В Вересаев - Пушкин в жизни

А. О. СМИРНОВА. Автобиография, 250.

Пушкин женат и прижил дочку; не знаю, остепенился ли, но по наружности гораздо стал скромнее и -- скучнее.

Е. А. ЭНГЕЛЬГАРДТ -- Ф. Ф. МАТЮШКИНУ, 23 окт. 1832 г., из Петербурга. Н.

Гастфрейнд. Товарищи Пушкина, II, 89.

Пушкин столь же умен, сколь практичен, он практик, и большой практик; даже всегда писал то, что от него просило время и обстоятельства.

С. А. СОБОЛЕВСКИЙ -- С. П. ШЕВЫРЕВУ, 14 ноября 1832 г., из Милана. Рус.

Арх., 1909, II, 508.

Греч предлагал Пушкину по 1.000 или по 1.200 руб. в месяц, если он вступит в "Северную Пчелу" и "Сын Отечества" и следовательно введет за собою и всю знаменитую ватагу. Несмотря на то, Пушкин отказался, дабы не есть из одной чашки с Ф. Булгариным. Это в нем похвально. В. Д. КОМОВСКИЙ -- А. М. ЯЗЫКОВУ, 16 ноября 1832 г. Истор. Вестн., 1883, т.

XIV, 535.

1832 года, декабря 1 дня... нанял я, Пушкин, у Жадимировского в собственном его каменном доме, состоящем 1-й адмиралтейской части 2-го квар. под № 132 Отделением в 3-м этаже, на проспекте Гороховой улицы, состоящее из двенадцати комнат и принадлежащей кухни, и при оном службы: сарай для экипажей, конюшня на четыре стойла, небольшой сарай для дров, ледник и чердак для вешанья белья... За наем обязан я платить ему по три тысячи триста рублей банковыми ассигнациями в год... В трех комнатах стены оклеены французскими обоями, в пяти комнатах полы штучные, в прочих сосновые,

КОНТРАКТ НА НАЕМ КВАРТИРЫ. Красная Нива, 1929, № 24, стр. 7.

Приехав сюда, нашел я большие беспорядки в доме, принужден был выгонять людей, переменять поваров, наконец нанимать новую квартеру, и следственно употреблять суммы, которые в другом случае оставались бы неприкосновенными. Честь имею тебе объявить, что первый том Островского (Дубровского) кончен, и на днях прислан будет в Москву на твое рассмотрение. Я написал его в две недели, но остановился по причине жестокого ревматизма, от которого прострадал другие две недели, так что не брался за перо, и не мог связать две мысли в голове.

ПУШКИН -- П. В. НАЩОКИНУ, 2 декабря 1832 г., из Петербурга.

С Фурштатской Пушкин переехал на Б. Морскую, в дом Жадимировского. В переписке Пушкина не указан номер дома Жадимировского, у которого в это время (1832 -- 1833) на Морской улице было два дома, один, как видно из приложенного плана (рис. 4), угловой на Гороховую улицу (ныне № 27, дом Росс. Общ. Страхования), другой наискосок, второй от угла Гороховой, ныне № 22 Тура. Жадимировские принадлежали к именитым купцам Петербурга, владели громадным числом земельных участков, были подрядчиками высочайшего двора и вообще играли заметную роль среди немногочисленного в то время купечества.

П. ЗЕТ (П. Н. СТОЛПЯНСКИЙ). Квартиры Пушкина. Новое Время, 1912, № 12889.

На основании контракта, из двух указанных на плане домов по Морской надо остановиться на доме № 27, выходящем на проспект Гороховой улицы. Собственно к этому заключению следовало бы притти и до ознакомления с контрактом, так как в переписке Пушкина дом показывается различно: "в Морской" и в "Гороховой". П. Е. ЩЕГОЛЕВ, Квартирная тяжба Пушкина. Красная Нива, 1929, № 24, стр. 8.

Пушкин больше роется теперь по своему главному труду, т. е. по истории, да кажется, в его голове и роман копышется. Впрочем, редко видаясь с ним, особенно в последнее время, когда ревматизм поразил его в ногу... совсем потерял я из виду нить его занятий. П. А. ПЛЕТНЕВ -- В. А. ЖУКОВСКОМУ, 8 дек. 1832 г. П. Плетнев. Соч. и пeреп.,

т. III, 521.

Вскоре после выпуска из лицея, изучая английский язык, сошелся я с Пушкиным в английском книжном магазине Диксона. Увидя Пушкина, я весь превратился во внимание: он требовал книг, относящихся к биографии Шекспира, и, говоря по-русски, расспрашивал о них книгопродавца.

Я. К. ГРОТ, 275.

В лавке Лисенкова, на Садовой, были свои завсегдатаи, как в клубе... Заходил Пушкин. Он пробегал тут же книги. Читал предисловия. Сыпались остроты, как искры из кремня. К стихотворцам он прилагал особый прием, -читал одни кончики стихов, -- одни рифмы. -- "А! Бедные!" -- восклицал он, когда было уже очень плохо. Лисенков стоял за прилавком и хохотал. Хохотали случайные посетители и спрашивали, что это за остроумный чудак. Было что-то заразительно-смешное в шутках этого веселого барина, открытого, простого.

А. А. ИЗМАЙЛОВ со слов И. Т.ЛИСЕНКОВА. Огонек, 1904, № 38, стр. 298.

(1832 -- 1833). Пушкин сообщал этот рассказ за тайну Нащокину и даже не хотел на первый раз сказать имени действующего лица, обещал открыть его после. В Петербурге, при дворе, была одна дама, друг императрицы, стоявшая на высокой степени придворного и светского значения. Муж ее был гораздо старше ее, и, несмотря на то, ее младые лета не были опозорены молвою; она была безукоризненна в общем мнении любящего сплетни и интриги света. Пушкин рассказал Нащокину свои отношения к ней по случаю их разговора о силе воли. Пушкин уверял, что при необходимости можно удержаться от обморока и изнеможения, отложить их до другого времени. Эта блистательная, безукоризненная дама, наконец, поддалась обаяниям поэта и назначила ему свидание в своем доме. Вечером Пушкину удалось пробраться в ее великолепный дворец; по условию, он лег под диваном в гостиной и должен был дожидаться ее приезда домой. Долго лежал он, терял терпение, но оставить дело было уже невозможно, воротиться назад -- опасно. Наконец, после долгих ожиданий, он слышит, подъехала карета. В доме засуетились. Двое лакеев внесли канделябры и осветили гостиную. Вошла хозяйка в сопровождении какой-то фрейлины: они возвращались из театра или из дворца. Через несколько минут разговора фрейлина уехала в той же карете. Хозяйка осталась одна. "Etes-vous lа?" //Вы здесь? (фр.)// и Пушкин был перед нею... Быстро проходило время в наслаждениях. Наконец, Пушкин как-то случайно подошел к окну, отдернул занавес и с ужасом видит, что уже совсем рассвело, уже белый день. Как быть? Он наскоро, кое-как оделся, поспешая выбраться. Смущенная хозяйка ведет его к стеклянным дверям выхода, но люди уже встали. У самых дверей они встречают дворецкого, итальянца (печки уже топят). Эта встреча до того поразила хозяйку, что ей сделалось дурно; она готова была лишиться чувств, но Пушкин, сжав ей крепко руку, умолял ее отложить обморок до другого времени, а теперь выпустить его как для него, так и для себя самой.

Женщина преодолела себя. В своем критическом положении они решились прибегнуть к посредству третьего. Хозяйка позвала свою служанку, старую чопорную француженку, уже давно одетую, и ловкую в подобных случаях. К ней-то обратилась с просьбою провести из дому. Француженка взялась. Она свела Пушкина вниз прямо в комнаты мужа. Тот еще спал. Шум шагов его разбудил. Его кровать была за ширмами. Из-за ширм он спросил: "кто здесь?" "Это -- я", отвечала ловкая наперсница и провела Пушкина в сени, откуда он свободно вышел: если б кто его здесь и встретил, то здесь его появление уже не могло быть предосудительным. На другой же день Пушкин предложил итальянцу дворецкому золотом 1000 руб., чтобы он молчал, и хотя он отказывался от платы, но Пушкин принудил его взять. -- Таким образом все дело осталось тайною. Но блистательная дама в продолжение четырех месяцев не могла без дурноты вспомнить об этом происшествии . (Внучка Кутузова, урожден. Тизенгаузен, замужем за австр. посланником Фикельмон, Прим. на поляк).