Татьяна Щепкина-Куперник - Девочка Лида. Сборник повестей

Они сказали, что маме напишут, расскажут, какая она ленивая, нехорошая, непослушная девочка. Что же она тогда станет делать? Они непременно, непременно напишут. И няня узнает, и Мила…

Ах, когда же она будет хорошая девочка, не будет лазить по заборам, а будет смирно сидеть и прилежно учиться: "La petite fille… le petit garcon… la tante… la tante…"

Лида еще раз легонечко всхлипнула, повернулась на бочок и заснула.

— Тетя!.. Где тетя?

Коля кричал так громко и вбежал так шумно, что даже удивил всех.

— Что с тобой, Коля? А я думала, что одна Лида умеет производить шум.

Лида, бледная и красноглазая после вчерашних слез, сидела на этот раз очень тихо за тетрадкой у окна, подле Любочки.

— Тетя, письмо! От мамы письмо! — запыхавшись весь, объявил Коля.

Мигом все вскочили и окружили тетино кресло.

"Ее высокоблагородию Екатерине Петровне… в Москву, на дачу…" Лида с Любой три раза успели прочитать адрес, а тетя все еще разглядывала конверт: из какого места послано, какого числа, когда получено в московском почтамте. Наконец она взяла деревянный ножичек и аккуратно подрезала сверху. На колени ей выпали толстое письмо и тоненькая записочка с пунцовой облаткой.

— Нам, нам! Это нам, тетя! — закричали дети.

Коля схватил записку и высоко поднял в руке.

— Тише! Не мешайте читать, — заметила тетя.

— Пойдемте в уголок, я вам прочту, — шепотом предложил Коля.

— Нет, ты опусти письмо, нам не видно. Ты вон большой какой вырос, Коля! Мы тоже хотим смотреть. Ты опусти руку-то! — пищали Лида и Люба.

Лида влезла на стул. Коля наклонился над письмом.

"Ненаглядные мои птички, дорогие мои деточки! — писала мама. — Как же вы живете и каково ведете себя без меня? Что мой Коля? Все ли он такой же пай-мальчик? Может быть, он и за младшими сестрами присматривает, чтобы и они были умницы?.."

"А я-то не присматривал. Надо будет присматривать", — про себя порешил Коля.

"Что Лида…"

— Коля, это мне. Дай, я сама прочту. Я хочу сама, — говорила Лида, вцепившись обеими руками в записку.

— Тише, Лида, ты разорвешь! Да ты и не поймешь ничего.

— Я хочу! Я сама! — Лида не выпускала и тянула к себе тоненькую бумажку.

— Вот и присматривай тут! — заметил, тяжело вздохнув, Коля.

Лида поднесла записку к самому носу и, поминутно запинаясь, захлебываясь от волнения, стала разбирать мамин связный тоненький почерк.

"Что Лида, мо-я сле-за…"

— Коля, как же это — "слеза"? Что же это значит — "слеза"'? — жалобно спросила Лида.

— Ну, ведь говорил я, что не разберешь ничего. Давай уж сюда!.. "Что Лида, моя егоза, а не слеза, моя егоза-попрыгунья? — бойко зачитал Коля. — Не слишком ли она много прыгает, не огорчает ли папу и тетю? Здорова ли моя булочка-Любочка, мой маленький бутуз Жени?"

Мама писала про себя, что ей понемножку становится лучше; что в синем море отлично купаться; что Милаша все такая же умница и утешение ее, а няня все такая же добрая, бережет ее еще больше прежнего.

— Надо отвечать маме. Тетя, можно нам теперь ответить маме? — спросил Коля.

— Можно, — согласилась тетя. — Садитесь и пишите; письмо вам будет вместо урока. Но только вы должны написать хорошенько.

Тетя раздала каждому по пол-листика почтовой бумаги и положила на середину стола конверт с маркой и с готовым, уже написанным адресом.

— Это очень долго — сперва на доске писать, а потом на бумажку опять набело переписывать. Я лучше уж прямо письмо напишу, — объявила Люба.

Ей пришлось скоро раскаяться. Придумывать письмо и одновременно писать было очень трудно. А тут еще, как нарочно, попалась для начала такая трудная буква — большое М. Вышло криво. Люба вытерла гуммиластиком, написала еще раз, — перо зацепилось за взъерошенную бумагу, и вышла клякса. Люба приложила промокательную бумагу, потерла еще немножко и вдруг заметила, что трет уже не по письму, а по своей тарелке. На месте большого М вышла большая дыра.

— Ах, Боже мой! Что же это такое? — зашептала в отчаянии Люба. — Коля! Погляди-ка.

— Ну что тебе? — спросил, неохотно поднимая голову, Коля.

— Вон какая дырка протерлась. Как же мне теперь быть? Коля, ты оставь мне маленький кусочек на твоей бумажке, я у тебя напишу. А то тетя рассердится.

Коля взял в руки испорченный лист. Кроме дыры, он был весь помят и измазан гуммиластиком и чернилами.

— Никуда не годится! Эко тебя, матушка, угораздило! Туда же, прямо набело писать хочет! (Коля уже давно писал прямо набело.) Я не могу дать тебе места; мне самому едва хватит. Я большое письмо напишу, — заявил он, огорчив отказом бедную Любу.

Бедная Люба совсем оторопела. Она готовилась уже было полить злополучный лист поверх клякс и пятен слезами, как вдруг Лида предложила ей свой. Лида в то утро была очень добрая и прилежная. Она тихо сидела, наклонившись над столиком, и усердно выводила буквы по аккуратно разлинованной доске.

— Не бойся, Лида, я теперь не запачкаю. Я скоро кончу, — проговорила Люба.

И действительно, Коля все еще сидел, уткнувши нос, над тетрадкой, Лида все еще грызла и слюнявила свой грифель, в то время как Люба с торжеством положила перо, сладко улыбнулась и двинула стулом.

— Ты кончила, Люба? — спросила тетя.

— Кончила, тетя, — радостно отозвалась Люба.

— Ну, покажи.

Люба осторожно, двумя пальчиками за уголочек поднесла тете чистый листок.

Тетя отчего-то улыбнулась.

На листке круглыми, похожими на самое Любу, буквами было написано:

"Милая мама! Я тебя крепко целую, и никогда меня не забывай.

Твоя Люба".

-Что же ты так мало написала, Люба? Ничего не написала Миле и няне. Разве ты их позабыла?

— Нет. У меня места не было, — ответила, опустив голову, Люба.

— Как места не было? Ведь весь же лист пустой? — с удивлением заметила тетя.

— Это не мой лист. Это Лидин.

— А где же твой?

— На моем дырка. Он испортился, — проговорила Люба чуть слышно.

— То есть это ты его испортила?

Тетя пожурила Любу за неаккуратность, нашла, что занималась она слишком мало, так как было всего половина двенадцатого, и велела принести басни Крылова. Люба уселась на табурет подле тетиного столика и заунывным голосом, с тоскливым видом стала читать вслух, какая бывает "беда, коль пироги начнет печи сапожник" и свою любимую басню про щуку и кота. На этот раз басня Любе совсем не понравилась.

Тетя осталась очень довольна Колиным письмом. Он писал совсем как большой, без линеек, и подробно рассказал маме про свои занятия, про все свое дачное житье-бытье.

— Молодец, Коля, отлично! — сказала, потрепав его по щеке, тетя. — Ну, Лиде я этого не скажу. Ты уже большая девочка, тебе пора бы поскладнее писать.

"Мама, голубонька моя, душечка, скажи няне, — читала тетя в середине Лидиного письма, — что я теперь всегда умею одеваться сама. Я сама застегиваю туфли, дорогая моя, и завязываю шнурки, мама милая, тоже сама. И юбку, мамочка душечка, завязываю тоже сама. А Матрена мне только платье застегивает, потому что у лифа, знаешь, мамочка моя золотая, крючки сзади и я не могу сама руками достать на спине. Матрена очень больно царапается гребенкой по голове, и я скоро научусь причесываться тоже сама…"