Евгений Попов - Прекрасность жизни

- А кто же вы сами будете, если все так хорошо знаете? - не удержались спросить мы.

- Я? Я именно и есть тот, кого этот подлый человек хотел кушать и скушал, как в басне Крылова... Видите ли, телевидение - молодое искусство, новая Муза, а я - ветеран. Я сильно пил, и он меня скушал. Голос у меня, видите ли, скрипучий, я, видите ли, не понимаю новой идейной направленности... Но я зато водкой на вокзале не торговал, а спроси его, что такое настоящая идеология, он и не знает, как не знает, что на ТВ скрипучесть - вовсе не отрицательный фактор. На ТВ имидж важен, а не голосовые связки. Я добровольно лечился тоже, вышел на пенсию и теперь вот сижу с вами, а он будет сидеть в тюрьме.

- Ну уж,- усомнились мы.

- Действительно,- признался Тихон Лукич.- Да и не надо. Я - добрый, как и все русские, а тюрьма тяжелое испытание для человека, в тюрьму молодым нужно садиться, а ему уже за шестьдесят, пусть гуляет, сволочь. Помните у Блока? "Где поп, икая, в церкви водкой торговал..."

Мы не успели ответить, потому что подошла официантка и сказала:

- 20 рублей 68 копеек.

- Чего? - вытаращились мы.- Сколько?

- То есть нет, извините, я это все случайно перепутала,- смутилась официантка.- 12 рублей 07 копеек... Это у меня в голове все смешалось, как в доме Обломовых. День такой,- пояснила она.

"Пожалуй, и это какая-то странноватая сумма для борща флотского, салата, эскалопа и "кофе с молоком". Ну и ладно! Однова живем!" - мелькнуло у нас в голове, и мы вынули кошелек, дав еще и на чай ровно 43 копейки. Не поинтересовавшись, как бы это подобало путешественникам, что она имеет в виду под словом "день".

- Браво, браво! - сказал Тихон Лукич и захлопал в сухие ладошки. Официантка глядела на него с нескрываемой ненавистью.

...И на этом дорожная запись в нашем блокноте обрывается. Но если напрячься, можно вспомнить, что Тихон Лукич пытался проводить нас к "Метеору", видя в нас, по его выражению, "людей столичных, близких к интеллектуализму", отчего мы сильно засомневались в достоверности рассказанной им истории, равно как и в том, что он вообще имеет какое-либо отношение к ТВ.

Наши сомнения в какой-то степени, но не до конца, подтвердил несколько раз упомянутый в блокнотных записях рыбак в японских ботфортах до пояса за 55 рублей.

- Все свистишь да шьешься? Дело когда будешь делать? - спросил он Тихона Лукича, сплюнув прямо в Онегу окурком сигареты "Мальборо", когда мы шли по сходням. Тихон Лукич отвернулся и сделал вид, будто не слышит вопроса, но, когда мы ступили на твердую землю, робко обратился к нам:

- Вы хоть что-нибудь поняли?

- Да, мы поняли практически все,- ответили мы, и Тихон Лукич помрачнел, ушел в себя.

Лил дождь. На причале было многолюдно. Иностранцы хором запели какую-то иностранную песню. Тихон Лукич все же попытался продать нам бутылку водки за 20 рублей, объясняя свой запоздалый поступок тем, что в ресторане он так и не нашел нужного момента, конкурируя с официанткой, которая сама торгует водкой, да только мы ей "не показались". Мы вежливо, но твердо отклонили его предложение, объяснив, что, во-первых, уже отобедали, а во-вторых - через два часа будем в Петрозаводске. Петрозаводск - не остров, мы купим там водки сколько угодно по твердой государственной цене. Задали вопрос, изучая жизнь, не страшно ль ему в наши времена заниматься таким опасным промыслом, и он сказал, что страшно, но чтоб мы ему верили, на телевидении он действительно работал, а рыбак - подлец.

Сгорбленная фигурка его плелась по склизким деревянным мосткам обратно в ресторан. Рыбак в японских ботфортах до пояса за 55 рублей, о чем-то коротко поговорив с ним, съездил ему спиннингом по шее. Крепчало. Теплоход отплыл. Зеленоватые волны бились о стекла иллюминатора. Купола, купола, купола... Кресты... Таинственна родная Русь, и кто на ней врет, кто говорит правду, разобраться практически невозможно.

ГЛАВА 1983

С чего начинается Родина

Представьте себе - апрель месяц, а холодно-то. Господи, как холодно! Потому что - Сибирь. Заснеженный аэропорт города К., колеса буксуют, а хлопья все падают и падают, не пуская самолеты лететь дальше.

Скучно. Книг больше нету сил читать, да и книг тех уже нету. Все печатные и рукописные объявления, все киоски обследованы, изучены. К черту эти киоски, к черту объявления! Путешественнику лететь охота, а не дают. Что хочешь делай, только не лети. Нету погоды.

Я тогда зашел в сортир. Там было на диво чисто и опрятно. Блестели никелированные краны. "Кап-кап-кап" - тихонечко капала вода, а у батареи парового отопления, стояли валенки с портянками. Пустые, громадных размеров.

Вскоре зашумела сортирная вода, и из кабинки вышел босой человек. Я разинул рот, а он, не обращая на меня внимания, подошел к кранам, вымыл босые ноги, поочередно их задирая, после чего обулся в валенки, после чего потоптался для уверенности, после чего стал патологически-тщательно мыться. Я никогда этого не видел, чтобы обычный человек так патологически-тщательно мылся. Я видел, что хирурги так моются в художественных фильмах, а чтобы человек вынимал из карманов полушубка пилочки для ногтей, лосьоны, ватные тампоны - этого я никогда не видел. Я стоял, разинув рот.

- Ты за нуждой сюда пришел или на меня рот разевать? - наконец-то обратился ко мне человек.

- За нуждой,- признался я.- Но послушайте...

- Нечего мне тебя слушать, пошел бы ты...- сказал человек, вытер руки о собственное махровое полотенце и ушел.

Вскоре и я покинул это заведение. Нельзя сказать, чтобы я уж совсем сгорал от любопытства. Мало ли кого встретишь в нашей чудной жизни. Но самолет все не пускали, и я пошел в ресторан. Там было пиво, но были заняты все места. Там я увидел чистюлю. У него за столиком было место. Но вышел уже строгий мужчина в черном пиджаке и громко сказал какому-то неопрятному старичку, торчащему в дверях:

- Аквилант Мефодьевич, я вас попрошу посторонних больше никого не пускать. Согласно постановления месткома, мы тут будем на законных основаниях гулять день рождения одного из наших товарищей...

И Аквилант попер меня к выходу, так что лишь тогда я был вынужден обратиться к этому человеку:

- Простите, здесь место у вас не занято?

- Не занято,- сказал он.

- Тогда я сяду? - сказал я.

- Садись, мое какое дело? - поморщился он.

Я и сел. Аквилант заворчал, но за двадцать копеек тут же успокоился.

- Не выпьете со мной? - спросил я чистюлю через некоторое время.

- Нет, спасибо,- сказал он.

- Может, все-таки выпьете? - настаивал я.

- Спасибо,- сказал он.- Я не выпью.

Я и выпил один. Я запил водку пивом, я немного растрогался и сказал ему так:

- Простите, но мне кажется, что вы видите во мне какого-то враждебного человека, не знаю почему. А я ведь могу показать вам паспорт и служебное удостоверение. Я служу младшим подметалой в Художественном фонде по линии народного творчества. Вот сейчас был здесь в командировке. Чего бы нам с вами маленько не поговорить - не выпить? Я ведь не урка какой и не наоборот!