Пётр Гнедич - Деньги

Священник, дававший ему уроки, был очень доволен ясностью его изложения и говорил своим духовным дщерям:

— Логика у вашего Толи не оставляет желать ничего лучшего, а любознательность его знаменует острый ум и способности недюжинные.

Иногда Толя допрашивал священника:

— А какое право имел фараон удерживать евреев в Египте, если они этого сами не хотели?

Отец Пётр вздыхал.

— Мало ли чего кто не хочет. За Фараоном было право сильного.

— А отчего же Моисей не обратился к посредничеству Ассирии или Греции? Он имел вполне на то право?

«Острый ум, обострённый чтением газеты!» — думал законоучитель и часто становился в тупик перед бойкостью ученика, который хотел выискать логические выводы там, где надо было воспринять факт без всякого раздумья.

— И на пользу такой ум, и может быть на вред, — говорил сёстрам отец Пётр, — остерегайтесь!

По всем наукам Толя учился хорошо. Учителя к нему ходили на дом. Он усердно занимался, да и способности у него были действительно хорошие. Рос он один, без товарищей, и единственной его подругой была девочка Саша.

Саша не была в числе прислуги тёток. Она была дочь сторожа с соседнего двора. Соседний двор принадлежал какому-то богатому фабриканту и там были сложены старые ржавые трубы, котлы и колеса. Всё это громоздилось батареями и бастионами, и их горы превышали каменную ограду сада. Когда Толя ещё был совсем маленьким мальчиком, он с особенным наслаждением и тайным страхом смотрел на эти громоздившиеся чугунные массы, и они ему казались сказочными чудовищами. Он пробовал, потихоньку от тёток, взбираться на ограду, чтобы узнать, что там делается, на соседнем дворе. И он узнал, что двор огромный, что там бесконечное множество этих чугунных предметов, что там живёт белая, лохматая собака и маленькая белокурая девочка. Девочка всегда была во дворе, и только когда шёл дождь, скрывалась в деревянную сторожку её отца, приткнутую у самых ворот серенького забора, выходившего в глухой переулок.

— Как они не боятся жить без прислуги? — думал мальчик. — Такой большой двор, — там должно быть там страшно, особенно ночью при луне; там могут между труб водиться змеи и жабы; там, может, живут разбойники. А девочка лазит по этим трубам, и весела, и всегда что-то напевает?

Один раз Толя сидел со старшей тёткой в саду и читал ей вслух какую-то длинную сказку, написанную длинными стихами. Они сидели под липами, только что опушившимися весенними листьями. Тётка усиленно сморкалась и куталась в мягкий платок, хотя было почти жарко. Против них, за кустами, белела стена ограды, и дальше — чернели трубы. Тётка рассеянно поводила глазами кругом и вдруг с удивлением остановила их на неожиданном явлении. На голубом, слегка зеленоватом фоне неба, по которому клочьями плыли обрывистые облака, легко и ясно обрисовывалась фигурка белокурой девочки, в синем платьице, с розовой, ленточкой в волосах. В руках у неё был кусок ситника, и она с удовольствием его жевала. Её синие глазки смотрели на старуху и на мальчика, без страха, но с любопытством.

— Тебя как зовут? — вдруг спросила Варвара Павловна, прервав чтение.

— Сашей, — откликнулась сверху девочка.

— А кто твой отец? Василий-кузнец?

— Василий-сторож. Он сторожит Масловский двор.

— А твою мать как зовут?

— Мамка в земле. Как родила — померла.

Последняя фраза как-то странно прозвучала у ребенка. Тётка перевела глаза на племянника. Ведь и у того мамка «как родила, так и померла».

— А братья и сестры есть у тебя? — спросила старуха.

— Не. Я одна у тятьки.

— А ты тятьку любишь?

— Известно, люблю.

Тема для разговора иссякла.

— Ты вот что, — начала опять Варвара Павловна. — Ты скажи отцу, чтоб он к нам зашёл, у меня к нему дело.

— Ладно, — отозвалась Саша. — Я пока посторожу.

— Что ты посторожишь?

— Чтоб котлы не украли.

Старуха засмеялась.

— Нет, ты тоже приходи, я тебе варенья дам. Придёшь, не забудешь?

— Приду.

В тот же день, — уже под вечер, — ей доложили, что по её приказу явился соседний сторож Василий. Его велено было провести на террасу. Это был бравый, черноусый солдат, с свежим, весёлым лицом и бритым подбородком с ямочкой.

— Здравия желаю, ваше превосходительство. Дочка сказала, что приказали мне прийти.

Обе тётки посмотрели на него в пенсне и нашли, что он очень «импозантен».

— Вот что, мой милый. — заговорила Варвара Павловна. — Я знаю, что ты сторожишь соседний двор. Тихо у тебя?

— Так точно, у меня тихо.

— Я слышала, что прежде там на дворе разные босяки ночевали — по котлам прятались?

— Так точно, прятались, ваше превосходительство. А теперь не прячутся.

— Что так?

— Я их сам пущаю.

Старуха всполошилась.

— Бродяг?

— Так точно. Им ночевать негде. Тоже не собаки.

— Так они нас когда-нибудь обкрадут?

— Ни Боже мой! Ежели я им снисхождение делаю, так они это чувствуют.

Старухи с трудом могли переварить такой своеобразный альтруизм.

— Я вот что хотела сказать, — начала Варвара Павловна. — Я хочу дать тебе три рубля в месяц, чтоб ты этот бок сада берег.

— Покорнейше благодарим. Да я и так берегу. Можете положиться. А деньги зачем же брать?

Это старух ещё больше удивило.

— Нет, уж если мы тебе платим, ты рассуждать не смеешь, — заметила младшая.

— Как угодно, — согласился Василий, — покорнейше благодарим.

— А что ж ты дочку не привёл?

— Нам двоим отлучаться несподручно. Она дом стережёт.

— А ей сколько лет?

— Девять.

— Ну, придёшь домой, присылай её сюда.

— Слушаю. Счастливо оставаться.

Он сделал налево кругом и молодцевато вышел.

— Что это — бессребреник? — спросила Вероника. — Почему он от денег отказывается?

— Он, ma chere, может, какой-нибудь секты, — догадалась Варвара Павловна.

Через четверть часа пришла девочка. Она конфузливо остановилась у двери и растерянно улыбнулась. На неё внимательно посмотрели в лорнеты, а Толя исподлобья глянул на неё, прикрывшись книгой.

— Ты реверанс умеешь делать? — спросила Вероника.

Девочка посмотрела на кислое лицо вдовы и не решилась ответить.

— Сделай, милая, книксен, — предложила Варвара.

Девочка перевела на неё глаза и опять ничего не сказала.

— Она совсем деревенщина, — заметила Вероника. — Её надо учить. Но сперва, чтоб она не боялась, дать ей варенья.

Сашу посадили на стул, дали варенья и смотрели, как она ест.

— Сама чистенькая, но ногти грязные, — решила Варвара. — Надо её выучить чистить ногти.

После варенья её выучили делать книксен и показали, что значить чистить ногти.

— Если у тебя будут чистые руки и ты будешь уметь делать реверанс, то можешь каждый день ходить к нам в три часа — гулять в саду.