Аркадий Селиванов - Чертополох

Банкир умолкает и смотрит на часы.

— Я не ревнив, Магда, — добавляет он, застегивая перчатку. — И когда все будут у ваших ног, я не стану мешать свободному выбору вашего сердца.

Погасла сигара и погасли холодные глаза банкира.

— До свиданья, Магда, — говорит он, пожимая ее, слегка похолодевшие, пальцы. — Я умею ждать, а вы подумайте… А пока, вот, возьмите маленький задаток.

И темный кожаный футляр ложится на колени Магды.

Банкир уходит.

Хлопает внизу дверь подъезда, рявкает гудок автомобиля, а Магда все еще сидит неподвижная и задумчивая, но уже играет улыбка в уголке рта и под стрелами ресниц и открывает Магда кожаный футляр.

На фиолетовом бархате тихо дремлют искристые зерна. Погасающий день не разбудит их уснувших молний. Но встает Магда и зажигает ночные огни. И живет ожерелье, трепещут алмазы и огненной струйкой бегут между тонкими пальцами.

Магда зовет к себе Рэджи и одевает алмазную нитку на его толстую, крепкую шею. И молча сидит перед ней равнодушный и дремлющий Рэджи, но она тормошит его и пляшет радуга вокруг страшной головы и весело хохочет Магда.

Когда на улицах зажигают фонари, перед домом Магды, на красивой танцующей лошади, медленно двигается конный городовой, а немного дальше на углу останавливается его двойник, неподвижный, как изваяние из темной бронзы.

И не спеша, посматривая по сторонам, прогуливаются вечерние прохожие, рослые, плечистые, с лихо закрученными усами.

С медной, ярко начищенной бляхой на широкой груди, стоит у ворот старший дворник и в трепетном ожидании, словно прилипнув к парадной двери, замирает швейцар.

Но, вот, у подъезда останавливается скромная карета и из нее выходит крепкий, высокий старик.

Бережно, точно хрустальную люстру, вешает швейцар генеральское пальто и долго смотрит во след старику и кажется жизнь ему сказкой.

А Магда на верху, в своем будуаре, мельком оглядывает себя в широкое зеркало и медленно идет навстречу всесильному гостю.

— Bonjour! — говорить генерал. Не спеша, одну за другой, целует руки Магды и зорко смотрит в лицо.

— Вы сегодня бледны, моя радость. Вы совсем не выезжаете, затворница.

— Откуда вы знаете?

— Я знаю все… — слегка морщится генерал и опускается в широкое кресло.

— Я знаю всех, кто бывает у вас.

Мгновенный, неуловимый луч испуга промелькнул в бархатных глазах Магды, но она уже улыбается.

— Кто ж эти все?

— Пока только двое, поэзия и биржа, — отвечает генерал. Ироническая улыбка кривит сухие тонкие губы. — Я не жаден, пусть их любуются вашей красотой.

Магда уже весело смеется.

— Ох, mon general, как вы великодушны… Но… мне уже начинает надоедать ваше отеческое всевидящее око… Я уже подумываю уехать.

— Милая Магда, я сумею удержать вас.

Генерал встает и задумчиво ходит по комнате.

— Вы забыли наш уговор? Я просил у вас полгода ожидания. Только полгода, а затем…

Теперь встает и Магда. Высоко вздымается грудь ее и сходятся темные дуги бровей.

— А если я уже не хочу. Слышите? Не хочу ничего того, что будет затем? ..

Генерал пожимает плечами и продолжает свою прогулку.

— Вы больны, Магда. Весна портит ваши нервы. А, впрочем… Как вам угодно. Каждую минуту вы можете нарушить наше условие…

— И вы, конечно, будете мстить?

— О, нет. Я только умою руки.

Тихо в комнате. Магда снова опускается на свой диванчик и сидит задумчивая и безмолвная. Все еще сдвинуты брови, но уже гаснет гневная вспышка и ровнее дышит высокая грудь.

И в тишине неожиданно мягко звучит старческий голос:

— Вспомните, милая Магда, сколько раз я исполнял прихоти вашего доброго сердца. Вы никогда и ничего не просили для себя, но всегда для них.. . И я был верным слугой ваших желаний. Я делал все, что было в пределах моей власти и моей солдатской присяги. Я много сделал, Магда, и кто знает?.. Еще не зашла моя звезда…

Умолкает генерал. Садится рядом с Магдой и берет ее руку в свои жесткие сухие ладони.

— Черствым, стариком без сердца, — зовут меня люди. Но вы, моя Магда, умница Магда, вы знаете — а la guerre, comme a la guerre… Люди… Ох!..

Долго и желчно смеется старик.

— Высоко дерево человеческой подлости, Магда. Снизу-то его и взглядом не окинешь, а вот как взберешься по нашей лестнице, так и встанет оно перед тобой во всей своей красе. Люди… Они знают каждый шаг моего пути, каждое слово мое им известно и сосчитаны все ордена… А знал ли я когда-нибудь личное счастье?.. Знал ли я… Впрочем, зачем это?

Генерал встает и снова ходит из угла в угол, но уже, как искры под пеплом, вспыхивают под густыми бровями маленькие серые глаза.

— Я солдат, Магда. Таким я был для них и останусь. Я поставлен на страже «сегодня», и все его враги — мои враги…

— А сколько невинных? — тихо спрашивает печальная Магда.

— Что делать? Что уж мы? Но, говоря высоким штилем вашего поэта, и под ногами идущего широким полем к далекому храму часто гибнут цветы…

— Так там хоть храм.

— Храм? Ха-ха!.. Плохой материал человечество, Магда, ненадежные кирпичи современные людишки, не хватает им цемента справедливости и никогда, никогда не закончат они постройку своего храма. А если и закончат, то все равно на фронтоне, вместо гордой надписи: «человеческое счастье», историки напишут; «театр-иллюзион»…

Смеется старик и хочется Магде подразнить его.

— А если напишут «свобода»?

— Ох, Магда… Пробовали уже… Свобода — прекрасное блюдо, только его нужно подавать под соусом культуры, иначе derenge d’estomac…

Морщится Магда, а старик уже вынимает часы.

— Разболтался я с вами, а меня ждут. Ну-с, моя радость, заключим пока перемирие… Успеем еще повоевать. Не прислать ли вам завтра лошадей? Вам нужен воздух.

— Нет, mersi! — отвечает Магда и дает ему свои руки.

Из-под стола выходит Рэджи и провожает генерала.

Магда снова одна.

Раскрывает она желтый томик, машинально пробегает глазами по черным строчкам чужих светлых вымыслов и снова бросает его.

Подходит к роялю, поднимает крышку и, не дотронувшись до жадных клавиш, отходит к окну и опускает тяжелые занавеси.

Вот она уже у зеркала. Непослушная золотая прядь волос целует белый лоб Магды. Горят неспокойно глаза.

— Рэджи! — зовет Магда и тянет к себе за короткие уши вечно оскаленную морду.

— Рэджи, ты слышал? «Только двое», сказал он. Только двое…

Затихают колокольчики смеха, нервные и серебристые, и смотрит на часы нетерпеливая Магда.

И снова тормошит она бедного Рэджи. Но Рэджи привык уже, он знает: Магда ждет.

И поздней ночью, когда город засыпает в своей холодной каменной постели, по черной лестнице приходит Федька-маркер.

Магда сама открывает ему. Радостно хлопочет вокруг стола, за которым сидит ночной гость, смотрит на него, не отрываясь, пока он молча ест и пьет, вытирая рукавом красные губы под черными усами.