Евгений Попов - Прекрасность жизни

Хватит! Нету сил больше вспоминать, что я еще вычитал в этой газете за 24 августа 1984 года, хотя были там конечно же и другие, более радостные, более оптимистические материалы. Например, передовая Я. Акима о празднике знаний, или статья Л. Васильевой о советской женской поэзии, или подборка воспоминаний участников Первого съезда советских писателей, состоявшегося в том самом 1934 году, со времени которого и началось победное шествие этой литературы по стране и миру, за время которого шествия литература эта достигла такого небывалого расцвета и таких высот, что у всех, кто ее еще читает, захватывает дух и им просто совершенно нечего сказать в ответ или в свое оправдание, что они живут совершенно не так, как следовало бы.

Воруют, таскают, грабят, режут, берут взятки. Хватит! И я всерьез задумался: действительно ли все так мрачно и неужели в жизни уже нет места чему-нибудь хорошему, светлому, прекрасному? Я сильно разволновался и задумался, хотя ведь в той же самой газете было написано, что:

делается "...все, чтобы каждый советский человек спокойно работал на благо Родины, веря в твердый правопорядок и законность, которые ему обеспечивает Советское государство; репертуар Кремлевского Дворца съездов обогатился, например, такими постановками, как опера "Война и мир" С. Прокофьева, балеты "Гаянэ" А. Хачатуряна и "Индийская поэма" У. Мусаева; выступление "Литературной газеты" обсуждено на рабочих собраниях, в цеховых партийных организациях, в трудовых коллективах подразделений домостроительного комбината; развитием Крыма на более длительную перспективу занимаются научные организации республики и Крымский облисполком; ордена получили П. А. Загребельный, С. И. Беглов, издательство "Советский писатель"; Н. Я. Самохину 50 лет, он издал около двадцати книг прозы в нашей стране; М. Шагалу 98 лет, он говорит: "Я лишь знаю, что был честен"; Л. Хеллман завещала часть своего состояния на создание фонда помощи писателям, разделяющим марксистские убеждения; в Швейцарии, в Базельском музее, открылась выставка, посвященная творчеству композитора Игоря Стравинского; А. Кушнер мечтает побывать в Армении; Л. Васильева говорит: "Беру прозу, какие радующие имена - В. Белов, В. Распутин, а В. Крупин, В. Личутин, А. Проханов, А. Ким, В. Маканин - внушительная картина", и задает вопрос: "Но почему тогда я с жадностью погружаюсь в мир литературных мечтаний и ожидаю - нет, жажду нового писателя?" А Демьян Бедный сказал 29 августа 1934 года: "Большинство того, что собрано в моих 20 томах, это - разного калибра застывшие осколки, которые когда-то были разрывными снарядами. Осколки застыли, заржавели, может быть, но они честно сделали свое революционное дело и имеют право рассчитывать на революционное уважение..." Таушан Эсенова, народный писатель Туркменистана, вспоминает: "Как же мы все - "дети разных народов" - были молоды, романтично настроены и преданны литературе: Аркадий Кулешов, Анатолий Софронов, Борис Ручьев, Семен Бабаевский, Константин Поздняев, Эди Огнецвет, Микола Нагнибеда, Мирварид Дильбази, Микола Упеник, Александр Яшин и многие другие - около сотни юных рыцарей литературы!"

Думая, я вышел за околицу степного крымского селения А., в котором тогда проживал, и направился к морю.

Немного об А. Селение это не испытало на себе владычества коренного населения Крыма, так как образовалось из небытия лишь два с половиной десятка лет назад. Мрачная и дикая морская красота окружает степное селение: крутой глинистый обрыв, слоеный пирог природы, отвесным уступом рассекает кромку неба и берега, под знойным ветром трепещут ореховые деревья, высаженные рукой советского человека назло природе, сияет огнями новый сельский Дворец культуры, и совершенно почти никого нету пьяных. А из недостатков лишь то, что уж который месяц не работает баня и жители ездят на автобусах мыться в Симферополь, страшно матерясь. Еще есть различные недостатки: с планом, поливными землями, дисциплиной. Да я не о том хочу... Не об обыденном, а о хорошем, светлом, прекрасном. Ведь я мучительно ищу светлый путь и хочу, чтобы все его узнали посредством моих сочинений. Чтоб трогательно шествие шагало по этому пути. Шагало, шагало и не останавливалось... Итак, я шел по лунной асфальтово-бетонной дорожке к морю.

Или - нет. Я волнуюсь, путаюсь, не так это было... Я шел ясным, ослепительным даже, не то что светлым, днем, начитавшись "Литературной газеты", и вдруг увидел мертвого дельфина, вернее - дельфиненка.

Сжалось сердце! Я сначала не понял, что это дельфин, вернее дельфиненок, а думал, что это какая-нибудь крупная рыба: осетр, белуга, но потом вспомнил, что такие рыбы обитают лишь в Каспийском море, а отнюдь не в Черном, и у меня сжалось сердце! Я понял, что это действительно дельфин, или, вернее - дельфиненок. Мертвый!

Мертвый! Как странно и мрачно звучит это слово! Существо жило, игралось в волнах, посылало неведомые сигналы вызывая догадку у человечества о всеобщем братстве зверей, людей, растений и птиц, и вот теперь оно мертво и лежит, разлагаясь, облепленное черными маленькими мушками до синеватой черноты, с выеденными глазами, ноздрями. У него маленькие свиные ушки, у него остренькое дельфинье рыльце, от него исходит еле уловимое трупное зловоние! Смертельный ужас охватил все мое существо под этим ясным, безоблачным небом, испещренным следами реактивных самолетов, и я побежал вдоль узкой полоски пляжа, имея справа рыжие глинистые уступы, нависающие и готовые в одну секунду ринуться вниз оползнем, сминая меня, выбивая из тела кости, разрывая суставы, кожу, внутренности, а слева бесконечно уходило вдаль до Сочи и Турции безмятежное Черное море, привыкшее за множество веков и тысячелетий ко всему на свете, в том числе и к моим преувеличенным эмоциям.

Не скажу ничего нового, кроме того, что море меняет свой цвет и дух ежесекундно. Стоит лишь пристально посмотреть на него, как оно то сожмется, то увеличится, то вдруг гамма его цветовая, как гамма "до-ре-ми-фа-соль", по всем клавишам... да я не знаю, не о том я, я всегда не о том...

Дельфин, вернее - дельфиненок мой мертвый, разлагающийся под крымским солнцем, весь облепленный мухами! Зачем и почему так? Художник Мурад Богаев сказал, что в газете было написано: киты выбрасываются на берег по не известным никому причинам, и когда их вытаскивают обратно в море, то они снова выбрасываются на сушу и там, наконец, погибают, что и заставило старого Мурада подозревать у этих млекопитающих чудовищную тягу к самоубийству, небывалую среди никаких животных, зверей, растений и птиц, а имеющуюся только у человека. Но это - кит, а что же дельфин, вернее дельфиненок? Рок ли злой выгнал его на сушу иль подлая человеческая рука прибила его, я не знаю. Я ищу светлый путь и думаю только о том, что ищу.