Андрей Битов - Книга путешествий по Империи

И забавляешься домашней статистикой. Большие числа — большая точность, малые числа — точность, конечно, поменьше. Но уже и не так мало людей прошло через жизнь — можно их вспомнить и обнаружить статистические закономерности. Процентовка грубая — в бюллетене ее не опубликуешь. Но вот окончили лет десять назад школу двадцать пять человек: два кандидата наук, пять офицеров, один секретарь райкома комсомола, один лесник, один даже в сумасшедшем доме… Остальные выпали из поля зрения, но тоже почти все специалисты, почти все женатые — способный выпуск, рекордное число медалистов (десять, что ли?). И еще один — знаменитый человек, во всех газетах прописан, начальник экспедиции, изучает вулканы — мой друг. И я.

Разные получились из нас люди. Даже не верится. Действительно ли я сидел на одной парте с этим человеком? Скажешь об этом кому-нибудь — можешь попасть в неловкое положение. Подумают, врешь. Будто, если он такой знаменитый, то он и ребенком не был, и в школу не ходил, и никто с ним за одной партой не сидел…

Мне недавно один приятель рассказывал, например. Поехал он на крупную северную стройку. Очень далеко заехал. И вот, я не помню уже обстоятельств, но буран, и сбился он с дороги и бредет, усталый, несчастный, проклиная все на свете. Вдруг видит — огонек. Обрадовался, побежал. Стоит вагончик. В том вагончике бригада строителей живет. И все исключительно — девушки. И неудобно ему, а все равно ночью в буран вылезать из вагончика неохота. «Ладно, — сказала ему бригадирша, — оставайся. Только ложись сразу и спи, и не заговаривай, и не лезь. Повернись к стенке и спи». Лег приятель, и не спится ему. А бригадирша вслух что-то знакомое очень читает. «Что бы это?» думает. Покосился, видит: журнал, такой затрепанный, что уже ни на что и не похож. По формату — «Юность». Не утерпел, спросил: «Что это вы, девушки, читаете?» Бригадирша посмотрела на него с недоумением. «Ты откуда приехал?» — говорит. «Из Москвы». — «Из Москвы? Что же ты тогда спрашиваешь?» — «А что?» — удивился приятель. «Так, странно как-то… А читаем мы последний роман Василия Аксенова». — «Это Васю-то! — обрадовался он. — Так я его прекрасно знаю». — «Постой, постой, — сказала бригадирша. Как ты сказал? Васю? То есть как — Васю? Ты что же, знаком с ним?» — «Ну конечно, — говорит он, — очень даже хорошо». — «Так ты что, может, и за руку с ним здоровался?» — «А как же!» — говорит мой приятель. «Может, ты его вот так, как нас, видел и с ним даже разговаривал?» — «Господи, — сказал мой приятель, — ну конечно же! Сколько раз…»- «Знаешь что, — сказала бригадирша, — забирай-ка свои манатки и выбрасывайся из нашего вагона. Да живо». — «Да вы что, да я ведь действительно…» — «Будет, будет… Тут тебе не мужское общежитие! Вытряхивайся, говорю». И что вы думаете? Чуть не замерз мой приятель в том буране. А сам был неплохой писатель…

И все-таки это он. Мы сидели на одной парте. Более того, мы ходили в один и тот же детский сад. Быть может, даже выходили на прогулку в одной паре. Что пишут теперь о моем друге? Почему тогда ничего не писали?

ДОРОГУ ОСИЛИТ ИДУЩИЙ

ПОКА ДРЕМЛЮГ ВУЛКАНЫ ШАГАЮЩИЙ В БУРЮ

К ТАЙНАМ ДЫМЯЩИХСЯ ГОР ИДУЩИЕ ПО ОБЛАКАМ

ВУЛКАНЫ НЕ МОЛЧАТ РОБИНЗОНЫ ШТУРМУЮТ ОГНЕННОЕ ЛОГОВО

ПУЛЬС ВУЛКАНА ВТОРГАЯСЬ В ОГНЕННОЕ ПОДЗЕМЕЛЬЕ

ВУЛКАН ПРОСНУЛСЯ В ПАСТИ БЕЛОГО ДРАКОНА

НА КРАЮ ПРОПАСТИ СХВАТКА У ЛОГОВА ДЬЯВОЛА

КАРЛИК СТАНОВИТСЯ ВЕЛИКАНОМ ПОКОРИТЕЛИ ОГНЕДЫШАЩИХ ГОР

ПОВЕРЖЕННЫЙ ВУЛКАН

Это еще только заголовки! Причем далеко не все.

Как много сделано, если верить газетам… А если сделано так много, то сколько же прошло времени? Тоже много? И с другой стороны, все конечно же только начинается. Как всегда. Так сколько же нам лет на самом деле? Сколько же мне лет, если мой друг уже в вулканы лазает?

Знакомые, Старик — не старик, конечно. Очень еще знакомые… молодой даже. Но вот забавно… Десять лет назад — редко когда знакомого встретишь. Бродишь, бродишь — людей много, а знакомых нет. И всем в лица вглядываешься. Разные люди, незнакомые — интересно. Теперь бредешь, весь в себе, никого и не видишь вокруг — окликают. Ты ли это? Сколько зим. Да, это я… Подумать только…

Нынче выйдешь на улицу — и все знакомые, знакомые. И незнакомые словно бы уже тысячу лет в твоих незнакомых ходят, так что как бы и тоже знакомые. Зайдешь в кино — обязательно знакомый, в ресторан — знакомый, в трамвай знакомый. И где только с ними виделся? Когда успел? С теми — в экспедиции, с этим — в армии, с тем — учился (в школе, техникуме, институте — нужное подчеркнуть), а вот с этим — в отделение, как-то раз было, попали… Идешь по пляжу- подумать только, вот этот маленький, седенький, пузатенький — кто бы это мог быть? Отчего это он на меня так испуганно смотрит? Да это же капитан Бебешев, замполка по хозчасти! Он меня как-то на губу ни за что загнал. Просто ненавидели мы друг друга. «Вот встречу на гражданке!..» грозился я. И встретил наконец. И словно озарение и радость: «Ба, Николай Васильевич! Вот неожиданность!» А он, дурак, пятится: то ли не узнает, то ли узнавать не хочет. Признал-таки. Боится он, что ли? Вот чудак! Да я же люблю его в эту минуту. И не помню зла. А он все жмется. «Молодец, молодец… говорит. — А вот я уже в отставке, — говорит. — Тут за городом и живу. Домик себе справил…»

Боже, думаешь… И этого человечка я ненавидел, и боялся, и зависел от него? И времени-то прошло почти ничего — лет семь… И ухожу. А он стоит, седенький, пузатенький. Жена толстая. И вокруг белоголовые детки ползают. А ведь зверь был! Уж как его не любили. Чуть в тюрьму меня не загнал… Что ж поделать, человечек, не трону я тебя, рад я тебе — память все-таки, мое прошлое — не твое…

Что говорить, новых знакомых уже и сосчитывать трудно, и словно не замечаешь их. Словно бы познакомился — то это еще и не познакомился. На следующий день и не заметишь и не вспомнишь, и тебя не заметят, не вспомнят. Мало ли кто кому руку за день подает…

Знакомых много, а друзья… где они?

…В течение двух минут три угловых удара! Темп игры пределен. На скользком от дождя поле все время надо быть начеку. В игру вступает вратарь «Буревестника» Генрих Ш. Великолепно взяв верхний мяч, он спасает команду от, казалось бы, неминуемого гола. В игре обозначается перелом. И вот уже атакует «Буревестник». Гол! Еще гол! Теперь ясно, кто чемпион города по футболу…

Господи, кто чемпион? Конечно же мой друг Генрих. Кто же еще.

Как он теперь выглядит?

…Белой июньской ночью по гранитной набережной Невы шел человек. Хотя он, несомненно, о чем-то глубоко задумался, шаги его были легкими, уверенными, выдавали хорошо тренированного спортсмена. Если бы автор в предыдущих главах, пытаясь передать стремительный ход событий, не опустил важное описание портретов, читатель сейчас по высокой, худощавой, но крепко сбитой фигуре, по узкому тонкому лицу с острым углом подбородка и по большим, немного подернутым влагой глазам без труда узнал бы Генриха…