Всеволод Иванов - У

Удар. Черпанов, видимо, пытался подняться. Молчание. Он встает, умывается, он желал объяснения. Черпанов после опыта, проделанного им в Москве, верил в могущество своей мысли.

- Ты?.. Прекрасно.

- Зачем же ты набирал, когда можно было безопасно ломать комедию?

Молчание.

- Я думал набрать и передать рабочих строительству.

Опять удар. Молчание больше предыдущего раза в два. Плеск воды. Вздох. Черпанов собирается с мыслями.

- Ты?.. Прекрасно.

- Но ты собирал рабсилу по краденому паспорту?

- Но ради моих заслуг!

- Они будут учтены, а основная задача, порученная тебе?

Двое с кулаками, направленными на нас, нетерпеливо воскликнули, им надоело охранять тыл, и они желали участвовать в драке:

Мы так и предполагали. Голос инструктора:

- Все идет прекрасно!

Опять удар. Черпанов долго собирался с мыслями, инструктор воскликнул, но никто не отвечал, я думаю, что он упал в воду. Вдруг он воскликнул:

- Ну разве с вами сговориться! Ничего, я от строительства, увиденного в Москве, не обалдел. Я вам говорю: корона у дядя Савелия.

- Не трогай дядю Савелия!.. Прекрасно!

- Прекрасно! - воскликнул доктор.

Удар. Черпанов молчал, боюсь, что он не смог вынести, но он заговорил своим ослабевшим голосом:

- Ты?.. Прекрасно.

- Ты нашел подлинного Черпанова и с ним сговорился? Мы этого не учли.

- Что мне подлинный Черпанов, я сам себе Черпанов! Я действительно предъявил великую идею, и вот, когда надену костюм, вы увидите!

Здесь они подобной наглости не вытерпели, ударили сразу, но Черпанов не падал, они все сбежали вниз, они его били пятером, перекидывая друг другу, он носился среди них, как мешок, но не отпуская сюртука, а ловко, словно кланяясь, однако, он молчал, наконец, он прорвал фронт - и упал в реку.

Если со стороны посмотреть, то люди баловалось, они били не так, как бьют вообще, разма-хиваясь чуть ли не за версту, а сила мускулатуры была с разбегу не более осьмой метра, пинками, так сказать. Ему подали руку, они знали, что он не утонет. Но его не было.

- Утонет! - воскликнул я.

- Нет,- сказал доктор.- Они правильно угадали, что Черпанов ошеломлен московским строительством, но не учитывают силы этого ошеломления. И точно они выразили, перегляну-лись, если можно говорить вообще о выражении на этих тупых лицах, этих лбах, которых бы лучше уж не было. Черпанов вынырнул в метрах пятнадцати, вначале из воды выныривали записные книжки, карандашики, ручки, показывая след его ныряния, листки, мандаты, печати, затем показались его бутсы - желтые с белым, они плыли, толкаясь носами, но быстро потонули, вообще удивительно, что они выплыли. Я думаю, что для придания себе роста Черпанов насовал такое количество стелек, что они и поплыли отдельно, затем показался он сам, держа в зубах зеленый костюм. Пуговицы ярко блестели на солнце. Нужно было, чтобы Черпанов доплыл до середины реки, пока Лебедевы осмыслили то, что происходит и что произошло с Черпановым.

Налево был темный свод храма Христа Спасителя, желтый забор вокруг, затем парапет набережной. Каменный мост - напротив - Дом правительства, образовалось нечто вроде опрокинутых качелей, посредине которых плыл Черпанов,- два столба с перекладинкой, причем, перекладинку изображал мост. Ошеломленные, они посмотрели друг на дружку и побежали. Черпанов плыл, но так как вид его был странный, то к нему направился катер речной милиции, он прибавил силы, плыл хорошо, но эти пять фигур с необычайной быстротой бежали через мост - черные с белыми полосами.

Они добежали до моста, катер догнал его у моста тоже, он выскочил и побежал: Дом прави-тельства, как огромный кулак, вознесся за ним. Он бежал впереди, они его встретили, он нырнул, они пересекли улицу и скрылись там, где строят и разбирают дома, он проскочил перед трамваем, они отразились на кирпичном цвете трамвайного вагона. Милиция за ними. Раздался свисток.

- Кто поймает первый?

- Пойдем домой, там нас ждут не менее любопытные события!

- Любопытно, поймают или нет?

- А это разве важно? Они не учли его силы и сами погибнут при этом, да и он тоже.

Мы постояли. Я вспомнил про человека, окликнувшего доктора, и мы вернулись. Перед дверями в зеленом кресле сидел М. Н. Синицын.

- Мы привезли кресло, а вы разве вернулись, Матвей Иванович? Приезжаем, кресло тов. Черпанову, а тут испуг - и все забились кверху. За кого они нас принимают? Никто не берет кресло. И передать некому! Все удрали наверх, не можем же мы оставить квартиры, вот мы и решили кого-нибудь подождать. Хорошо, что вы пришли. У меня готов для вас подарок, Матвей Иванович.

Стояли козлы, доски, приготовленные для стола, кушанье сгорело, его убирал кто-то, чрезвы-чайно сконфуженный своей ролью.

Мы столпились у входа, возле кресла, оно разинуло пасть, как бы моля о хозяине, оно удивительно походило на Черпанова, когда тот упал возле воды, после удара Лебедевых, оно безнадежно смотрело на ворота, поминутно меняя людей, а не они меняли его.

Я много раздумывал по поводу кресла. Вот символ спокойствия! Вот где человек намеревает-ся как будто просидеть всю жизнь, обтягивает кожей, крепкой материей, сидит, обдумывает, прикрывает, посылает корабли в экспедиции, учит детей, обдумывает комбинации, в общем, успех должен сопровождать это сидение - палисандровое и черное дерево, и если неудачно трах, представление кончилось, как в театре, человек летит вверх тормашками, не насладив тщеславия и не добыв неистощимых денег! Боюсь, не в этом ли особняке началась его честолюбивая карьера и не сюда ли оно вернулось, в этих комнатах и в нем есть что-то общее, оно даже как-то радостно улыбается, смеясь над людьми, которые хотели избавиться от него и доставили величайшее удовольствие. Конечно, оно предпочитало б, чтобы в нем сидел Л. И. Черпанов, но что ж поделать, можно примириться и на другом.

Припоминается мне... На минутку на его ручку присел доктор.

- А, Синицын, заграница? Нет, я все еще не управился. Но сегодня мы выезжаем непремен-но. Делегацию мы догоним?

- Боюсь, что при всем желании, вам ее не догнать.

- Я смогу дать потрясающее интервью.

- И интервью вам не дать. Делегация вчера уже возвратилась. Они очень плодотворно съездили и очень довольны.

Доктор несколько был сконфужен, не тем, что ему не удалось съездить за границу, а тем, что он собирался сегодня выехать, но он мгновенно оправился.

- Ну что ж, я рад, что избавлен от тяжелой обязанности давать интервью. Как ни приготов-ляй, но всегда постараются подсунуть тебе гадость. Мне двадцать семь лет, и еще много раз успею побывать за границей, я об этом не грущу, но я достиг самого главного. Я могу поставить точный диагноз. Как дело с нашими больными? Я их оставил на ваше особое попечение.