Роман Сенчин - Ничего страшного

Юрий Андреевич тоже усмехнулся, но усмехнулся озадаченно. Это только подстегнуло Стахеева говорить дальше и возбужденней:

- Да, старик, лень и бессилие! И маска исусиков. Как у этого, из фильма "Депутат Балтики". Помнишь? Все на стремяночке книги читал. И вот мы такие же... только в отличие от него делать ничего не хотим и не умеем...

- Ну, Дмитрий Палыч, - не сдержался Губин, - ты уж слишком.

- Не слишком, не слишком. Я про это все последние... лет десять думаю. Смотрю, сравниваю людей. И пришел я, старик, к выводу, что все мне и тебе подобные - ты уж извини - просто-напросто паразиты. - Стахеев резко крутнул руль, объезжая колдобину, но поздновато, и машину тряхнуло; он болезненно сморщился. - Прикрываемся маской ученых, хранителей великого языка, культуры, а на самом деле...

"С чего взбесился вдруг? - думал Юрий Андреевич, с надеждой глядя в лобовое стекло. - Скорей бы доехать..."

- Вот скажи мне, старик, кому нужны наши лекции? По большому счету, а? Честно только, Юр, без булды? - И Стахеев замолчал так выразительно, что отмолчаться Губину показалось невозможно.

Он сказал, в душе сознавая, что говорит не совсем честно:

- Нескольким с курса нужны. Необходимы.

- Зачем?

- Ну, как... - Стахеев задал явно глупый вопрос, и Юрия Андреевича это почему-то обрадовало. - Этак можно и вообще во всем засомневаться и все отрицать. И в итоге школы позакрывать, книги сжечь, встать на карачки. - Он сделал паузу и добавил где-то услышанное: - На карачках удобнее.

- Хм, да я не насчет карачек... отрицания. - Стахеев, кажется, слегка смутился. - Я о том, что мы за пустое зарплатки свои получаем. Это, старик, не работа - рассказывать о Зощенко или о "Полку Игоревом" или учить двадцатилетних олухов правописанию.

- Почему ж не работа?! Мы направляем молодежь, ориентиры даем, так сказать, стимулируем. Создаем базу знаний.

- Интеллигентный человек сам в двадцать лет должен разбираться, а остальные... Они хоть десять раз "Войну и мир" прочитают, ничего не поймут, - вставил Дмитрий Павлович, но Губин уже не слушал, а говорил свое:

- Конечно, можно лекции по вечерам читать, после какой-нибудь настоящей работы. После смены на заводе, к примеру. Правда, в таком случае мы развиваться не будем, будем повторять их, как попугаи. А студенты спать в это время, тоже на заводе упахтавшись... Да это, кстати, было уже. Помнишь, любительские театры везде насаждали? Профессиональные собирались закрывать...

- А сейчас, извини, ты развиваешься? Ты лекции не штампуешь?

Юрий Андреевич поражался, как быстро и из ничего возник их спор и как он сам вдруг разгорячился. Хотелось сказать: "Ладно, Дмитрий Палыч, чего это мы, как с цепи сорвались..." Но вместо этого он с напускным достоинством пожал плечами.

- Стараюсь не штамповать. Вот перечитываю сочинения соратников Аввакума, собираюсь расширить тему...

- И как? Удачно?

- Гм-м... - Ответить сразу и твердо не получилось; в первый момент хотел признаться, что идея пока только оформляется (хоть оформляется она уже несколько лет), но потом решил ответить более оптимистично: - Да. Думаю, в этом году успею опробовать.

- Молоде-ец. Послушать-то пустишь?.. А у меня чегой-то период такой... Все по-прежнему. - Голос Дмитрия Павловича стал на этот раз не злобный и не ироничный, а явно и просто грустный. - Вроде столько нынче открытий в литературе, особенно двадцатых-тридцатых годов... Вот вышли записные книжки Платонова... года три назад... Уникальная вещь, старик! Отдельной лекции заслуживают, а то и спецкурса бы, а я о них только упоминаю, почитать все советую. И ведь уверен - никто не почитает. Им вдалбливать надо...

"Жигули" пробежали по коротенькому мосту через Самусь и словно пересекли границу между лесным севером и степным югом. И разговор заглох.

Стахеев закурил новую сигарету, обиженно смотрел вперед. Юрий Андреевич, вжавшись в сиденье, желал лишь одного - скорее доехать до дачи. Его ошарашили откровения коллеги-приятеля - уж от кого-кого, но от Стахеева он подобного не ожидал. Казалось, все у него легко и гладко и в жизни и в профессии, знает на любой вопрос ответ, а на самом-то деле... И неприятней всего Юрию Андреевичу было то, что Стахеев озвучил его собственные размышления, выразил его горечь, а он с ним спорил, не соглашался, пытался подшучивать. Честно ли, что не поддержал? Не сказал, как он боится встреч со своими бывшими студентами, теперь кондукторами, торгашами, милиционерами; что давно чувствует себя каким-то фрезеровщиком, вытачивающим ради зарплаты никому не нужные шестеренки... Но признаться, сказать - это крах, крах!..

"А Илюшин! Илюшин! - вспомнил и рассердился на себя за малодушие Юрий Андреевич. - Пускай фанатик своего Серебряного века, сумасшедший в прошорканном пиджаке, но ведь он - настоящий. На таких и держится!.." - "Да не для студентов же он читает, - тут же самому себе и ответил. - Аудитория для него, как декорация, допинг. А на экзаменах пеньком сидит, ему все равно... И ставит одни четверки без разбора. Он, может, хуже нас... в этом плане".

Машина поднялась на широкий гребень, напоминающий заросшую землей древнюю стену, и Губин увидел впереди и внизу огороженные темно-серыми заборами прямоугольнички участков, коробки домишек, белые пятна цветущих вишен и слив, зеленые клочки травы. Дачный поселок "Учитель"...

- Базу давать... ориениры... - заворчал, точно проснулся Дмитрий Павлович. - Филологи... Одни вон жизнь положить готовы, чтоб "парашют" через "у" стал писаться, другие не знают, что еще из Толстого с Достоевским высосать... Прочитал на днях кандидатскую... "''Кушинство'' и ''иранство'' в русской прозе десятых-тридцатых годов". Чуть голова - веришь? - не лопнула... Или одному тут нашему выпускничку статью заказал про историю азартных игр. Ну, в виде рекламы казино... Написал. Про кости, про карты, рулетку, этих "одноруких бандитов". Читаю. Нормально вроде. И тут... Я, старик, наизусть сразу запомнил. Слушай: "Главные стилизованные персонажи карт называются "королями" - по имени основателя первой средневековой европейской империи, франкского монарха Карла Великого". И в скобках: "Тысяча семьсот шестьдесят девятый-тысяча восемьсот четырнадцатый гэгэ правления". Уловил? Нет?

- Да нет пока...

- Да он этого несчастного Карла на тысячу лет вперед передвинул! Франкский монарх... Какие франки в девятнадцатом веке?!

- Ну, может, в газете или где там напутали, - предположил Юрий Андреевич, - при наборе.

- Не смеши. Я это по рукописи читал, в его присутствии. В читальном зале встретились... Чуть со стула не рухнул. Показываю ему на эти годы правления, а он только плечами жмет, не понимает... Вот он - историк наш, педагог с дипломом... Он бы и в школе детям эти даты втемяшивал. И девяносто процентов, старик, из тех, кого мы выпускаем, такие.