Лидия Авилова - Наследники

— Живу — ничего, и умру — ничего. Нет ли ещё новенького?

— Фурор! В первый раз в Петербурге! — смеясь сказал Маров.

— Нет! К чёрту! Надоело всё это, — апатично заметил князь. — Ещё чего-нибудь!

— Андрюша, иди к maman, — сказала Вера, заглядывая в дверь.

— Куда? Наверх? — с притворным ужасом спросил молодой князь.

— Ну, да. К ней.

— О, зачем я не ушёл купаться с Димой! — вздохнул Андрей, потянулся и стал лениво приподниматься.

— Ты звала меня — и я налицо, — сказал он, входя в комнату матери.

Он тяжело опустился на низкий пуф около кресла княгини, взял её руку и поцеловал. Княгиня сидела у окна и держала в руке крошечный носовой платок. Глаза её были заплаканы и красны.

— Случилось что-нибудь? — с лёгкой тревогой спросил Андрей.

— Ты спрашиваешь? — в приподнятом тоне заговорила княгиня. — Но разве ты сам не видишь?

— Не вижу, maman.

— Разве ты не знаешь, на что пошёл твой отец, чтобы спасти тебя?

— Не знаю, maman. На что он пошёл?

— Но он принуждён был занять у этого… этого Гарушина. Тот ещё ломался, чуть не отказал. Теперь мы принуждены принимать его, заискивать в нем… Про него ходят ужасные слухи. Всё состояние своё он нажил тем, что разорял других. Ради тебя мы решились накинуть эту петлю, но она душит нас!

Княгиня заплакала.

— Условия, кажется, не тяжелы? — тихо заметил сын.

— Но отчего они не тяжелы? Этот человек никогда ничего не делал даром! Когда он входит сюда, я чувствую, что он оскорбляет нас.

— Это немножко фантазия, maman. Я, напротив, заметил, что он чрезвычайно почтителен.

— Он оскорбляет нас! — запальчиво повторила княгиня и слегка стукнула кулачком по столу. — Он тешится нашей зависимостью и необходимостью переносить его присутствие. Я не могу, не могу! — Она закатила глаза и закрыла лицо платком.

Андрей молчал и громко дышал, складываясь почти пополам на низком пуфе.

— Зачем он ездит так часто и привозит с собой своего сына? — тоном трагической актрисы спросила княгиня.

Андрей продолжал дышать.

— Этот сын… У него не дурные манеры, я не говорю! Но что ему надо у нас?

— Ты думаешь, ему что-нибудь надо? — со скукой и недоумением спросил князь. Княгиня горестно потрясла головой и развела руками.

— Послушай, Andre, я могу говорить об этом только с тобой. Твой отец стал слаб и нервен. Последний удар сильно поразил его. Теперь он немного успокоился. Но я не спокойна! Я вижу вещи, которые… Я угадываю… Словом, мне кажется, что этот Гарушин чуть ли не метит в зятья.

Княгиня криво усмехнулась и высоко подняла голову. Андрей встрепенулся.

«Чепуха! — сейчас же решил он про себя. — Дочери у него нет и мне жениться там не на ком. А недурно бы! — прикинул он приблизительную долю состояния воображаемой невесты. — Впрочем, к чёрту!»

— А если он метит? — с ударением повторила княгиня.

— Дочери у него нет? — для полноты уверенности спросил Андрей.

— У него есть сын! — крикнула мать.

«Меня, значит, не женят», — сообразил опять князь и вдруг лениво улыбнулся.

— У Веры было бы крупное состояньице! При её направлении, впрочем…

— Но он — Гарушин… Дед этого Александра был мошенник и пьяница, отец — кулак.

Молодой князь не любил длинных разговоров и теперь вдруг почувствовал утомление и досаду.

— Но ты напрасно волнуешься, maman. Пока, я не вижу оснований…

— Что же ему нужно? — заговорила Софья Дмитриевна, бросая платок на стол и поднося ладони к глазам так, как будто старалась разобрать что-то на них. — Что ему нужно у нас? Постоянно? Чуть не каждый день?

— Не вели принимать, — рассеянно посоветовал Андрей.

— Да ты ребёнок! — закричала княгиня. — Ты не понимаешь, что мы не имеем права оскорблять его? Не имеем! Мы в его руках, в его власти, в его распоряжении, и наш отказ его сыну будет нашим разорением. Ты не понимаешь!

— Зачем же вы у него брали? — апатично спросил Андрей.

— Где же было взять? У кого? Надо было спасать тебя, твоё имя.

— Досадный случай! — сказал Андрей.

— Княжна Баратынцева жена господина Гарушина! — с горечью проговорила княгиня.

— Я, кажется, не буду лишней? — вдруг спросила Вера, появляясь в дверях.

— Ты подслушивала? — гневно вскрикнула Софья Дмитриевна.

— Нет… Я не подозревала, что у вас с братом тайное совещание, вы говорили громко, и я слышала невольно.

Вера не трогалась с места, княгиня и Андрей повернулись к ней, ожидая, что она будет говорить. Девушка, наконец, слабо улыбнулась и провела рукой по лицу.

— Разве это не странно, что вы уже всё решили здесь за меня? — сказала она. — Моя мать решила, что я должна ради спасения… имущества выйти за человека, которого я не люблю и не уважаю. При этом пострадает блеск имени, но я буду отстранена, и это забудется!

— Вера! — строго окликнула её княгиня. Но девушка продолжала:

— Моя мать решила за меня, что я своей жизнью могу и должна заплатить за кутежи своего братца.

— Ты бредишь! — крикнула княгиня.

— Нет, это правда! — горячо возразила Вера. — Я знаю тебя достаточно, чтобы утверждать, что твоё решение в этом деле было принято, оставался один чисто внешний вопрос. Но я? Подумала ли ты обо мне? — с заметной дрожью в голосе спросила она.

— Ты пришла оскорблять меня! — вскрикнула княгиня, хватаясь за голову.

Вера глядела на неё, и опять натянутая улыбка пробежала по её лицу.

— Я пришла сказать, что ни продать, ни купить меня нельзя. Мама! — вскрикнула она вдруг, заметив внезапную бледность княгини. — Мама, прости меня! Ну, прости…

Она бросилась к матери, опустилась на колени перед её креслом и, завладев её рукой, прижала её к своему лицу.

— Мама, не сердись… не принимай к сердцу. Если бы ты знала!.. Мне бы только чуточку уверенности, что ты любишь меня. Понимаешь, я не верю… Я мучусь. Между мной и всеми вами, моими близкими, какая-то стена. Ты никогда не хотела понять меня, а я думаю, что нельзя не понять того, кого любишь. Я зла иногда, резка, груба, может быть, но это оттого, что мне больно. Мама, скажи мне что-нибудь ласковое, одно слово!..

— Я… хотела… продать… свою дочь? — с расстановкой сказала княгиня. Она закатила глаза, горестно покачала головой и замолчала, словно подавленная. Потом она глубоко вздохнула, силой отняла свою руку у дочери и, поднявшись с кресла, величественно вышла из комнаты. Вера осталась на полу.

Никто не заметил, когда ушёл Андрей.

Вера шла по длинной аллее и следила за тем, как световые пятна и тени играли на песке, составляя неуловимую подвижную сеть. Голова у неё немного болела и глаза жгло от бессонницы и пролитых слез. Ей стыдно было вспомнить о том, как много она проплакала в эту ночь.

С тех пор, как Вера вернулась сюда из Москвы, где уже вторую зиму проводила у своей родственницы, богатой и скучающей барыни, неудачи и разочарования не покидали её. С удивлением и грустью замечала она, что отношения её с окружающими и даже с матерью становились всё более странными и натянутыми. В тоне матери часто сквозили досада и раздражение. Вера не понимала её недовольства. В Москве, окружённая людьми самых различных взглядов и направлений, в ту горячую пору жизни, когда умственные и нравственные запросы настоятельно требуют удовлетворения, Вера сумела найти и обособить маленький кружок, среди которого она чувствовала себя хорошо на совсем особый лад. Эти люди не были друзьями Веры, они даже не были особенно близки и симпатичны ей, но молодая девушка чувствовала, как они пробуждали в ней мысль, заставляя работать её, и эта работа давала ей ещё совсем неизведанное наслаждение. Случалось, что после долгих споров и сложных рассуждений, Вера с грустью думала о том, что решение того или другого вопроса, так горячо обсуждаемого, не имело, собственно, для неё никакого прямого значения. Её жизнь, казалось ей, в силу каких-то необъяснимых причин, должна была остаться такой, какой была до этой поры, не подчиняясь никаким вопросам, решение которых в теории так волновало её. И Вера замечала эту рознь, удивлялась возможности её и тут же старалась успокоиться на том, что, в сущности, она и не задавалась никакими целями: она сознала в своей жизни какой-то пробел, пополнила его и теперь должна чувствовать себя удовлетворённой.