Array Сборник - Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990

«Истина». О! ее должно рассмотреть. И строго рассмотреть.

Сочинитель

Вы, мне кажется, излишний берете на себя труд. Рассматривать истину? Что это значит? Я вам скажу, государь мой, что она существует уже несколько тысяч лет. Божественный Кун (Конфуций) начертал оную в премудрых своих законах. Так говорит он: «Смертные! Любите друг друга, не отнимайте ничего друг от друга, храните справедливость друг к другу, ибо она есть основание общежития, душа порядка, следовательно, необходима для вашего благополучия». Вот содержание сего сочинения.

Ценсор

«Не отнимайте ничего друг от друга, храните справедливость друг к другу»!.. Государь мой, сочинение ваше непременно рассмотреть должно. ( С живостью. ) Покажите мне его скорее.

Сочинитель

Вот оно.

Ценсор

( Развертывая тетрадь и пробегая глазами листы. ) Да… ну…

это еще можно… и это позволить можно… Но этого никак пропустить нельзя ( указывает на место в книге ).

Сочинитель

Для чего же, смею спросить?

Ценсор

Для того, что я не позволяю, и, следовательно, это непозволительно.

Сочинитель

Да разве вы больше, г. ценсор, имеете права не позволить печатать мою «Истину», нежели я предлагать оную?

Ценсор

Конечно, потому что я отвечаю за нее.

Сочинитель

Как? Вы должны отвечать за мою книгу? А разве сам я не могу отвечать за мою «Истину»? Вы присваиваете себе, государь мой, совсем не принадлежащее вам право. Вы не можете отвечать ни за образ мыслей моих, ни за дела мои. Я уже не дитя и не имею нужды в дядьке.

Ценсор

Но вы можете заблуждаться.

Сочинитель

А вы, г. цензор, не можете заблуждаться?

Ценсор

Нет, ибо я знаю, что до́лжно и чего не до́лжно позволить.

Сочинитель

А нам разве знать это запрещается? Разве это какая-нибудь

тайна?

Я очень хорошо знаю, что я делаю.

Ценсор

Если вы согласитесь ( показывая на книгу ) выбросить сии места, то вы можете книгу вашу издать в свет.

Сочинитель

Вы, отнимая душу у моей «Истины», лишая всех ее красот, хотите, чтобы я согласился в угождение вам обезобразить ее, сделать ее нелепою? Нет, г. ценсор, ваше требование бесчеловечно; виноват ли я, что истина моя вам не нравится и вы не понимаете ее?

Ценсор

Не всякая «Истина» должна быть напечатана.

Сочинитель

Почему же? Познание истины ведет к благополучию. Лишать человека сего познания, значит препятствовать ему в его благополучии, значит лишать его способов сделаться счастливым. Если можно не позволить одну «Истину», то до́лжно не позволить никакой, ибо истины между собою составляют непрерывную цепь. Исключить из них одну – значит отнять из цепи звено и ее разрушить. Притом же истинно великий муж не опасается слушать истину, не требует, чтобы ему слепо верили, но желает, чтоб его понимали.

Ценсор

Я вам говорю, государь мой, что книга ваша, без моего засвидетельствования, есть и будет ничто , потому что без оного не может быть напечатана.

Сочинитель

Г. ценсор! Позвольте сказать вам, что «Истина» моя стоила мне величайших трудов; я не щадил для нее моего здоровья, просиживал для нее дни и ночи: словом, книга есть моя собственность. А стеснять собственность, как говорит премудрый Кун, никогда не до́лжно, ибо через сие нарушается справедливость и порядок. Впрочем, вернее засвидетельствование ваше можно назвать незначащим, ибо опыт показывает, что оно нисколько не обеспечивает ни книги, ни сочинителя. Притом, г. ценсор, вы изъясняетесь слишком непозволительно.

Ценсор ( гордо )

Я говорю с вами, как ценсор с сочинителем.

Сочинитель ( с благородным чувством )

А я говорю с вами, как гражданин с гражданином.

Ценсор

Какая дерзость!

Сочинитель

О, Кун, благодетельный Кун! Если бы ты услышал разговор мой, если бы видел, как исполняют твои законы; если бы ты видел, как наблюдают справедливость. Если бы ты видел, как споспешествуют в твоих божественных намерениях, тогда бы… тогда бы справедливый гнев твой… Но прощайте, г. ценсор, я так заговорился, что потерял уже охоту печатать свою книгу. Знайте, однако ж, что «Истина» моя пребудет неизменно в сердце моем, исполненном любви к человечеству и которое не имеет нужды ни в каких свидетельствах, кроме собственной моей совести.

1805

Пнин И. П . Сочинения / Подготовка к печати и комментарии В. Н. Орлова. М., 1934. С. 165–168. Впервые: Журнал Российской словесности, издаваемый Николаем Брусиловым. 1805. Ч. 3. № 12. С. 161–168. Иван Петрович Пнин (1773–1805) – поэт, публицист, один из идеологов русского Просвещения, в последний год жизни – президент Вольного общества любителей словесности, наук и художеств. Пнин не дождался публикации этой сценки: он умер 29 сентября 1805 г., а номер журнала вышел, по-видимому, в декабре. Издатель «Журнала Российской словесности» Н. П. Брусилов снабдил посмертную публикацию примечанием, напоминающим краткий некролог: «Вот одно из последних сочинений любезного человека, которого смерть похитила рано и не дала ему оправдать на деле ту любовь к Отечеству, которая пылала в его сердце. Счастлив тот, кто и за гробом может быть любим!» Сценка приведена с некоторыми пропусками и искажениями также в кн. А. М. Скабичевского (см. список сокращений, с. 102) и в книге В. Я. Богучарского «Из прошлого русского общества» (СПб., 1904. С. 285–287). Последний так комментирует эту сценку: «Знаменательно, что диалог Пнина появился в печати с разрешения той же цензуры и мог несколько смягчить гнев божественного Куна. Какие вулканы должны были иначе клокотать в груди Куна, если бы он узнал, что через много-много лет после появления в печати статьи Пнина сидел над рукописями авторов сделанный в 1841 г., невзирая на поразительное невежество, почетным членом отделения русского языка и словесности при Академии наук знаменитый цензор Красовский и делал на рукописях свои замечания вроде следующего, приобретшего историческую известность…» (далее он приводит уже цитировавшееся во вступительной заметке к разделу замечание Красовского на полях рукописи стихотворения о том, что к «…блаженству можно только приучаться близ Евангелия, а не близ женщины» (с. 287)).

Основной труд Пнина – «Опыт о просвещении относительно к России» (1804), изданный с таким эпиграфом: «Блаженны те государства и те страны, где гражданин, имея свободу мыслить, может безбоязненно сообщать истины, заключающие в себе благо общества». Антикрепостническая направленность этого труда привела к изъятию из книжных лавок нераспроданной части тиража и запрещению в 1805 г. попытки Пнина переиздать его. Автор не случайно выдает эту сценку за перевод «с манжурского » (так! – А. Б .). Мы встречаемся с довольно распространенным аллюзионным приемом, применявшимся русскими литераторами с целью обвода цензуры (см. далее у Некрасова: «Переносится действие в Пизу – И спасен многотомный роман!»). Помимо того, автор иронизирует по поводу заключения Петербургского цензурного комитета, запретившего переиздание его труда под таким, в частности, предлогом: процитировав слова автора – «Насильство и невежество, составляя характер правления Турции, не имя ничего для себя священного, губят взаимно граждан, не разбирая жертв», – цензор Г. М. Яценков заметил: «Хочу верить, что эту мрачную картину автор списал с Турции, а не с России, как то иному легко показаться может». Его выводы сводились к тому, что «…сочинение г-на Пнина всемерно удалять должно от напечатания», поскольку автор «…своими рассуждениями о рабстве и наших крестьянах, дерзкими выпадами против помещиков… разгорячению умов и воспалению страстей темного класса людей способствовать может» ( Пнин И. П . Сочинения. С. 268). Пнин попробовал было отстоять свой труд, послав в Главное правление училищ протест, но безуспешно. Между прочим, в нем есть такие слова: «…сочинитель обязан истины, им предусматриваемые, представлять так, как он находит их. Он должен в сем случае последовать искусному живописцу, коего картина тем совершеннее, чем краски, им употребляемые, соответственнее предметам, им изображаемым».