Всеволод Иванов - У

Встретил доктора. Он шел веселый. Веселость его мне малопонятна, причиной ее бывают всегда странные выводы.

- Как же рефлексы, пришли ли вы к каким-либо выводам?

- Иногда я не считаю свое мышление грубым, но все же мне кажется, что здесь нет ничего, кроме жестокости.

- Завтра уезжаем,- ответил доктор,- мне вас жалко, вы станете пессимистом, а это в двадцать пять лет опасный случай бешенства.

- Но не заразный.

- Нет. Так как мы уезжаем завтра, то нам не мешает переговорить с Сусанной. Мне хотелось бы, чтобы вы были свидетелем.

- Я и так достаточно был свидетелем ваших безумств.

- Согласитесь, что никакого безумства с Сусанной не произойдет и драться я с ней не буду. К сожалению, наш поход был, действительно, последним. Словами их не прошибешь, очень стран-но, что в столкновении с капиталистическим миром я оказался моралистом, а не материалистом.

- Вы искусственно выключили всяческую общественность, вам не к кому, оказалось, апеллировать, кроме как к их совести, а это вещь шаткая.

- Я рад, что вы так рассуждаете, Егор Егорыч, встреча с вашим ясным умом доставляет мне всегда искреннее удовольствие, я рад бы с вами побеседовать, но мне нужно просто поразмыш-лять, ведь согласитесь, если это был последний поход, то вышло, что я не нашел виновников истинного падения Сусанны Львовны.

- Да, может быть, и нет никакого падения, может быть, вам это кажется падением, а она просто не в состоянии задуматься над этим, да, может быть, ей и не нужно задумываться над этим, может быть, вы, если вам удастся произвести в ней соответствующий душевный переворот, сделаете ее просто несчастной.

- К глубокому моему сожалению, должен вам сознаться, что падение было. И такое падение не могло ее не потрясти. Ваши соображения меня б глубоко порадовали, я посижу, подумаю.

Доктор меня смутил, он говорил весело, но, правда, он иногда падением считал такое, что вряд ли могло считаться падением, если особенно это происходило в его воображаемом "неизвест-ном государстве", да и способ размышлять возле помойной ямы у всех на виду был уж слишком нелеп. Я посмеялся и лег. Если я раньше не верил, что мы уедем, то теперь для меня становилось совершенно ясно, что доктор, увидев, что у Сусанны взаимности не получить, решил смотаться. Прошло 10 дней. Отпуск мой кончался. Жалел ли я, что потерял свою путевку в дом отдыха? Нет! Я видел достаточно много, чтобы быть удовлетворенным. Так я лежал и думал. Постучали в дверь. Я уже знаю стуки. Это Насель. Так оно и оказалось.

- Доктор любит подумать,- сказал он, садясь возле меня на койку.- Это хорошо, я пока успею с вами поговорить.

- Вряд ли нам есть о чем с вами разговаривать,- сказал я,- я решил на Урал не ехать.

Решение, которое я высказал Населю, вылилось из меня внезапно. Я очень обрадовался этому. Мальчишеский конфуз, что оконфуженный вернусь в больницу, прошел, кроме того, мне надоела истеричность Черпанова и особенно последние разговоры с ним, кроме того, я просто гордился тем, что перенес столько испытаний с доктором и мне будет приятно поделиться в будущем воспоминаниями. Я только жалел, что не сказал этого доктору, но и то, что не сказал ему, доставило мне удовольствие.

- Понимаю,- сказал Насель,- вы снимаете с себя всю ответственность, но я просто хотел с вами лично переговорить, безразлично к тому же, едете ли вы на Урал или нет.

- Поговорить можно. Мне, кстати, вспоминается одна история...

- Маленькая история,- сказал Насель,- а скажите, до такой ли вы степени близки с Черпановым, чтобы знать, получил ли он телеграмму от Лебедевых, как я слышал?

- Получил.

Чрезвычайное беспокойство отразилось и без того в беспокойной фигуре Населя.

- Следовательно, мои родственники не обманулись, и вы читали ее.

- Читал.

- Они выезжают сюда?

Я кивнул.

- Ну вот, так и знал, а все родственники, все им надо зимние шубы, а нет чтобы на прилич-ную работу поступить, переквалифицироваться. Убьют они меня, Егор Егорыч.

- Родственники?

- Нет, Лебедевы. Как вы полагаете, громадное влияние имеет на них Черпанов, боятся они его?

- Я думаю, что наоборот.

- И я тоже так думаю. Следовательно, если нам навстречу им поехать и разъехаться, то и это невозможно. Черпанов до их приезда не согласится выехать, он напугался, как, по-вашему?

Я подтвердил его соображения.

- Какую власть могут приобрести голые мускулы? Ведь ума нисколько нет, будь бы ум, я бы не согласился, а мне и родственники и они говорят: действуй, Насель.

- Что, всучили кому-нибудь какие часы?

- Ох, больше, Егор Егорыч. Убьют они меня. Ведь это же звери, а не люди, они, озверев, все могут кулаками раскидать. Единственное спасение, Егор Егорыч, это Ларвин правильно придумал, - устраивать нам коммуну и побить эту грубую силу высотою наших идеалов. Но ведь вот вопрос: кого же нам избрать председателем коммуны?

- Кого? Черпанова, конечно.

- Мы уж думали, Егор Егорыч, но какой же он коммунар, если Лебедей боится? Надо лицо авторитетное, чужое и спокойное. Мы думаем пригласить доктора Матвея Ивановича.

Я рассмеялся.

- Кто это мы? Доктор вас страшно обижал, и вы все его обижали.

- Ну, мало ли кто кого в государстве обижает, а здесь некоторым образом государство.

- Скажите, но кто же это мы?

- Да есть у нас такая ячейка. Валерьян Львович, да я, ну еще некоторые примкнут к нашему движению. Доктор Матвей Иванович - человек стойкий, крепкий, кроме того, можете быть уверены, что Сусанна Львовна на все согласится, и можете ему передать.

- Извините, я такие гадости не передаю.

- Зачем же гадости, если девушка соглашается быть матерью.

- Матерью? Согласилась?

- Как же, как же. Так что посодействуйте, Егор Егорыч. Ведь если б я согласился поехать с Мазурским, все бы шло более прилично, но я отказался ехать с ним к Лебедевым, а он на меня такое наплетет!

- Да что вас с ними связывает, спекуляции, что ли?

Он со злостью плюнул:

- Родственники меня связывают! Просто не решаюсь вам сказать, но вы и на доктора несо-мненно имеете влияние, укажите ему, как важно и лестно ему быть председателем, тем более, что и Сусанна Львовна соглашается.

- Позвольте, но ведь вы говорите, что Сусанна Львовна любит до такой степени доктора, что соглашается быть его женой и матерью его ребенка, но для меня тогда кажется странным, как же вы думаете провести в вашей коммуне общность жен? Ведь это же - один из лозунгов Ларвина, который вы поддерживаете?

- И буду поддерживать. Повторяю вам, что это единственная возможность воздействовать на Лебедей. Усмирить их неистовство, так сказать. Что же касается доктора и общности его жены, то для него мы проведем исключение.

- Как же так: первая коммуна такого рода в СССР и председатель коммуны будет иметь отдельную жену?