Александр Федоров - Королева

Они снова посмотрели друг на друга неподвижными, широко открытыми глазами и бросились к воде.

Вода молчала, точно вор, спрятавший свою добычу и уверенный, что у него её не найдут и не отымут.

Ни слова не говоря, Курчаев полез в воду. Маркевич бросился за ним. Но ни тот, ни другой не умели плавать. С отчаянным видом пошарив руками и ногами, возле себя, они испуганно и сконфуженно вылезли на берег.

Маркевич, как наименее потерявшийся, схватил весло и, погрузившись снова по пояс в воду, стал шарить веслом впереди. Но и это занятие оказалось бесплодным.

— Утонул! — пробормотал Курчаев, едва шевеля сухим и одеревеневшим языком.

— Утонул! — повторил Маркевич.

В это время сзади их послышались тревожные голоса:

— Что такое? Что случилось?

— Почему вы кричите Серёжу?

Курчаев и Маркевич едва успели натянуть на себя белье и часть платья, как появились королева с распущенными волосами и Ольга.

— Ради Бога… Что случилось? Серёжа…

— Утонул!.. — выпалил Маркевич, разводя руками. Страшный крик вырвался у Ольги. Она рванулась куда-то вперёд, потом зашаталась и без чувств грохнулась на песок.

Все бросились к ней. Королева с помутившимся взглядом глядела то на Ольгу, то на воду.

Она была бледна и со своими распущенными по плечам и спине волосами сама напоминала ангела смерти.

Пока Курчаев и Маркевич приводили в чувство Ольгу, королева опомнилась и стала быстро расстёгивать лиф.

— В каком месте он утонул? Как это было? — сухими и мертвенно-бледными губами спрашивала она у мужчин.

Те передали ей, что знали, продолжая брызгать в лицо Ольги водою.

Приказав им отойти в сторону, королева быстро сняла с себя всю одежду и бросилась в воду.

Она хорошо плавала и ныряла и с отчаянной решимостью погружалась на самое дно, разыскивая утопленника.

Она на минуту только показывалась над водою, чтобы запастись воздухом и снова исчезнуть в глубине.

Ольга стала приходить в себя и почти безумными глазами оглядывалась кругом, спрашивая, не кошмар ли так напугал её. Её охватила такая слабость, что она не могла пошевелиться. В это время королева опустилась ещё раз на довольно глубоком месте. Несколько мгновений её не было видно, и вдруг она с лицом, посиневшим от ужаса, вынырнула с криком на поверхность и рванулась прямо к берегу.

Все думали, что она наткнулась на утопленника, но это было не то: она задела на дне ногою за корягу и едва могла выбраться наружу, осадив себе до крови кожу на ноге.

— Это безумие! — бросился к ней бледный и трясущийся Курчаев. — Так нельзя… Вы утонете сами…

Он совсем забыл, что она не одета, но она махнула ему рукою, стоя по горло в воде, и он опомнился и отошёл обратно. Тогда, обессиленная, отчаявшаяся, она вышла из воды и наскоро оделась, повторяя посинелыми губами:

— Господи, да что же это такое? Господи, да что же это такое?..

— Утонул? — как-то машинально спросила её Ольга.

Королева ничего не сказала и закрыла лицо руками.

— Утонул… утонул… — безумно повторяла, сидя на песке Ольга.

Рыбачья лодка появилась у поворота.

— Сюда! Сюда! — закричал Курчаев.

Рыбак послушно направился к берегу.

Было ещё не поздно. Прошло не больше пяти минут с тех пор, как Серёжа утонул.

Курчаев быстро объяснил ему, в чем дело, но рыбак вынул трубочку и вовсе не собирался лезть в воду разыскивать утопленника.

— Ищи! — заревел на него Курчаев, и если бы тот не стал мгновенно раздеваться, он со всем, с трубкой, несомненно швырнул бы его в воду.

Рыбак, с испуганным лицом, для вида, проболтался в воде и, трясясь перед Курчаевым, не то от страха, не то от холода, так как становилось уже свежо, заявил:

— Нет, ваше благородие. Тут надо сетями действовать. Дозвольте, я неподалечку за рыбаками съезжу: у них сети есть, а окромя того промежду них есть один парень, Окунем прозывается, он беспременно утопленника найдёт.

У Курчаева опустились руки.

— Ладно, — согласился он. — Пусть приедет Окунь и рыбаки с сетями. Я им за это заплачу.

Но не всё ли равно теперь, кто бы ни приехал. Если бы утопленника и нашли, его нельзя было бы вернуть к жизни.

Занятый разговорами с рыбаком, Курчаев не видел, что творилось с Ольгой, и только теперь оглянулся, слыша встревоженные голоса.

— Пустите… Пустите… — хрипло настаивала Ольга вне себя, порываясь броситься в воду за Серёжей. — Я найду его… Пустите… Пустите…

Её с трудом удерживали королева и Маркевич.

— Пустите… Пустите… — повторяла она и, оттолкнув обоих, очутилась у воды.

Курчаев бросился к ней и вовремя удержал её сильными руками.

Она снова забилась, стараясь вырваться и всё повторяя одно и то же слово «пустите» и, обессилев, вдруг истерически беспомощно зарыдала.

Прибывшие вскоре вместе с Окунем рыбаки напрасно искали утопленника сетями и баграми. Напрасно и Окунь показывал своё искусство, ныряя, как дельфин, и даже для чего-то кувыркаясь в воде. Утопленника не было.

— Надо полагать, его вниз снесло. Экая быстрина-то! — говорили рыбаки.

— Сила!

— А то под корягой застрял. Вся река в корягах: вон сеть-то, как порвали. Заплатит ли ещё? — сомневался тот же рыбак, искоса поглядывая на Курчаева.

— Заплатит… Богатый, слышь… Архитекторов брат…

— Через три дня выплывет.

— Как пузырь в животе лопнет, так беспременно выплывет.

— Лови его… А может, он во-о где отседова будет через три дня-то!.. — неопределённо махнул он рукою вдаль. — На Светлой…

— А то ещё дальше.

— Не… Беспременно за корягу заденет. Этак же летось было… — начал рассказывать Окунь, но его перебили…

— Айда вентеря ставить! Время.

Пылающий закат обнял небо и деревья, и воздух и реку. Всё вокруг приняло золотисто-розовый отсвет, точно оделось в праздничную воздушную ризу для вечерней молитвы. Река бережно и нежно хранила отражения розового неба и точно впитавших в себя этот волшебный и чарующий блеск деревьев. Казалось, она перестала струиться, замерла, боясь шевельнуться, чтобы не нарушить этого очарования… Бог весть откуда взявшиеся перистые облачка, точно наваленные грудой лепестки роз, рассыпались и таяли высоко в небе.

Вечерняя тишина была полна кротости и мира, и её неприятно нарушали сдержанно-встревоженные голоса и движение на песчаной косе, где среди шевелившихся людей всё ещё горел костёр и кипела в чайнике вода, с болтливым бульканьем поднимая его крышку и падая из носика пузырчатыми капельками на горящие головни.

Окунь давно уже посматривал на чайник и наконец не выдержал.

— Невредно бы чайку горяченького… Продрог я больно! — ёжась для пущей убедительности, деликатно заявил он своим.

— Н-ну!.. — строго прикрикнул на него отец, указывая глазами на поражённую горем сестру утопленника. — Собирайся-ка лучше.