Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть первая

С русскими лицами, русским говором, русскими [1499]приемами и русскими песнями проходили [1500]войска, сначала польские города и деревни. [1501]Там говорили с жителями на [1502]ломаном, ни русском, ни польском языке, который не должны бы [1503]

* № 19(рук. № 57. T. I, ч. 2, гл. I).

2.

11-го Октября 1805 года [1504]один из полков последней колонны подошел к Браунау и, прежде чем расходиться поротно по назначенным квартирам, остановился [на] ровном поле в стороне от большой дороги, в двух верстах от [1505]города. [1506]

Главнокомандующий желал видеть войска, и смотр был назначен в походной форме. [1507]

Немцы из соседней деревни и проезжающие собирались смотреть войско, хотя смотры в окрестностях Браунау уже стало обыкновенное зрелище. На дороге около дерева стояли, сложив свои ноши на край дороги, три немки с мальчиком и старик в синем сюртуке, который, как опытный человек, на своем грубо горловом, народном немецком языке, объяснял зрителям то, что они видели.

— Dies da ist das erste Regiment, zweite Regiment, [1508]— говорил он, указывая на правильные, неподвижные четвероугольники. [1509]

— Ist das der Oberst? [1510]— спрашивала одна, указывая на [1511]адъютанта. [1512]

— I bewahre! Aber der da mit der goldnen Schnur. [1513]— Он указывал на другого офицера.

— Sind es alles Russen? [1514]— спрашивал мальчик.

— Nicht alles Russen, aber es sind welche dadrunten. S’sind verschiedene, sind Kroaten, sind Schweizer dadrunten und Kosaken da aus Siberien, [1515]— отвечал старик. — Gieb Acht. S’wird geschossen, [1516]— сказал он, обращая внимание на крики, раздавшиеся по рядам полка. Женщины заткнули уши, но стрельбы не было. Кричали по рядам: [1517]смирно!

Махальные подбежали к фрунту, а за махальными подъехали к впереди стоявшим начальникам два верховые.

Махальные ошиблись. Это ехал не главнокомандующий, а адъютант его. [1518]

Полковник, стоявший перед фронтом полка, окруженный несколькими офицерами, был скорее широкий, не столько от одного плеча к другому, сколько от груди к спине, мужчина лет 40 с красно круглым, озабоченным и довольным лицом, снизу так складно вставлявшимся чисто выбритым подбородком в очень высокий, по тогдашней форме, воротник мундира, что понятно было, как стыдно и неловко должно было быть полковнику, коли бы кто нибудь мог увидать его без этого высокого подгалстника и красного воротника. Мундир с блестящими, [1519]высоко поднятыми на круглых плечах эполетами, [1520]как будто они не книзу, а кверху тянули его плечи, новый глянцовитый мундир был узок, так же как и панталоны, и полковник, видимо, не мог уничтожить в самом себе сознание красоты округлостей своего полного, здорового тела. Это сознание препятствовало совершенной свободе движений полковника. Переходя с одного конца дороги, на которой он стоял, на другой, полковник подрагивал на каждом шагу, грациозно слегка склоняясь в сторону. И эта подрагивающая походка, видимо умышленно усвоенная, показывала, что, кроме воинской дисциплины, в полковнике живы были струны участия к общественной жизни и прекрасному полу. [1521]По почтительным и внимательным, но нетревожным лицам господ офицеров, батальонных командиров, адъютанта и других видно было, что подчиненные хорошо знали своего начальника, как приятного знакомого за партией виста, или за обедом, [1522]но с которым надо было быть осторожным, когда он был в шарфе и знаке. На всех лицах выражалась важность занимавшего всех дела.

Полковник остановился, молодецки загнув наружу руку, взялся за темляк, тряхнул эполетами, устремил свой взгляд на ряды 3-й роты. [1523]>

— Послать командира! — и в рядах послышались голоса, вызывающие командира 3-й роты, и адъютант побежал отъискивать замешкавшегося офицера. Когда звуки усердных голосов, которые, перевирая, кричали уже: — Полковника в 3-ю роту, — дошли по назначению, требуемый офицер, дожевывая что-то, показался из-за роты и, хотя и человек уже пожилой и не имевший привычки бегать, быстро и легко побежал к полковнику. [1524]

Лицо капитана Брыкова с красными пятнами около носа, всегда и до требования полкового командира, выражавшее как будто постоянный страх в том, что наконец узнается что то такое дурное, что он сделал, теперь выразило беспокойство школьника, которому велят сказать невыученный урок.

Ротный командир на бегу оглядывал свои тоненькие ножки и шпажку и ощупывал рукой, удостоверяясь, всё ли на месте. [1525]

Полковник с ног до головы осматривал капитана в то время, как он, запыхавшись, подходил быстрым, плывущим шагом, цепляясь носками за [1526]неровности поля и выставляя больше и больше несколько на сторону нижнюю губу.

— Сами вы где находитесь, господин офицер? Когда ожидается главнокомандующий, вы завтракаете, [1527]— сказал начальник, заслышав запах [1528]съедобного из рта капитана. — Я сам завтракать не меньше вашего хочу, может быть. Да на хотенье есть терпенье, милостивый государь. [1529]Вы скоро людей в сарафаны нарядите. Это что? — сказал он, указывая в рядах 3-й роты на солдата в шинели цвета фабричного сукна, отличающегося от других шинелей.

Ротный командир, не спуская [1530]глаз с начальника, [1531]больше и больше прижимал свои два пальца к козырьку, как будто в одном этом прижиманьи он видел теперь свое спасенье. Батальонные командиры и адъютант стояли несколько сзади и на своих лицах выражали с одной стороны, для начальника, сознание необходимости и законность гнева и его выражения, с другой стороны, для товарища подчиненного, заявление в том, что они не принимают на себя никакой ответственности в поступках начальника, и надежду, что их присутствие при этом [1532]случае не испортит их товарищеских отношений с уважаемым капитаном. [1533]

— Ну что ж вы молчите? — крикнул полковник [1534]. — Кто у вас там в венгерца наряжен?

— Полковник… — голос оборвался у капитана.

— Ну что полковник? Полковник, полковник, а что полковник, никому не известно. [1535]

— Полковник, это разжалованный… — выговорил капитан с таким видом, как будто для разжалованного могло быть допущено исключение.

— Что он в фельдмаршалы разжалован что ли? Или в солдаты? А солдат, так должен быть одет как все, по форме.

— Полковник, [1536]вы сами разрешили ему походом.

— Как разрешил? Вот вы всегда так, молодые люди, — сказал полковник, [1537]остывая несколько, [1538]— разрешили… вам что нибудь скажешь, а вы и… Вот всегда так, молодые люди, что нибудь скажешь, а вы и, что? — сказал полковник, снова раздражаясь. [1539]— Извольте одеть людей прилично. — И полковник, оглянувшись на адъютанта, своей вздрагивающей походкой, выражавшей всё таки не безъучастие к прекрасному полу, направился к рядам 3-й роты. [1540]

— Как [1541]стоите? Где нога? Нога где? — закричал полковой командир с выражением страдания в голосе, еще человек на пять не доходя до [1542]солдата, одетого в [1543]синеватую шинель. Солдат этот, отличавшийся от других свежестью лица и шеи и длиною вьющихся белокурых волос, медленно выпрямил согнутую ногу и прямо светлым и наглым взглядом весело смотрел на лицо полковника. Отвесно прямая черта его верхней губы в середине клином опускалась на нижнюю, в углах губ оставались две улыбки. [1544]