Марьян Беленький - Южное солнце-4. Планета мира. Слова меняют оболочку

Так и жил, плюс лосьон для бритья,
Водки, пива, вина ароматы,
Был им мальчиком я для питья,
Был пропавшим без детства солдатом.

Но, как эхо былых пустырей,
Потянуло полынью, ромашкой,
Я сижу у раскрытых дверей
С валерьянкой, налитой в рюмашку.

Неразлучная пара скворцов
По утрам прилетают к окну.
Я их жду и внимать им готов,
Рановато, но глаз не сомкну.

Мне близка эта бодрая трель,
И хотя, нет ни нот в ней, ни слов,
Но пернатый звучит менестрель
Так, что душу отдать я готов.

Вам смешно? Да за пенье скворца
И за щебет пичужки иной
Отрекусь от любого певца,
Пусть слывет он как самый крутой.

Мне по нраву, природа, твой хит,
Я всегда его слушать готов.
Только чуткое сердце болит,
Когда слышу я трели скворцов.

Семь утра, и солнце всходит,
Но луны пузатый кит
С моря неба не уходит,
До последнего глядит,
Как вздымается светило
Ярким парусом, и вот —
Всю планету осветило,
Новый день разбег берёт.

И луна ныряет в небо,
Чтобы выплыть ввечеру
Среди звезд, но с мыслью, где бы
Солнце встретить. Поутру
В нетерпенье ждет восхода,
Но когорта черных туч
Не сулит его прихода,
Не пробьется солнца луч.

…Луну и солнце над Землею
Почти всегда увидишь врозь.
Как мы похожи- нам с тобою
Однажды встретиться пришлось.
Ты каждый день к другим восходишь,
Со мной в полночной темноте
Другие звезды хороводят,
Когда в мой сон приходишь ты,
То из него уходят звери,
И закрываются цветы.
Никто тебе уже не верит.
Ты то придешь, а то уйдешь,
Так поступают только волны,
Непостоянство их — не ложь,
А образ жизни. Даже сонный
Я понимаю, ты не та,
С которой можно жить до гроба.
А красота? И красота —
Непостоянная особа.
Исчезнет — вновь не обрести,
Уйдет, как ты, но не вернется.
Лишь сердцу некуда уйти,
Там остановится, где бьется.

Встречаются люди, не знакомы они,
Но понимают почти сходу:
Друг другу ближе самой ближайшей родни,
По фразе одной, как по коду.
Один — строгий, чопорный, как английский лорд,
А у другого — вид пижонский.
Но в детстве разгадывали один кроссворд,
Оба знают, кто такой Вронский.
И не надобно даже гадать по руке,
И делать прогнозы праздные —
Им легко говорить на одном языке,
Пусть языки у них разные.

У пальм зеленые вихры
Восточный ветер нервно треплет,
Быть может это часть игры,
Избыток нежности свирепой.

Пока не видно ранних птиц,
Зимой отложена побудка,
Набеги пенных колесниц
Штурмуют берег с силой жуткой.

И ночь не спавший человек,
По краю южному блуждает.
«Где я, а где тот белый снег,
Он только в памяти не тает».

Гоним не богом и не бесом,
А жаждой быть самим собой,
Я полем шел, дремучим лесом,
Плыл морем, бурною рекой.

В горах я продолжал исканья
И пропасти изведал страх,
Заимствовал у старцев знанья,
Над книгами ночами чах.

Зачем, казалось, силы трачу,
Что этот поиск мне дает?
Я знал, что не могу иначе,
Тот, кто не ищет, не живет!

Я ласточкой к стене прилипшей
Нехитрое гнездо крою.
Едва ли в нем, комке застывшем,
Свою я крепость сознаю.

Но правит всем инстинкт природы,
И кажется, спасет нас дом.
Жаль, что ни птицы, ни народы
Не обрели спасенья в нем.

Мы строим ласточкины гнезда,
Чтобы растить своих детей.
Но злобой раскаленный воздух
Рождает новых упырей.

Дома разрушены, разбиты,
Надежды тлеют угольки.
«Слезами ласточек облиты
Их гнезда», — бают старики.

Так в этот был пейзаж влюблен
На озере одном,
Что снился по ночам мне он
В спокойствие своем.
Кристально чистая вода
И золотой камыш,
Стремился вновь попасть туда,
Но жизнь не повторишь.
Когда пришел на берег тот,
Увидел: он чужой.
Пожух камыш, растет осот
Над гиблою водой.
И ничего не изменить,
Реальный мир жесток,
Я постарался все забыть,
Вернувшись на восток.
Но в снах своих пейзажа вновь
Восстановил черты,
Так первая живет любовь,
Когда ей верен ты.

Жилец из 12-й квартиры
Для жизни сменил регион.
Что ж, славно, ведь мы не придиры,
Но шлем осужденье вдогон.

В ней жили еще кот и кошка,
Два близких друг другу хвоста,
И как-то случилась оплошка —
Не взял он с собою кота.

Живет тот сейчас у подъезда,
Решили судьбу за него,
И после хозяйского съезда,
Что сделать он мог? Ничего.

Земля ему вместо подушки,
В кустах он привык ночевать.
Нет кошки, любимой подружки
И некому «мяу» сказать.

Мне разлука-то спину не горбит,
Новый край мое сердце не жмет,
Что у странника есть, кроме торбы,
Да души, что беззвучно поет?

Сколько радости, сколько печали —
На каких это взвесить весах?
То, что дали, и то, что украли,
Все давно превратилось уж в прах.

Только терпкие запахи детства,
Сон младенческий, как у сурка,
Никуда не могли они деться,
Как и добрая мамы рука.

Дети, внуки — спасенье от скуки,
Да нетронутый профиль листа.
И теперь мои теплые руки
Греют тех, чья душа так чиста.

Им расти, подниматься под небом,
Что приветствует птиц бирюзой,
Только вы бы сказали мне, где бы,
На земле, что живём, взять покой.

Сколько странствовать мы еще будем…
Я на этом немлечном пути,
Где мытарят различные люди,
Человека пытаюсь найти.

Среди зимы вдруг день весенний
Подарят людям небеса,
И враз растопит лед сомнений,
Что жизнью правят чудеса.

Одним поверится в удачу,
Другим привидится любовь,
Всего лишь день, но сколько значит,
Чтоб жизнью восхититься вновь.

Назавтра все опять заснежит,
Застудит и заледенит,
Но память нам денек тот нежит —
Весенний грач в душе парит.

По улице идет прохожий
А в луже-на него похожий,
То дождь удвоил наши рожи,
То юмор марта налицо.
И кажется, что мир несложен,
Что к нам он даже расположен.
Весна, не отпускай ты вожжи,
Ты рук не разжимай кольцо.

Поет пичуга и летает,
И знает, что летать должна,
Но кто-то клетку покупает,
Чтоб в ней была заточена.
И в этой клетке, что по моде,
Напоена, не голодна,
Грех жаловаться птице вроде,
Но не вольна, эх, не вольна.