясь. Через головы всех наших далеко перелетела и далеко, не долетев, граната дымком показала, что лопнула за рекою в поле. Багратион нахмурился, молча сел на лошадь и поехал вниз к переправе. Еще он не съехал вниз, как несколько выстрелов ненужных и безвредных пролетели над его головою, показывая, что, пользуясь его приказанием, артиллеристы от скуки забавлялись.

[ Далее со слов: На мосту была невыносимая давка, кончая : хуже, как он мост зажжет. — близко к печатному тексту . Т. I, ч. 2, гл. VII.]

— Эк торопятся, — говорил третий, — что он за мостом то два холодные пустил, так уж и думают, что всех перебьет. Все эти разговоры, хотя и не расстроивали веселого расположения духа Несвицкого, однако и не побуждали его очень торопиться туда, где долетали холодные. Гусарскому полковнику он передал приказанье итти опять на ту сторону моста и уж видно было, как на нашей стороне моста стоял эскадрон павлоградцев, ожидая остановки пехоты, чтобы пройти.

Два офицера, выехав до половины моста, в толпе надрывались, прося и грозя пехотным, чтоб на минуту их пропустили. Несвицкому нужно было еще передать приказанье артиллерийскому полковнику, к[оторый] б[ыл] на той стороне, о зажигательных снарядах и он думал, не встретится ли полковник на мосту, чем искать там, где скорее разъедешься и где долетают холодные. Оттого он не торопился.

[ Далее со слов: Но рассеянно оглянувшись под мост на течение вод Энса… кончая: Несвицкий нашел тут артиллерийского полковника и передал приказание, которое, как оказалось, уже было исполнено, поехал назад . — близко к печатному тексту . Т. І, ч. 2, гл. VII.]

Васька Денисов, расчистив дорогу, стоя у въезда и небрежно сдерживая лошадь, которая, отделенная от своих, рвалась под ним, ожидал эскадрона, который, выждав пехоту, уж шумя копытами по мосту, как будто скакало несколько десятков лошадей, шагом на рыжих лошадях подвигался к нему. [1577]Васька Денисов был старшим офицером в эскадроне, а эскадроном командовал француз по фамилии, но русской по рождению и воспитанию, перешедший перед кампанией из гвардии — ротмистр Гардон.

Ротмистр с третьим офицером [1578], корнетом Теляниным, тоже из гвардии, но не перешедшим, а по слухам переведенным за что то в армию, ехали впереди.

Ротмистр был [1579]белый, чернобровый, румяный гусар с маленькими черными усиками, мягкими волосами и полными щеками. Он [1580]красиво [1581]сидел на своей замечательно породистой с шерстью гладкой, как атлас, лошади, из под женственно длинных ресниц не смотрел никуда особенно, был несколько женственен, но очень красив и, казалось, знал это. Под Теляниным лошадь была не хороша, вальтрап не нов и сам офицер по старательности, с которой он держал поводья и ноги, видимо был не ездок. Сам он был человек [1582]небольшой, худощавый, с молодым лицом и припомаженными волосами и усиками и одет с тем военным оттенком изящества, который для всякого опытного взгляда обличал в нем военного щеголя. Сабля у него была маленькая, галстук очень высок и из-за галстука виднелись отвороченные воротнички. Лицо его было миловидно и свежо, но как скоро он начинал говорить, по своему обыкновению весьма тихо и отрывочно, в лице этом выражалось что то преступно-слабое, неприятно действовавшее на того, с кем он говорил. [1583]

Проехав мост, он, очень бледный, подъехал ближе к эскадронному командиру.

— А я должно быть серьезно простудился, — сказал он тихо, тихо и бросая свои глаза в разные стороны.

— Всё болит голова? — сказал Гардон, не выражая ни участия, ни сомнения.

— Страшно. Насилу сижу на лошади. Я думаю, я слягу.

— Что ж, офицер есть, скажитесь полковому командиру. Что? — прибавил он, услыхав, что Телянин что то хотел сказать, но Телянин сказал, что ничего, и глаза его быстро перескакивали со всех предметов, окружавших ротмистра, не останавливаясь только на его лице.

— Нет, я так, я ничего. Да, нет, ах как болит.

За офицерами справа по три ехали гусары с своими бренчащими саблями, натянутыми задами, закрываемыми шинелями, и с шпорами и кожей обтянутыми, в посадку вывернутыми ногами. [1584]Эскадрон, проходя мост, обходил дожидавшуюся пехоту. Пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с досадой, завистью и насмешкой пропускали мимо себя чистых гусар. Гусары с высоты своих лошадей отшучивались.

— Ишь нарядные ребяты какие, только б на Подновинск, — говорил один пехотинец.

— Только на показ и водят, — говорил другой.

— Пехота, не пыли, — отвечал гусар.

— Прогонял бы их по грязи, как нас, снурки то б обтерлись. То был человек, а то как птица.

— То то б тебя, Митин, на коня б посадить, ловок бы был, — шутил ефрейтор над жалким, худым, скрючившимся от тяжести ранца солдатиком.

— Дубинку промеж ног возьми, вот тоби и конь буде, — отвечал хохол гусар. Пехотный офицер тоже не спуская глаз [1585]