Виктория Токарева - Лавина

Месяцев успокоился. Он опасался, что попадет в заведение типа палаты номер шесть, где ходят Наполеоны и Навуходоносоры, а грубый санитар бьет их кулаком в ухо.

Алик вышел к ним в холл в спортивном костюме "Пума". Он был в замечательном настроении - легкий, расслабленный. Единственно - сильно расширены зрачки. От этого глаза казались черными.

- Ты устаешь? - спросил Месяцев.

- От чего? - весело удивился Алик.

- Тебя лечат? - догадался Месяцев.

- Чем-то лечат, - рассеянно сказал Алик, оборачиваясь на дверь. Он кого-то ждал.

- Зачем же лечить здорового человека? - забеспокоилась жена. - Надо поговорить с врачом.

В холл вошел Андрей. Друг Алика.

Какое-то время все сидели молча, и Месяцев видел, что Алик тяготится присутствием родителей. С ровесниками ему интереснее.

Жена выложила передачу на стол: горячее мясо в фольге. Икру в баночке. Фрукты. Алик тут же подвинул баночку к себе и начал выедать икру пальцем. Андрей принялся за мясо.

Теща ходила по магазинам, потом готовила весь день. То, на что ушло время, труд и деньги, истреблялось за минуту.

- Оставь на завтра, - не выдержала жена.

- А тебе что, жалко? - удивился Алик, глядя весело, без обиды.

- Ладно. Пойдем, - сказал Месяцев. - Надо еще с врачом поговорить.

Врача не оказалось на месте. А медсестра сидела на посту и работала. Что-то писала.

- Можно вас спросить? - деликатно отвлек ее Месяцев.

Медсестра подняла голову, холодно посмотрела.

- Вы не знаете, почему Месяцева перевели в общую палату?

- Ему пронесли недозволенное. Он нуждается в контроле.

- Что вы имеете в виду? - удивился Месяцев.

- Спиртное. Наркотики.

- Вы что, с ума сошли? - вмешалась жена.

- Я? Нет. - Медсестра снова склонилась над своей работой.

Месяцев с женой вышли в коридор.

- Глупости, - возмутилась жена. - Они все выдумывают. Деньги вымогают. Сейчас врачи - как шабашники.

- Неизвестно, - мрачно предположил Месяцев. - От него всего можно ждать.

- О чем ты говоришь? - строго упрекнула жена.

- Что слышишь. Ты и твоя мамаша сделали из него монстра.

Спустились в гардероб. В гардеробе продавали жетоны. При виде жетонов у Месяцева что-то защемило, затосковало в середине.

У входа стояли омоновцы в пятнистых формах. У гардероба черный парень продавал бананы и киви. Месяцев слышал, что эти черные парни - скупщики. Естественно, не сами же они выращивали бананы и киви.

Всего этого не было раньше: ни киви, ни ОМОНа, ни черных парней.

- Надо поскорее забрать его отсюда, - сказал Месяцев. - Поговори с врачом.

- Я говорила. Еще три недели.

- Это долго.

- А два года в Армии не долго?

Месяцев вдруг подумал, что не взял домашний телефон Елены Геннадьевны. И свой не оставил. И значит, потерял ее навсегда. Фамилии он не знает. Места работы у нее нет. Остается надеяться, что она сама его найдет. Но это маловероятно.

- Надо терпеть, - сказала жена.

Надо терпеть разлуку с Люлей. Сына в сумасшедшем доме под охраной ОМОНа.

Как терпеть? Куда спрятаться?

В музыку. Куда же еще...

Ночью жена лежала рядом и ждала. Они так любили объединяться после разлук. Жена хотела прильнуть к его ненадоедающему телу - гладкому, как у тюленя. Но не посмела приблизиться. От мужа что-то исходило, как биотоки против комаров. Жена преодолела отрицательные токи и все-таки прижалась к нему. Месяцев сжал челюсти. Его охватил мистический ужас, как будто родная мать прижалась к нему, ожидая физической близости. С одной стороны - родной человек, роднее не бывает. С другой - что-то биологически противоестественное.

- Что с тобой? - Жена подняла голову.

- Я забыл деньги, - сказал Месяцев первое, что пришло в голову.

- Где?

- В санатории.

- Много?

- Тысячу долларов.

- Много, - задумчиво сказала жена. - Может, позвонить?

- Вот это и не надо делать. Если позвонить и сказать, где деньги, придут и заберут. И скажут: ничего не было. Надо поехать, и все.

- Верно, - согласилась жена.

- Смена начинается в восемь утра. Значит, в восемь придут убираться. Значит, надо успеть до восьми.

Месяцев никогда не врал. Не было необходимости. И сейчас он поражался, как складно у него все выходило.

Жена поверила, потому что привыкла верить. И поверила, что тысяча долларов отвлекает его от любви. Они разошлись под разные одеяла.

Дом затих. В отдалении вздыхал и всхлипывал холодильник.

Месяцев встал в шесть утра. Машина отсырела за ночь. Пришлось вывинчивать свечи и сушить их на электрической плите. Спать не хотелось. Никогда он не был так спокоен и ловок. Пианист в нем куда-то отодвинулся, выступил кто-то другой. Отец был не только гармонист. В трезвые периоды он ходил по домам, крыл крыши, клал печи. Отец был мастеровой человек. Может быть, в Месяцеве проснулся отцовский ген. Хотя при чем тут ген... Он соскучился. Жаждал всем существом. Хотелось вобрать ее всю в свои глаза, смотреть, вдыхать, облизывать горячим языком, как собака облизывает щенка, и проживать минуты, в которых все, все имеет значение. Каждая мелочь - не мелочь, а событие.

Машина завелась. Какое удовольствие ехать на рассвете по пустой Москве. Он никогда не выезжал так рано. Подумал: хорошо, что Люля разошлась. Иначе приходилось бы прятаться обоим: ей и ему. А так только он. Ему прятаться, а ей приспосабливаться. А вдруг она не захочет приспосабливаться... А вдруг он сейчас заявится, а там муж... Приехал мириться.

Зажегся красный свет. Месяцев затормозил. Потом желтый, зеленый, а он стоял. Как будто раздумывал: ехать дальше или вернуться... Это так логично, что муж приехал мириться. И она помирится, особенно после того, как Месяцев уехал с дочерью, пожелав счастливо оставаться. Оставайся и будь счастлива без меня. А я домой, к семье, к жене под бочок.

Муж - это материальная поддержка, положение в обществе, статус, может быть - отец ребенка. А что может дать Месяцев? То, что уже дал. А потом сел и уехал. И даже не спросил телефон.

"Если муж в номере, я сделаю вид, что перепутал, - решил Месяцев и тронул машину. - Скажу: "Можно Колю?" Он спросит: "Какого Колю?" Я скажу: "Ах, извините, я не туда попал"..."

Месяцев подъехал к санаторию. Здание прорисовывалось в утренней мгле, как корабль.

Волнение ходило в нем волнами. Месяцев впервые подумал, что это слова одного корня. Волны поднимались к горлу, потом наступала знобкая пустота, значит, волны откатывались.

Месяцев подергал дверь в корпус. Дверь была заперта. Он позвонил. Стал ждать. Вышла заспанная дежурная, немолодая и хмурая.

Ей было под пятьдесят. Ровесница. Но женщина не играла больше в эти игры и осела, как весенний снег. А он - на винте. Того и гляди взлетит. Но и он осядет. К любому Дон-Жуану приходит Командор по имени "старость".

Месяцев поздоровался и прошел. Дежурная ничего не спросила. Его невозможно было ни спросить, ни остановить.