Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть первая

— Скажи своей прекрасной госпоже, что l’ex vicomte de Rocroi желает передать ей очень важное поручение.

— Он был принят… — сказал vicomte и помолчав несколько [973]секунд, чтобы дать понять, что он не всё рассказывает, что знает, он продолжал. — На третий день вечером ему был дан другой rendez-vous [974]и, верный своему слову, как и все члены этого благородного дома, незнакомец, которого актриса узнала через свою служанку, явился ровно в полночь. Его ждал ужин, был накрыт на два прибора, но едва только он взошел, как послышался другой звонок и испуганная горничная, вся дрожа, бежит объявить, что это — страшный мамелюк, раб Буонапарте и что [975]страшный господин уже подъехал к подъезду.

Здесь француз, одушевленный видимым участием аудитории и вспомнив должно быть те счастливые минувшие времена, когда он декламировал Расина в гостиных Faubourg St. Germain и играл там на домашних спектаклях (драматическое искусство было специальностью виконта), вздумал окончательно прельстить своих слушателей и, сосредоточившись на минутку, сам импровизировал и продекламировал разными голосами следующую сцену:

«— Во имя бога, бегите! — сказала m-lle Georges, — бегите от того, кто приехал.

— Бежать! я? что вы говорите? я — бежать!

— Моя жизнь… что я? ваша жизнь в опасности!

— Но бежать… Я!»

— Хорошо сказано! — пробормотал князь Иполит.

Vicomte продолжал:

— Да, ваше высочество, вы должны бежать. Vous devez votre épée à votre roi et à la France, [976]— сказал vicomte, забыв, что он уже от себя сказал эту фразу.

— Вы знаете, кто я?

— Знаю: герцог Енгиенской, а знаете ли вы, кто ждет у крыльца теперь? Буонапарте.

— Что я слышу? Он — мой соперник!

Гениальная актриса повторила перед ним одну из великих патетических сцен, которые она создавала; она бросилась на колени и умоляла его спрятаться.

— Герцог сдается (продолжал vicomte уже в настоящем времени), его отводят в маленькую комнатку и накрывают корзиной для белья, на корзину кидают платья. И еще не кончена эта операция, как дверь откидывается сердитой рукой. Его злейший и беспощаднейший враг вошел.

Неожиданно в этом месте князь Иполит два раза произвел звук, который одни приняли за хохот, другие за кашель, и замолк. Остальные слушатели следили за каждым движением лица vicomte. Брови vicomt’a нахмурились и зрачки опустились вниз. Все поняли, что он в эту минуту изображал Буонапарте и сбирался говорить за него.

— Tu m’attendais? [977]— сказал Буонапарте. Лицо vicomt’a растянулось и притворная улыбка показалась на углах губ. Это говорила m-lle Georges.

— Je suis comme les anciennes châtelaines qui ne se mettaient jamais à table sans y faire placer les couverts pour le nombre connu des personnes. Je ne sais quand il vous plait de m’honorer de vos visites et je tâche de pouvoir toujours vous offrir à souper. [978]

— Теперь всем известно, — продолжал уже в эпическом роде расскащик, — что Буонапарте подвержен припадкам падучей, которые находят на него после минут бешенства. День, в который он приехал к m-lle Georges, был одним из тех дней. Едва он сказал два слова и выпил стакан вина, как с ним сделался припадок и он, не успев крикнуть Rustan, который был в передней, без чувств падает на земь. Можете себе вообразить ужас двух женщин: позвать Roustan — он может убить их, ежели он умрет, они подпадут подозрению отравления. И потом присутствие в комнате герцога. Что делать? Герцог, из своего убежаща услыхав голос Буонапарте, потом рыдания двух женщин и наконец молчание, осторожно вошел в комнату.

[ Далее со слов: L’ennemi de sa maison [979]… кончая: … Бонапарте велел изобресть предлог заговора, схватил в Баденском герцогстве мученика героя и убил его. — близко к тексту Русск. Вестн. T. I, ч. 1, гл. VI].

— Un bâton de gueules, engrêlé de gueules, [980]— пробурлил князь Иполит.

— Насколько справедливы все подробности этой встречи — я не знаю, так они мне переданы людьми верными, но положительно то, что я сам слышал из уст герцога. Он раз сказал нам: да, от меня зависело подставить к носу Буонапарте пистолет вместо флакона. Но еще положительнее то, — заключил vicomte, — что в этой истории характеры лиц мученика героя и злодея узурпатора совершенно верны. L’ange et le démon. [981]

Действие, произведенное рассказом vicomt’a, было полное. Разговор, которым владел он один во время рассказа, рассыпался на мелкий говор изящных проклятий и ругательств на [982]бедного Наполеона. Плохо было бедному Наполеону. И хорошо, что он не слыхал этих разговоров. Он впрочем не любил таких разговоров. И часто за такие, переданные ему, разговоры во Франции, так наказывал маркизов и виконтов, дюшес и графинь, что они вперед уж этого не делали, молчали. Тех же маркизов и виконтов, которые вели себя хорошо и не рассказывали таких историй, он награждал званиями камергеров, камер-фрейлин и т. д. при своем дворе. И таких, ведущих себя очень хорошо, было очень много, гораздо больше, чем таких, как vicomte. И Choiseul и Baroche Jaquelin и Chevreuse и с gueules d’azur и с bâton de gueules et de lys, [983]которые все знал князь Иполит, все так охотно пошли в придворную службу и прекратили рассказывать истории, что Буонапарте откровенно выразился, вспоминая свой призыв к дворянству Франции во время Египетской кампании и их отказ, что quand je leur ai montré le chemin de la gloire, ils n’en ont pas voulu. J’ai ouvert mes antichambres, ils se sont précipités en foule. [984]Так что в то время, как у Annette Д. его так бранили, он жил спокойно в Лувре, считая себя самым лучшим человеком Франции и законнейшим наследником Карла Великого.

Никто из присутствующих не только не признавал его императором, никто не признавал его даже [985]человеком. В глазах vicomt’a и его слушателей это был какой то изверг рода человеческого, Cartouche, Пугачев, Кромвель, до сих пор еще ускользавший от заслуженной петли, которая одна была для него достойным наказанием.

— Это ужасно! — говорила маленькая княгиня, что то скребя в своей работе иголочкой. — Quel monstre que cet homme! [986]Неправда ли? Подвиньте мне эту свечу.

— L’assassinat du Duc a été plus qu’un crime, ça été une faute, [987]— сказал вдруг [988]князь Иполит, слышавший эту фразу в Париже.

— Да, но отчего ошибка? — спросил вдруг князь Андрей, с своей гордой манерой откидывая голову. Князь Иполит стал смеяться, глядя на свою правую руку.

— Надеюсь, что это было его последнее преступление, — сказала Annette Д. [989]— Les souverains ne peuvent pas laisser impuni un pareil crime et laisser un Néron souiller le trône de la France. [990]

— Государи пришлют посланников присутствовать при коронации [991]узурпатора, — сказал виконт иронически.

— Кроме России, — почти вскрикнула ожесточенная Annette Д.

— Что они сделали для Лудовика XVI, для Лудовика XVII, для королевы, для Madame Elisabeth? — ничего. Поверьте, ничего. [992]

— La tyrannie a toujours eut d’heureuses prémices, [993]— опять прочел он стихи из Британикюса.

— Да, счастливые начинания, — подхватила Annette, — но теперь дело дошло до той степени, что монархи не оставят этого. Война будет решительная и не может же, à moins que се ne soit une punition du ciel, [994]не может же он победить всю Европу.