Александр Островский - Пьесы

Рисположенский.Стыдно сказать, Лазарь Елизарыч, тысячу рублей да старую шубу енотовую. Уж меньше меня никто не возьмет, ей-богу, вот хоть приценитесь подите.

Подхалюзин.Ну, так вот что, Сысой Псоич, я вам дам две тысячи-с… за этот же самый предмет-с.

Рисположенский.Благодетель вы мой, Лазарь Елизарыч! С женой и с детьми в кабалу пойду.

Подхалюзин.Сто серебром теперь же-с, а остальные после, по окончании всего этого происшествия-с.

Рисположенский.Ну вот, как за эдаких людей Богу не молить! Только какая-нибудь свинья необразованная может не чувствовать этого. Я вам в ножки поклонюсь, Лазарь Елизарыч!

Подхалюзин.Это уж на что же-с! Только, Сысой Псоич, уж хвостом не вертеть туда и сюда, а ходи в аккурате, – попал на эту точку и вертись на этой линии. Понимаете-с?

Рисположенский.Как не понимать! Что вы, Лазарь Елизарыч, маленький, что ли, я! Пора понимать!

Подхалюзин.Да что вы понимаете-то? Вот дела-то какие-с. Вы прежде выслушайте. Приезжаем мы с Самсоном Силычем в город, и эрестрик этот привезли, как следует. Вот он пошел по кредиторам: тот не согласен, другой не согласен; да так ни один таки и нейдет на эту штуку. Вот она какая статья-то.

Рисположенский.Что вы это говорите, Лазарь Елизарыч! А! Вот поди ж ты! Вот народ-то!

Подхалюзин.Как бы нам теперича с эстим делом не опростоволоситься! Понимаете вы меня али нет?

Рисположенский.То есть насчет несостоятельности, Лазарь Елизарыч?

Подхалюзин.Несостоятельность там сама по себе, а насчет моих-то делов.

Рисположенский.Хе-хе-хе… то есть дом-то с лавками… эдак… дом-то… хе-хе-хе…

Подхалюзин.Что-о-с?

Рисположенский.Нет-с, это я так, Лазарь Елизарыч, по глупости, как будто для шутки.

Подхалюзин.То-то для шутки! А вы этим не шутите-с! Тут не то что дом, у меня теперь такая фантазия в голове об этом предмете, что надо с вами обширно потолковать-с! Пойдемте ко мне-с. Тишка!

Те же и Тишка.

Подхалюзин.Прибери тут все это! Ну, пойдемте, Сысой Псоич!

Тишка хочет убирать водку.

Рисположенский.Постой, постой! Эх, братец, какой ты глупый! Видишь, что хотят пить, ты и подожди. Ты и подожди. Ты еще мал, ну так ты будь учтив и снисходителен. Я, Лазарь Елизарыч, рюмочку выпью.

Подхалюзин.Пейте, да только поскореича, того гляди, сам приедет.

Рисположенский.Сейчас, батюшка Лазарь Елизарыч, сейчас! (Пьет и закусывает.) Да уж мы лучше ее с собой возьмем.

Уходят. Тишка прибирает кое-что; сверху сходят Устинья Наумовна и Фоминишна. Тишка уходит.

Фоминишна.Уж пореши ты ее нужду, Устинья Наумовна! Ишь ты, девка-то измаялась совсем, да ведь уж и время, матушка. Молодость-то не бездонный горшок, да и тот, говорят, опоражнивается. Я уж это по себе знаю. Я по тринадцатому году замуж шла, а ей вот через месяц девятнадцатый годок минет. Что томить-то ее понапрасну. Другие в ее пору давно уж детей повывели. То-то, мать моя, что ж ее томить-то.

Устинья Наумовна.Сама все это разумею, серебряная, да нешто за мной дело стало; у меня женихов-то что кобелей борзых. Да ишь ты, разборчивы очень они с маменькой-то.

Фоминишна.Да что их разбирать-то! Ну, известное дело, чтоб были люди свежие, не плешивые, чтоб не пахло ничем, а там какого ни возьми – все человек.

Устинья Наумовна (садясь). Присесть, серебряная. Измучилась я нынче день-то деньской, с раннего утра, словно отымалка [16] Отымалка – кухонная тряпка для горячей посуды. какая, мычуся. А ведь и проминовать ничего нельзя, везде, стало быть, необходимый человек. Известное дело, серебряная, всякий человек – живая тварь; тому невеста понадобилась, той жениха хоть роди, да подай, а там где-нибудь и вовсе свадьба. А кто сочинит – все я же. Отдувайся одна за всех Устинья Наумовна. А отчего отдувайся? Оттого, что так уж, видно, устроено, – от начала мира этакое колесо заведено. Точно, надо правду сказать, не обходят и нас за труды: кто на платье тебе материи, кто шаль с бахромой, кто тебе чепчик состряпает, а где и золотой, где и побольше перевалится, – известно, что чего стоит, глядя по силе возможности.

Фоминишна.Что говорить, матушка, что говорить!

Устинья Наумовна.Садись, Фоминишна, – ноги-то старые, ломаные.

Фоминишна.И-и, мать, некогда! Ведь какой грех-то: сам-то что-то из городу не едет, все под страхом ходим; того и гляди, пьяный приедет. А уж какой благой-то, Господи! Зародится же ведь эдакой озорник!

Устинья Наумовна.Известное дело: с богатым мужиком, что с чертом, не скоро сообразишь.

Фоминишна.Уж мы от него страсти-то видали. Вот на прошлой неделе, ночью, пьяный приехал: развоевался так, что на́-поди. Страсти, да и только! Посуду колотит… «У-у! – говорит, – такие вы и эдакие, убью сразу!»

Устинья Наумовна.Необразование.

Фоминишна.Уж и правда, матушка! А я побегу, родная, наверх-то – Аграфена-то Кондратьевна у меня там одна. Ты как пойдешь домой-то, так заверни ко мне, – я тебе окорочок завяжу. (Идет на лестницу.)

Устинья Наумовна.Зайду, серебряная, зайду.

Подхалюзин входит.

Устинья Наумовна и Подхалюзин.

Подхалюзин.А! Устинья Наумовна! Сколько лет, сколько зим-с!

Устинья Наумовна.Здравствуй, живая душа, каково попрыгиваешь?

Подхалюзин.Что нам делается-с. (Садится).

Устинья Наумовна.Мамзельку, коли хочешь, высватаю!

Подхалюзин.Покорно благодарствуйте, – нам пока не требуется.

Устинья Наумовна.Сам, серебряный, не хочешь, – приятелю удружу. У тебя ведь, чай, знакомых-то по городу что собак.

Подхалюзин.Да, есть-таки около того-с.

Устинья Наумовна.Ну, а коли есть, так и слава тебе Господи! Чуть мало-мальски жених, холостой ли он, неженатый ли, вдовец ли какой, – прямо и тащи ко мне.

Подхалюзин.Так вы его и жените?

Устинья Наумовна.Так и женю. Отчего же не женить, и невзвидишь, как женю.

Подхалюзин.Это дело хорошее-с. А вот теперича я у вас спрошу. Устинья Наумовна, зачем это вы к нам больно часто повадились?

Устинья Наумовна.А тебе что за печаль! Зачем бы я ни ходила. Я ведь не краденая какая, не овца без имени. Ты что за спрос?

Подхалюзин.Да так-с, не напрасно ли ходите-то?

Устинья Наумовна.Как напрасно? С чего это ты, серебряный, выдумал! Посмотри-ко, какого жениха нашла. Благородный, крестьяне есть, и из себя молодец.