Пётр Гнедич - Деньги

— Какая дуэль у вас? — спросил Петропопуло.

Анатолий глянул на жену.

— Ты взяла со стола мою записку, — сказал он. — Я знаю, потому что её нашёл. Это нехорошо.

— Жена всегда может брать записки, что муж получает, — отозвалась maman.

— Ну, по закону это не совсем так, — заметил зять.

— Да, да, по закону жена не может, — подтвердил Евстратий Константинович. — Так какая же дуэль?

— Это всё равно, — сказал Анатолий, — вас она не касается. И я приехал сюда совсем за другим. Очень рад, что и Леночка здесь. Что же вы — дадите приданое?

Петропопуло весело покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Того приданого, о котором мы говорили, я вам дать не могу. Обстоятельства переменились.

— Тогда я вас попрошу оставить у себя Леночку, — невозмутимо сказал Анатолий.

Леночка вскрикнула и кинулась к нему на шею.

— Не бросай меня, Толя! — плакала она.

— Я, милочка, не хочу тебя бросать. Но твой отец человек коммерческий и хочет сплутовать…

Евстратий Константинович попросил дочь немножко подождать и не перебивать мужчин.

— Вот что, — сказал он, — документы я Леночке выдам, вы можете быть спокойны. А вот поговорим насчёт брильянтов, что вы взяли.

— Я их отправил в переделку, — смущённо сказал он.

— Совсем этого не надо. Вы назад их привезите и продайте мне.

— Продать? — изумлённо спросил зять.

— Ну, да, — подтвердил тесть. — Ведь они теперь ваши. Деньги вам нужны. Ювелир вам даст половину. Вот мы оценим их у ювелира, — и я ещё тридцать процентов к его цене накину. Брильянты у нас останутся, — ей же, дочке, пойдут, — а выкуплю я их у вас из её же денег. Вы это умно сделали, что взяли их. Ах, как хорошо сделали!

— Так я буду без брильянтов, папа? — плаксиво спросила Лена.

— Зачем без брильянтов? Тебе мать подарит, я подарю, — всё хорошо будет.

— Ну что ж… с шелудивой собаки хоть шерсти клок, — проворчал Анатолий.

— Этот год, так и быть, живите здесь, — отчаянно махнув рукой, сказал Петропопуло. — Жену и Фанню у вас оставлю. Может, она тоже замуж выйдет.

— Кто же платить за квартиру будет? — спросил товарищ прокурора.

— Пополам. Часть — ты, часть — я.

— Я больше шестисот не дам.

— Это мало.

— Папочка, не торгуйся! — не выдержала Леночка и опять повисла у отца на шее.

— Ну, уж так и быть. Я всё даже на себя возьму. Только вы кормите их и дрова покупайте. Вот я какой! Я на всё пойду: мне ведь не жалко денег. Я не скупой, я совсем не скупой человек. А только я терпеть не могу бессмысленных трат. Есть возможность быть экономным — экономь. Надо широко жить — живи широко. Вот я какой. Ну, давай же мириться: ведь ты за алмазы-то тысяч тридцать выручишь.

— Больше! — сказал Анатолий.

— Больше? Ну, там поторгуемся. А теперь поцелуй меня, Ленку — всех перецелуй и пойдём завтракать. Так по-семейному, хорошо. А в дуэль я не верю — дуэли не будет.

И они сели по-семейному завтракать.

Дуэли не было. Анатолий со своими спутниками приехал в назначенный пункт, близ Филей, и тщетно прождал целый час; потом явился какой-то неизвестный, в наглухо застёгнутом коричневом пальто и в чёрном котелке. Он вежливо поклонился, подойдя прямо к Анатолию, и ещё вежливее сказал:

— Господин Перепелицын находится под домашним арестом, — вы его не дождётесь.

— Кто же это распорядился? — хмуро спросил Анатолий.

— А не всё ли это вам равно-с? Из особенного к вам внимания, оставили вас в стороне. Но ежели ещё повторится такой случай, то весьма возможно, что и вас тем или иным путём задержат.

— С кем имею удовольствие?.. — начал Анатолий.

— Это всё равно-с, — скромно ответил неизвестный. — А только я предупредить хотел: и впредь ничего подобного не будет допущено-с. Имею честь кланяться.

Наташа в тот день ещё раз была у Перепелицына. Неизвестно, о чем они говорили, но вечером в «Славянском Базаре» была получена на имя Анатолия следующая записка:

«Я совершенно удовлетворён принятием вами вызова и дальнейших притязаний не имею. Не я виновник того, что нам не пришлось встретиться. Если вы хотите покончить это дело навсегда, я буду рад. Прибавлю одно: я бы не желал, чтобы мы узнавали друг друга при встречах»…

На это получился ответ:

«Очень рада не узнавать вас. Вообще сожалею, что мы встретились. Ошибку эту постараемся исправить дальнейшей жизнью, избегая самой возможности встречи».

В тот же вечер Перепелицын сделал Наташе предложение. Она попросила подождать год со дня смерти отца. Алексей Иванович покорно наклонил голову.

В деревянном доме Вероники Павловны постоянно много народу. Даже траурное платье самой хозяйки и Наташи не мешает общему настроению. Особенно оживляет всех Иван Михайлович. После двухнедельного пребывания в Египте, где он условился о будущих постройках, ему стало почему-то особенно весело. Он по утрам занят проектами, а с обеда безвыездно сидит у тётки. Он полюбил лунные вечера, к которым прежде не чувствовал пристрастия. Впервые они ему понравились на пароходе. Теперь ему вероятно Тотти напомнила южные ночи, — и он, приглядевшись, нашёл, что и на севере они могут быть очаровательными. Тотти всегда любила вечерние прогулки, и потому у неё оказался неизменный спутник.

Окоёмов тоже бывает по вечерам и, если сидит долго Сашенька, сидит и он. Сашенька его дразнит, что у неё молодой и красивый жених. Генерала, зараз и хмурится, и смеётся. Вероника Павловна переделывает совершенно завещание и душеприказчиком назначает Ивана Михайловича. Она диктует на разные лады черновики Окоёмову, тот пишет карандашом, крупным почерком, и просит, чтоб Сашенька не дышала на него. А Сашенька всё заглядывает через локоть и дышит.

«…Всеми наличными деньгами, — диктует старуха, — как лично моими, так и полученными мною от покойной сестры моей Варвары, — я поручаю распорядиться племяннику моему Ивану»…

— От нотариуса бумага, — мрачно говорит лакей, подавая Веронике Павловне рассыльную книжку.

— От нотариуса? — удивляется старуха. — Я с нотариусами дел не имею. Пусть прочь идёт.

— Я тоже гнал его, — подтверждает лакей, — да он не уходит.

— Не желаю получать я бумаг, — кипятится старуха.

— Это от вашего Анатолия письмо, — говорит Окоёмов, оседлав нос пенсне.

Все изумлены.

— Как от Анатолия? Что с ним? — спрашивает старуха и обращается к лакею.

— Ну, распишись, что принял, да скажи, чтоб больше не смел приходить…

— «Милостивая государыня, Вероника Павловна»… — начинает Окоёмов и сам качает головой. — Хоть бы написал «любезная тётушка»… Нехорошо!

— Ну, дальше, дальше, — торопит старуха.

— Да что дальше. Говорит о завещании Варвары Павловны и насчёт его части… «Не заставьте меня прибегнуть к нежелательным по отношению вас, но законным мерам».