Array Сборник - Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990

В русской литературе выведен целый ряд персонажей, принадлежавших к цензурному ведомству и «прославившихся» своими подвигами на избранном поприще. В своем неизбывном рвении цензоры всех времен постоянно рождали анекдоты, и знание их, как видно из некрасовского отрывка (см. далее «Прекрасная партия»), всегда входило в «джентльменский набор» более или менее образованного российского читателя. Особенно доставалось А. И Красовскому (см. Перечень цензоров), ставшему буквально фольклорным героем – символом цензурного идиотизма. Он, что называется, благодаря ряду эпизодов «попал в анекдот», приобрел устойчивую репутацию «человека с дикими понятиями, фанатика и вместе лицемера, всю жизнь, сколько мог, гасившего просвещение» [16] Никитенко А. В . Дневник: В 3 т. Т. 1. М., 1955. С. 463. .

П. А. Вяземский, столкнувшись с его придирками, писал в письме А. И. Тургеневу 7 декабря 1822 г.: «Жаль мне, что я не в Петербурге: право, ударил бы Красовского в щеку… До́лжно бить цензоров до того, что никто за миллионы и за Андреевские (ленты. – А. Б .) не пойдет в цензора» [17] Цит. по: Пушкин А. С. Письма / Под ред. и с примеч. Б. Л. Модзалевского. Т. 1. М., 1926. С. 260. .

Его имя стало нарицательным, синонимом цензорской тупости. В 1823 г. он запретил для публикации в журнале «Сын Отечества» «Романс с французского» А. Константинова. Издатель журнала Н. И. Греч предполагал напечатать его в номере, выход которого приходился на дни великого поста. Красовский советовал: «Сии стихи приличнее будет напечатать в номерах 18 или 19-м “Сына Отечества”. Теперь сыны и дщери церкви молят Бога, с земными поклонами, чтобы Он дал им дух целомудрия, смиренномудрия, терпения и любви (совсем другой, нежели какова победившая француза-рыцаря). Надеюсь, что и почтенный сочинитель прекрасных стихов не осудит цензора за совет, который дается от простоты и чистого усердия к нему и его читателям». Но более всего его «прославили» замечания на полях рукописи стихотворения «Стансов к Элизе» поэта Валентина Николаевича Олина (1790–1841), вольно переведенные из поэмы Вальтера Скотта «Замок Литтелькельт»: в 1822 г. он запретил их публикацию за «безнравственность» и «как противные духу христианства». Вот лишь некоторые перлы Красовского: 1) « Улыбку уст твоих небесную ловить …». Красовский: «Слишком сильно сказано; женщина недостойна того, чтобы улыбку ее назвать небесною». 2) « И поняла, чего душа моя искала ». Красовский: «Надобно объяснить, чего именно, ибо здесь дело идет о душе». 3) « Что в мненьи мне людей? Один твой нежный взгляд дороже для меня вниманья всей вселенной ». Красовский: «Сильно сказано; к тому ж во вселенной есть и цари, и законные власти, вниманием которых дорожить должно». 4) « О, как бы я желал пустынных стран в тиши, Безвестный близ тебя к блаженству приучаться ». Красовский: «Таких мыслей никогда рассевать не до́лжно; это значит, что автор не хочет продолжать своей службы государю для того только, чтобы всегда быть со своею любовницею; сверх сего к блаженству можно только приучаться близ Евангелия, а не близ женщины». 5) « У ног твоих порой для песней лиру строить …». Красовский: «Слишком грешно и унизительно для христианина сидеть у ног женщины». 6) « И на груди твоей главу мою покоить …» Красовский: «Стих чрезвычайно сладострастный!», и т. д. Несчастный Олин пробовал, было, опротестовать это решение, подав жалобу на С.-Петербургский цензурный комитет, приложив замечания Красовского, но она была отвергнута, доводы Красовского признаны были вполне «законными», поскольку «чтение “Стансов к Элизе” могло бы возбудить в читателях, особенно молодых, нечистые чувствования, которые, как известно, запрещаются седьмою заповедью… Такое чтение должно произвести большой соблазн, особенно в страстную неделю, в которую автор уже сии коротенькие стихи хотел распустить по получении позволения цензуры на напечатание их…» [18] Этот эпизод вошел во многие книги и статьи. См., в частности: Скабичевский А. М. Очерки истории русской цензуры (1700–1863). СПб., 1892. С. 178–182. Большой интерес представляют воспоминания А. И. Рыжова «Александр Иванович Красовский» (Русская старина. 1874. № 11. С. 108–125), частично опубликованные также в кн.: Комитет цензуры иностранной в Петербурге… С. 180–198.

Красовский стал со временем удобной мишенью не только для современников; он удостоился и посмертной славы, его имя встречается и в произведениях второй половины XIX – начала ХХ вв. Более того, о нем вспомнили даже в конце ХХ в.: Юрий Нагибин в рассказе «Страдания цензора Красовского» (Юность. 1988. № 4), В. Пикуль в очерке «Полезнее всего запретить…» ( Пикуль В. С . Исторические миниатюры. Т. I. М., 1991. С. 411–420). Вместе с тем, как считает современный автор, «забылись добрые и важные его дела», которыми он занимался, будучи деятельным сотрудником Императорской публичной библиотеки на протяжение 30-летия (1813–1844) [19] Михеева Н. В. Александр Иванович Красовский // Книга: Исследования и материалы. Сб. 75. М., 1998. С. 240–245. .

«Моровой полосой» назвал эпоху Николая I А. И. Герцен, основавший впервые в России вольную типографию, независимую от цензуры; понятно, за ее пределами – в Лондоне в 1853 г.

Напуганный восстанием 14 декабря, сопровождавшим его вступление на престол, Николай все свое 30-летнее царствование с глубоким подозрением, переходящим в ненависть, относился к печатному слову и его деятелям. Одно из первых его распоряжений касалось пересмотра прежнего цензурного устава 1804 г., показавшегося ему чересчур либеральным. В начале 1825 г. он отдает распоряжение «О скорейшем приведении и окончании дел об устройстве цензуры». Дело было поручено адмиралу А. С. Шишкову, министру народного просвещения и поэту, ярому стороннику архаики и противнику «карамзинистов». Кстати, он был ненавистником всех иностранных слов в русском языке: именно ему приписываются анекдотические предложения заменить галоши – мокроступами, кий – шаропихом и т. п. К июню 1826 г. он сочинил цензурный устав, который в обществе тотчас же получил название «чугунного»: он не оставлял вообще никаких надежд [20] См. подробнее: Гиллельсон М. И . Литературная политика царизма после 14 декабря 1825 г. // Пушкин: Исследования и материалы. Т. 8. Л., 1978. С. 195–218; Вацуро В. Э., Гиллельсон М. И . Сквозь «умственные плотины»: Очерки о книгах и прессе пушкинской поры. М., 1986. .

10 июня 1826 г. новый цензурный устав был «высочайше» утвержден, что означало не только пресечение выпуска в свет сколько-нибудь «вольных» сочинений, но и прямое правительственное вторжение в намерения авторов и сам литературный процесс. Адмирал перестарался: к счастью, устав показался чересчур жестоким не только верноподданному окружению Николая, выражавшему сомнение в его эффективности, но и самому государю. В ноябре того же года он соглашается на пересмотр устава. Исследователь замечает по этому поводу: «В стране, где все было регламентировано до последней запятой, произошло неслыханное: явочным порядком комитет приступил к пересмотру устава» [21] Гиллельсон М. И. Указ. соч. С. 208. .