Георгий Жженов - От 'Глухаря' до 'Жар-птицы'

При явной очевидности отсутствия какого-либо состава преступления в поступке Бориса Жженова, объясняемого к тому же уважительными мотивами, ему все же было предъявлено обвинение по статье 58.10 УК "за проведение контрреволюционной агитации и пропаганды". Он был осужден на несколько лет лишения свободы и отправлен в один из лагерей ГУЛАГа, откуда не вернулся.

Следом за Борисом была репрессирована почти вся семья Жженовых, коренных ленинградс-ких жителей. Незаконно лишив прописки, их выслали из Ленинграда. Георгию удалось остаться. Теперь мы знаем, кто помог ему избежать этой ссылки. Но избавиться от "всевидящего и пристрастного ока" ему не удалось.

Не помогли и "восставшие" военные прокуроры Ленинградского военного округа, которым стало известно о незаконных методах следствия, применяемых сотрудниками Заковского.

Здесь, кстати, я должен рассказать об этой истории, поскольку она имеет определенное отношение и к "делу" Жженова.

Военные прокуроры Ленинградского военного округа получили жалобу от одного арестован-ного по подозрению в шпионаже о том, что сотрудники НКВД осуществили в отношении его провокацию. Будучи верующим человеком, он попросил свидания со священником. К нему подослали "ряженого" сотрудника, который и оформил исповедь, как признание арестованного в шпионаже в пользу Польши. При проверке были выявлены и другие факты применения незаконных методов следствия. Военный прокурор Ленинградского военного округа Кузнецов сделал представление Заковскому о прекращении незаконной практики фальсификации следственных материалов и о наказании виновных. Заковский наложил резолюцию: "Так было, так и будет". И не только нагло отмел требования военного прокурора, но и обвинил его во вредительстве, в противодействии борьбе с врагами народа. При попустительстве тогдашнего главного военного прокурора Розовского диввоенюрист Кузнецов был арестован и приговорен к 15 годам лишения свободы. Ряд военных прокуроров округа также были наказаны "за ослабление борьбы с контрреволюцией и притупление бдительности".

Это буквально развязало руки авантюрным типам, в изобилии оказавшимся на следственной работе в аппарате Управления НКВД г. Ленинграда. Их начальник Заковский торжествовал победу.

В это время он лично и подписал очередной ордер на арест Г. С. Жженова, еще одного шпиона, не сумевшего ускользнуть от бдительного "ока". Повод для ареста нашелся. В Управлении НКВД г. Ленинграда поступили сведения о состоявшемся знакомстве Жженова с американским подданным Файвонмилем, одним из служащих посольства США в Москве. Как говорится в пословице - на ловца и зверь бежит...

Арестованный Жженов надеялся, что его внимательно выслушают следователи. Он расскажет, как случайно состоялось в поездке знакомство с Файвонмилем актерской группы, следовавшей в Комсомольск-на-Амуре сниматься в картине "Комсомольск". В открытой беседе, которая состоялась с американцем, не было ничего предосудительного, преступного.

Но надежды Георгия Степановича не оправдались. В ответ он услышал от следователей Кириленко и Моргуля грубую брань, оскорбления, угрозы. Показания, которые давал Жженов, их не устраивали. Им было нужно признание.

Конечно, никто не был свидетелем истязаний и издевательств, которые учинили палачи Кириленко и Моргуль над Жженовым, но из нашей практики привлечения следователей-преступников к уголовной ответственности за применение незаконных методов следствия мы знаем, как они без смущения рассказывали на суде об этом "конвейере", считая его одним из самых "эффективных методов разоружения врагов". Они веровали сами и пытались убедить судей, что делали "правое дело", боролись с "врагами", которых "голыми руками не возьмешь", для них нужны "ежовые рукавицы". И снабдил их ими не кто иной, как сам Сталин.

А теперь обратимся к самому первому протоколу допроса, от 7 июля 1938 года, который следует за ордером на арест и как бы сразу оправдывает решение об аресте Георгия Степановича.

Из учиненных в протоколе допроса записей следует, что Жженов дал согласие Файвонмилю стать агентом американской разведки, получил задание собирать сведения о воинских частях Красной Армии, об их расположении в Ленинградском военном округе и вооружении; установить место нахождения в Ленинграде военных заводов и сообщать о количестве вырабатываемой ими продукции.

"Сочинителей" этих показаний нисколько не смущало, насколько нереальны подобные задания для человека, чья профессия - киноактер.

Что же "передал" Жженов американской разведке?

Он "сообщил" о перспективах развития Комсомольска-на-Амуре, о его промышленном и военном значении (ведь артист Жженов только что возвратился из Комсомольска-на-Амуре, где участвовал в съемках кинокартины).

"Сообщил" американской разведке он и о "политических настроениях киноработников "Лен-фильма", где трудился с 1932 года (оказывается, в этом американская разведка остро нуждалась!).

На последующих допросах Жженов требовал от следователей записать, что показания первого допроса являются вымышленными. Он подтвердил лишь факт случайного знакомства с Файвон-милем и последующих встреч с ним, подчеркивая, что они всегда происходили в присутствии других лиц и были вполне невинными. Подобный поворот событий не устраивал следователей, но Георгий Степанович был тверд, непоколебим. Он вступил в открытую борьбу с фальсификатора-ми, заранее предвидя, что его ожидает...

С этого времени Жженов пишет одну за другой жалобы, пишет всем, как он выражается, от кого может зависеть вмешательство в объективное решение его судьбы.

Но все его письма "канут в Лету". Многие из них вообще не выходили за пределы тюремных стен или лагерей. Действовала жесткая цензура, тем более в отношении письменных заявлений, где сообщалось о пытках и избиениях.

А те жалобы, которые все же прорывались через запретные ограничения и кордоны и поступали адресатам, как правило, надлежащим образом не рассматривались.

Так обстояло дело, к глубокому сожалению, и в аппарате Прокуратуры СССР, и в аппарате Главной военной прокуратуры, сотрудники которых обязаны были нести повышенную ответственность в надзоре за соблюдением законности в отношении лиц, находящихся под следствием или отбывающих наказания в местах лишения свободы.

Несколько жалоб Жженова все же дошли до Главной военной прокуратуры. Их разыскали в подвале-архивохранилище, где они пролежали почти 20 лет.

Стоит некоторые выдержки из них процитировать:

"Во имя каких "высших соображений" - известных только моим следователям,- спраши-вает Жженов,- и никому больше, нужно было посадить меня в тюрьму, оклеветать и сделать преступником?" Но ответа на свой вопрос Жженов так и не получил.