Булат Окуджава - Свидание с Бонапартом

- А казематы? - сказала Лиза.

- Ах, Лизочка, какая прелесть! - засмеялся Пряхин. - Можно подумать, что разговор идет о прогулке на яхте, и вдруг казематы.

- Вот именно, - подтвердил Тимоша несколько рассеянно и глянул на Пряхина: - Ты хотел мне чтото сказать...

- Успеется, успеется, - отмахнулся Пряхин.

- Конечно, я понимаю, - сказала Варвара, - разве вы могли бы нынче обойтись без всех ваших ослепительных побрякушек, ленточек, аксельбантов и султанов? Теперь вы в этом так погрязли, что и не остановить... вы бы у меня в поместье теперь заснули бы...

- Вам наша жизнь кажется скучной, - сказала Лиза, - а у нас простор для размышвений, может быть, заскорузвый, но натуравьный...

- Они там что, все закованы? - спросил Тимоша словно у самого себя.

- Бог мой, да отчего же? - заторопился Пряхин. - Отчего же все? Да почти никто... Ох, как вы все на меня навалились, - засмеялся он, помещичье житье, благословенный покой... Да я ли не мечтаю об этом? Я ли не рвусь туда, к своим пенатам?..

- Вот и выходит, что честовюбие вас закруживо, - сказала Лиза невесело. - А что вас к нам привево?

- А вы мне совсем и не рады? - тихо спросил Пряхин.

- Да рады, рады, - сказал Тимоша в нетерпении, - что же это?.. Но видишь, приходится вот все это обсуждать, потому что там не чужие же люди... и вдруг такое...

- Разве вдруг? - еще тише спросил Пряхин. - Как же это вдруг?

- Ну, в том смысве, - сказала Лиза, - что можно быво, наверное, взять с них честное свово, например, иви какнибудь еще...

Нынче я обо всем этом пишу легко, ибо все завершилось благополучно, хотя некоторая дрожь все же охватывает меня, стоит лишь вспомнить эти злополучные полгода, продержавшие нас в отвратительном страхе, неведении, рождавшие дурные мысли о достойных людях... Но тогда я сделала Пряхину знак одними глазами, чтобы он не слишком напирал на эту тему, потому что Тимоша был бледен, оставил перо и глядел в сторону, а Лиза распалялась и тонкими своими губами произносила ранящие слова...

Тут Пряхин рассмеялся и сказал:

- Я почемуто сейчас вспомнил тот лес, помните? Это ведь было давно, а кажется, вчера, когда мы выскочили оттуда и я увидел вас. Бог ты мой, подумал я тогда, ну до чего же хороша атаманша! - И добавил с грустью: - Как быстро время бежит, безжалостно както, ведь правда? Это для меня самая печальная загадка...

- Иви можно быво бы их из повков увовить, - упрямо произнесла Лиза. Зачем же сразу в каземат?

- Ах, Лизочка, Лизочка, - улыбался Пряхин, - ну совсем дитя... Да и потом, бог мой, надо же уметь и ответ держать...

- И как же все они держат? - спросил Тимоша без интереса.

- Нужно уметь и отвечать за свои действия,- повторил Пряхин,- ежели ты мужчина...

- Какие вукавые обстоятевьства... - сказала Лиза.

Тут Тимоша сказал строго:

- Ты о чемто хотел со мной...

- Даже не обстоятельства, Лизочка, а несчастье, - простонал Пряхин, настоящее несчастье... - И повернулся к Тимоше: - Успеется, Тимоша, успеется...

Вдруг, подумала я, Пряхин сейчас встанет и скажет: "Господин Игнатьев, я прибыл из Петербурга с официальной целью - арестовать вас по подозрению в соучастии..." Что же будет, подумала я. Как мы все будем себя вести? Как он будет смотреть нам в глаза? Впрочем, отчего ж и не смотреть, если с официальной целью, подумала я. И мне показалось, что эти зловещие слова уже сгрудились на его таких юных губах и вотвот должны слететь...

- А как там следствие, - спросила я лениво, - продолжается?

- Бог ты мой, - сказал Пряхин, морщась, - да уж все завершилось, бабки подбиты... Все, все... так, мелочь какаято.

Я вздохнула с облегчением, что не укрылось от его настороженного взгляда. Он поставил чашку на блюдце, тряхнул головой, сказал:

- Надеюсь, дамы нас простят. Мы выйдем, Тимоша, по мужскому делу? Буквально на одну минуточку...

И они направились к двери рядышком. Пряхин на вершок сзади. Один высокий, сутулящийся, как сейчас вижу, а другой, напротив, прямой, невысокий, выточенный из чегото там иного. Вот польза военной службы, подумала я тогда, службы и твердых намерений.

Вскоре они и воротились.

Тимоша высоко держал голову и глядел на Лизу с улыбкой.

- Полковник Пряхин меня арестовал, - сказал он с порога. - Зачем же мы болтали обо всем?

- Не мели вздора, - прогудел Пряхин с укоризной. - Мне велено от высочайшего Комитета доставить Тимошу в Петербург, и, бог ты мой, какой же арест? Меня даже предупредили, что несколько пустяковых вопросов... Сначала я их почти склонил, что привезу письменные ответы... Они были согласны... я уж было собрался... и этот, закорючка эта... я им сказал: неловко, мол, отрывать человека от дома, тащиться тут полтыщи верст, но граф, этот педант... вези, да и все...

- Пряхин, - сказала я, - что же вы сразуто не сказали?

- Не смог, - выдохнул он, - почемуто такая мысль была, что чтото изменится... както неправдоподобно... и потом, почему? Бог ты мой, да мы когдато вместе, можно сказать, в юности... это черт его знает когда... пустая болтовня... Я говорю: я Игнатьева знаю с лучшей стороны... А вот именно вы и доставьте, полковник Пряхин... Хоть стреляйся!

- Ну можете вы хоть правду сказать? - крикнула Лиза. - Что, так и быво?..

- Святой крест, Лизочка, бог ты мой, - сказал Пряхин. - Вы ни о чем не беспокойтесь. Я рядом буду... - И он своим сильным кулаком ударил по столу.

Какие страшные были дни. Как я была не ко времени прозорлива! Фельдъегерская тройка отпрянула от крыльца с оскорбительной стремительностью. Когда бы все теперь не кончилось благополучно, разве я смогла бы написать обо всем этом? Мы потеряли его, потеряли, думала я, он не вернется. На следующее утро проводила Лизу. Она поскакала следом за ними с письмом к господину Свечину. Я собственной рукой написала слезные слова в печальной надежде, что, если эти слезные слова дойдут до сердца этого, ныне высоко парящего человека, он просто по врожденному благородству, а отнюдь не под воздействием воспоминаний двадцатилетней давности замолвит слово перед кемнибудь гденибудь там у них и чтото такое произойдет, без чего мы не сможем жить дальше.

Милостивый государь Александр Андреевич,

самые крайние обстоятельства вынудили меня написать Вам это письмо и рискнуть отправить Лизу на перекладных, чтобы она вручила Вам этот крик о помощи двух одиноких женщин. Я никогда не рискнула бы обременять Вас просьбою о заступничестве за жизнь и честь жениха Вашей дочери, когда бы не знали его с отроческих лет и не отзывались бы о его патриотическом поступке с лестной для него похвалой. Теперь в этих ужасных, известных Вам обстоятельствах, которые мы все переживаем, промелькнуло его имя. Это все могло случиться либо по чьемулибо навету, либо по простому недоразумению, ибо мне с малых лет известна жизнь этого человека и, кроме обожания нашего государя, я никаких иных чувств в его душе не знаю. Не сомневаюсь, что Ваше слово смогло бы существенно повлиять на решение его участи. Не осмеливаюсь долее обременять Вас, ибо Лиза, хоть и в отчаянии, всетаки сумеет дополнить мое торопливое послание достойно и вразумительно.