Юрий Тынянов - Подпоручик Киже. Смерть Вазир-Мухтара

И дальше, и выше, и вот его метнуло на тесную аудиенцию к известному лицу.

О чем можно говорить на тесной аудиенции с известным лицом? Обо всем, что спросят. Если же лицо скажет: «Говори откровенно, так, как ты бы сказал родному отцу», нужно понимать это буквально, потому что с родным отцом полной доверенности и откровенности у человека может и не быть. Это означает другое: можно не так часто повторять: Votre Majeste, [26] Ваше величество (фр.) . а говорить просто: Sire. [27] Государь (фр.).

Как говорить?

Но это совершенно известно: весело.

Повелитель седьмой части планеты имеет право укоротить расстояние между собою и дипломатическим курьером. Например, они могут оба сидеть на софе. Между ними, таким образом, не одна седьмая часть мира, а цветной штоф. Это называется: разговор en ami. [28] Дружеский (фр.). Есть еще другой разговор: en diplomate. [29] Дипломатический (фр.).

И что же? Они сидели на софе.

— Говори со мной откровенно, так, как если бы ты говорил с родным отцом.

Николай Павлович был безус, безбород и на полтора года моложе Грибоедова. Грудь у него была обложена ватой. Он был строен, а руки слишком длинные, с большими кистями, и висели, как картонные. Он слегка горбился.

— Я уважил все представления Ивана Федоровича. Я знаю, что он даром не представит. Но боюсь его огорчить. Он представил одного солдата, некоего Пущина… из моих друзей… mes amis de quatorze. [30] Моих друзей по четырнадцатому (декабря) (фр.). В офицерский чин. Я полагаю: рано. Пусть послужит. Я дал ему унтер-офицера.

Михаил Пущин, его «друг четырнадцатого декабря», разжалованный в солдаты, командовал взводом пионеров и отличился еще при взятии Эривани. Ширванский полк взбирался на Азбекиюкскую гору. Гора была покрыта лесом, и Пущин с пионерами двое суток неусыпно, под неприятельской пальбой, расчищал лес и прокладывал дорогу. Он был опытный инженер, которому нечего было терять более.

Грибоедов рекомендовал его Паскевичу, а Паскевич, в начале кампании не уверенный в успехе, дорожил людьми. Солдат на деле всю кампанию нес обязанности офицера. Грибоедов ходатайствовал перед Паскевичем о возведении его в офицерский чин, Паскевич подписал бумагу.

Грибоедов улыбнулся императору сострадающей улыбкой.

Пропасть была между некиим Пущиным, которого, однако, он превосходно знал, и цветной софой, на которой он сидел.

— Я понимаю, как тяжело вашему величеству принять такое решение.

— И притом некоему Бурцову, полковнику, Иван Федорович, как слышно, поручил написать историю кавказских войн. Или кому-то другому из тех… из…

И он сделал короткий жест указательным пальцем: вверх, в окно. За окном была Нева, за Невою Петропавловская крепость, в Петропавловской крепости сидели — те. Он привык к этому жесту, и все понимали его: он показывал на шпиль собора.

Бурцов тоже был его «друг четырнадцатого декабря», сосланный, по выдержании в крепости, на Кавказ.

Какая доверенность говорить с ним о таких вещах! Николай быстро вдруг и метко взглянул на Грибоедова.

— Я получил письма, которым не доверяю. Пишут, что Иван Федорович будто стал раздражителен и заносчив свыше меры.

— Он, ваше величество, порывчив, вы это знаете. Mais grandi, comme il est, de pouvoir et de re'putation, il est bien loin d'avoir adopte les vices d'un parvenu.

Николай, отвоевавший престол и сидевший на нем при живом законном наследнике, был немного в том же роде. Он смотрел на Грибоедова внимательно, осмотрел его сразу всего, скользнул вверх и вниз и остановился взглядом на очках. Взгляд был неопределенный, как бы смущенный, быстрый и, как начинали поговаривать, был похож на взгляд Петра Великого. Осмотром Грибоедова он остался доволен. Он кивнул. Потом сказал важно:

— Теперь хочу от вас услышать по вашей части. У меня к вам полная доверенность.

Грибоедов склонил голову и увидел начищенные сапоги Николая.

— Меня заботит уже давно обстоятельство важности чрезвычайной. Иван Федорович же ничего мне об этом не пишет.

Он сказал то, о чем ему три дня назад говорил князь Петр Волконский и для чего он вызвал Грибоедова, но так, как будто все придумал сам.

— В Персии занято двадцать пять тысяч войска. Три провинции, — он забыл их названия, — под моим ружьем. Это необходимо, чтобы иметь заклад. Войска нужны Иван Федоровичу в Турции. Сражаться sur deux faces [31] на два фронта (фр.) . невозможно. Иван Федорович имел об этом с вами суждение?

Будучи недурным фронтовым генералом, он плохо разбирался в планах кампании. Каждая задержка и неисправность казались ему неустранимыми, а победе он радовался, как случайности. Важность голоса он вырабатывал с трудом в течение двух лет и боялся сомнения в себе. Так он вел себя с военным министром и с ужасом знал, что старик Волконский понимает его. Поэтому он полюбил внезапные решения, которых сам немного пугался. Разговор начинал с кавалергардской фамильярности, а к концу отталкивал совершенным холодом. Или наоборот. Он привык, как женщина, много думать о том, что о нем говорят и что, думают, и поэтому обращение его было не мужское. Пять или шесть раз на день он менял мундиры.

— Передайте на словах Ивану Федоровичу, чтобы он во всем надеялся на меня. Моральное здоровье его после победы над персиянами восстановится. Физические недуги полечит после победы над турками. Вам мы скоро приищем дело. Я уже говорил с Карлом Васильевичем.

Говорил он быстро и отрывисто — фразу за фразой. Легко укоротить расстояние от седьмой части планеты до софы, но потом требуется особая, механическая легкость слов, иначе расстояние чрезмерно укоротится. Требуется неопределительность взгляда. Требуется, чтобы коллежский советник думал, что собеседник обо всем думает сам, что он уверен в победе над турками и уверен в коллежском советнике.

И Грибоедов вдруг необыкновенно просто спросил:

— О чем, ваше величество?

Но император посмотрел уже решительно туманно. Он не знал, приличен ли вопрос, и принял по привычке озабоченный вид: нужно было кончать аудиенцию; надлежало поставить какой-то point, точку. Этот point должен был одновременно показать расстояние и расположить. Требовалось: оказать знак доверенности и осадить.

Николай вышел из озабоченного состояния.

— Признаюсь, entre nous deux soit dit, [32] Между нами говоря (фр.) . — сказал он и улыбнулся, — я уже опасаться начинал во время наших негоциаций с персиянами.

— Опасаться неудачи, ваше величество?

— О, напротив, — и Николай посмотрел поверх Грибоедова, — напротив, я опасался чрезмерной удачи.

Склонив глаза до уровня коллежского советника, он остался доволен его удивлением.