Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты. Часть первая

— Ваше сиятельство, их сиятельство изволят быть заняты, приказали пожаловать к завтраку, — сказал шопотом Тихон.

Когда князь не принимал дочь поутру, это значило, что он был очень не в духе. Княжна Марья знала это. Она вышла в столовую и сложив, странным для женщины, но свойственным ей движением, руки за спиной, стала ходить от двери к буфету и опять к двери. [1164]Скоро вышла m-lle Bourienne и три официанта. [1165]

— Ну, каков князь? — спросила m-lle Bourienne.

— Я не видала отца, кажется, он здоров, — отвечала княжна, видимо желая показать, что она не желала бы слышать рассуждения о расположении духа отца. M-lle Bourienne, видимо не желая, или не умея понимать, продолжала рассказывать, как Михаил Иванович говорил с князем в саду и как она боялась. Княжна не слушала свою компаньонку.

Вдруг дворецкой всполохнулся, мотнул головой официантам, которые взялись за спинки стульев, и [1166]m-lle Bourienne, говорившая что то княжне, замолкла на середине речи и вызвала на своем лице приятную улыбку, обращенную к двери. Княжна подошла к своему стулу.

В столовую [1167]нервическими, [1168]быстрыми шагами вошел коротконогой, сухой и прямой старичок [1169]с звездой на кафтане, в манжетах и пудре. Платье и вся особа его были необыкновенной чистоты. Он оглянул двух девиц и официантов. Княжна криво подошла к нему. Он дал поцеловать свою небольшую белую руку дочери и сел, [1170]нервически подергивая рукав и перестанавливая стоявшие перед ним солонку, стакан и приборы. Девицы сели на торопливо пододвинутые стулья.

<���— Что ты делала утро? — спросил он у дочери. [1171]

— Читала, mon pére, потом. . .

— Я знаю. — Он поморщился. — Что ты делала перед завтраком? Отчего ты опоздала ко мне?

— Я писала письма, — отвечала княжна тихо, робко и чуть взглядывая на отца.

— Кому?

— Julie A[hrossimoff], mon père. [1172]

— Этой дуре, — сказал он, взглянув на m-lle Bourienne. Француженка приятно улыбалась. [1173]

Все молчали и на лицах всех, даже лакеев, [1174]выражалось чувство затаенного страха.

Одна компаньонка, казалось, ничего не видела и видеть не хотела. Она [1175]глядела на князя такими глазами, которыми можно было глядеть только на молодого, красивого и веселого шутника. Как будто он только что подарил ее самыми забавными ласковыми словами. Она развернула белейшую салфетку еще более свежими и белыми ручками и, грасируя, обратилась к князю:

— Il nous vient du monde, mon prince, — сказала она. — Le prince K[ouraguine] vient vous présenter ses respects. Il est ministre, n’est ce pas? [1176]Она даже прямо с вопросами обращалась к нему.

Как на диких зверей действуют их укротители преимущественно своей смелостью и убеждением, что тигр или лев не посмеет съесть их, так и на князя действовала компаньонка. Он с укоризной посмотрел на княжну и потом на m-lle Bourienne, как будто этим взглядом он хотел сказать: «Вот дура дочь, ничего не умеет сказать. Хоть бы у этой француженки поучилась».

— Значительное лицо! [1177]— насмешливо повторил князь. — Теперь все значительные люди. Он мной выведен в люди. — М-llе Bourienne с удивлением и подобострастием посмотрела на князя.

— Впрочем князь[?] этот порядочный человек, всегда ко мне с глубоким уваженьем, по старой памяти боится. [1178]

M-lle Bourienne выразила в лице убежденье, что это не могло быть иначе.

— Смешно, — продолжал князь, — что здешний дурак губернатор присылал ко мне узнать, когда будет Курагин? Я ему велел сказать, что он дурак, — и князь замолчал, видимо сообразив, что не перед кем было говорить всего, что он знал, и энергически оттолкнул от себя тарелку, которую на лету подхватил Тихон, вышедший за ним и служивший за его стулом. M-lle Bourienne была одна из тех женщин, которые, как бы легко и просто нельзя было сделать и сказать вещь, всегда любят сказать или сделать ее тонко и хитро. Она знала про планы сватовства князя Анатоля и теперь, с целью навести на этот предмет разговор, начала о приезде Курагина. Она взглянула на княжну Марью, на князя и опять на княжну Марью, как глядят на французском театре актрисы, играющие хитрых субреток.

— И он не один едет, я слышала, а с молодым князем. Куда едет молодой человек? я бы желала знать. — Князь посмотрел тоже на дочь. Несмотря на тот строгий и спокойный взгляд на супружество, который княжна Марья выразила в письме к приятельнице, она под взглядом отца и компаньонки опустила глаза и голову к тарелке и лицо ее внезапно покрылось красными пятнами.

— Шестьдесят лет я прожил на свете, — начал князь сердито, насмешливо, — и никогда не видал барышни, которая бы не думала, что всякий молодой человек, который ей встречается, сейчас влюбится, станет на коленки и предложит ей руку и сердце. Вот княжна Марья тех же мыслей. . . Не правда ли? [1179]— Княжна Марья не отвечала и продолжала краснеть, только робко взглянула, как бы прося помилованья.

— У меня была кузина, у которой нос был больше этой бутылки, — сказал князь, — и синий. — M-lle Bourienne звонко засме[ялась].>

* № 7(рук. № 49. T. I, ч. 3, гл. III).

— Il nous vient du monde, mon prince, [1180]— сказала [1181]она, светло улыбаясь, развертывая салфетку такими же свеженькими ручками, как и сама салфетка. [1182]

— Должно быть Курагин молодой, — отвечал князь. — Сын князя Василья — он министром теперь [1183]— добрый малый, но пустой, я [1184]про отца говорю. Он тут в городе, делают ревизию. [1185]Он писал, что завтра будет сюда, — прибавил <���князь не без удовольствия.> [1186]

— А сын куда же едет, mon père? [1187]— спросила княжна, вдруг вся вспыхнув. [1188]

— С отцом едет, — совсем другим тоном, сердито и грубо отвечал князь. — Эй, [1189]— обратился он к дворецкому. — Это что? А? и он нахмурился, указывая на пятнушко на тарелке. — А? — Дворецкий, изогнувшись, хотел взять тарелку, но князь [1190]остановил его. — Смотри! — Складка опять обозначилась между бровями. Княжна опустила глаза и побледнела.

М-llе Bourienne быстро [1191]обернулась к князю. [1192]

— Il vient vous présenter ses devoirs. [1193]

<���— Убрать, [1194]— сказал князь и продолжал начатый разговор. — Сын едет в именье, отец отделил ему, — отвечал он дочери. — Говорят, нашалил в Петербурге.

— А я думала, что это едут наши молодые, — сказала m-llе Bourienne. — Княжна так было обрадовалась.>

— Тишка, посмотри, кто едет, — сказал князь.

— C’est le prince A[ndré] peut être. [1195]

Княжна побледнела, хотела выскочить, но оглянулась на князя, у которого лицо стало еще серьезнее, чем прежде. [1196]

Тишка вернулся, сказав, что коляска четвериком. [1197]

Княжна побледнела. [1198]

— Mon père, permettez que j’aille voir. [1199]

Она встала и, тяжелой ступней, сбежала вниз навстречу брату, как она воображала. Князь начал кушать [1200]и на высоком лбу его вдруг сделалось содрогание кожи, как будто защелкнутой за что то и вдруг расправившейся. Это движение на лбу князя знали все его домашние и знали, что это был хороший признак. В коляске подъезжал, однако, не молодой князь Волхонской, а князь Анатолий Курагин, которого отец после того, как его выслали за историю с квартальным из Петербурга, отец не зная, что с ним делать, вез с собой [1201]в деревню и намерен был посватать на княжне Марье. Анатоль ехал один, а отец должен был съехаться с ним на другой день у князя Волконского. Анатоль был один из тех счастливых людей, которые с рождения и до смерти смотрят на жизнь, как на [1202]празднество, на которое они так же необходимо приглашены, как они бывают необходимо приглашены на всякие балы в городе. Ежели в жизни [1203]случается то, что называют несчастием, то люди, как Анатоль, смотрят на это не больше, как на неудачи, расстраивающие на время празднества. Они не более как досадуют <���ежели даже смерть бывает та особа, которая расстроивает пикник. Самые важные и сложные исторические элементы жизни, как то> правительство, религия, война, брак представляются для этих людей только удобствами, придуманными для празднества. Умерла, например, недавно тетка, оставив ему наследство. Он был призван на похороны. Не будь религии, он не знал бы, какую contenance [1204]держать, а тут панихида и можно креститься и до земи дотрогиваться костяшкой руки, и он всё это сделал с спокойной уверенностью и приличием и очень было удобно. [1205]Правительство в глазах Анатоля было учреждение, назначенное для того, чтобы его отцу, а посредством его отца и ему самому, давать почет и деньги. Война для того бывала, чтобы ему иметь случай получить золотую саблю и Георгий, когда он этого пожелает. Брак — было учреждение, предназначенное для того, чтобы дать ему возможность иметь опять много денег после того, как он промотает все свои деньги.