Хедвиг Шоберт - Найти самого себя. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

– Что происходит сейчас? – быстро спросил Грегор, немного поколебавшись.

– Сейчас я остаюсь наедине со своими мыслями, – закончила она энергично. – Но иногда я убеждена, что было бы лучше, если бы я вообще не выходила замуж, а стала такой, какой была моя мать.

Она устремила свой взгляд мимо него в окно.

– Вы, Марта, должны быть благоразумной! – сказал Грегор, качая головой. – Конечно, Виктор должен работать, но для кого – для Вас! Вы должны отнестись к этому с пониманием и уважением, чтобы не волновать его понапрасну, он этого заслуживает – в конце концов, он старается, чтобы обеспечить Ваше будущее.

– Но я хочу жить сейчас, – воскликнула она. – Слышите, Грегор, жить! Мне недостаточно готовить обед для Виктора, а потом думать об ужине, вытирать пыль и стирать его вещи, я хочу больше!.. Мое одиночество делает меня очень несчастной – ужасно несчастной!

– Мне жаль Вас, Марта, – сказал Грегор очень сухо. – До сих пор я считал, что для женщины быть женой это высокое, прекрасное предназначение, если правильно его понимать. Что же кажется Вам более притягательным и достойным?

– Вот это! – почти крикнула Марта и указала пальцем в угол, где висела фотография в лавровом венке. – Она тоже была женой, моей матерью, и мой отец очень сильно любил ее, a другие люди восхищались ею.

Она подскочила к стене и вернулась с обрывком газеты.

– Посмотрите сюда – читайте – и скажите мне, не была ли моя мать великой актрисой!

С триумфом Марта наклонилась вперед и смотрела ему в лицо сверкающими глазами, пока он изучал потускневшие строчки – медленно – раздумывая, что было бы для нее лучше – лишиться этой иллюзии или сохранить ее. Он был достаточно хорошо знаком с бульварной литературой, чтобы понять, что эта рецензия была напечатана в каком-то провинциальном городе, что автор, скорее всего, находился под влиянием только красоты актрисы, а возможно, и звона монет. Он ни на секунду не сомневался, что старая фрау фон Нордхайм была права, когда видела в невестке не более чем третьеразрядную актерку, но нужно ли было лишaть ее дочь памяти о ee матери, которую она никогда не знала?

И поэтому он серьезно вернул ей газету и сказал:

– Пусть память, которую Вы храните о своей матери, останется нетронутой, Марта! Но утешьте себя тем, что лавры не могут вырасти для всех!

Марта смотрела на него с нетерпением и некоторым разочарованием, но она молчала.

В тот же вечер Грегор сказал Альтену:

– Только не поощряй у Марты увлечение театром, это слишком сильно будоражит ее воображение. Она еще так молода.

Виктор с сердитой улыбкой открыл злополучный ящик.

– Даже если бы я захотел это сделать, мизерные остатки здесь все равно не позволили бы этого!

А потом он вскочил со стула и, проведя рукой по волосам, мучительно произнес:

– Эти проклятые деньги! Эти жалкие деньги! Он порабощают душу и сковывают ее цепями!

– Уже? – спросил Грегор, удивленно взглянув на друга.

Осенний ветер за окном снова срывал увядшие листья с ветвей липы, и Виктор вновь неподвижным взглядом смотрел на мрачные серые сумерки, а рука бессознательно играла с пером.

Прошло уже три года с тех пор, как они женаты, – три тяжелых, напряженных года, которые истощили его воображение и состарили его тело. На его красивом лице со следами духовной усталости появились складки вокруг рта и глаз, и оно сейчас еще больше напоминало лица стариков на картинах Веласкеса. Выражение лица стало нервным и напряженным. Он всегда был раздражен, эгоистичен, требовал от окружающих постоянного внимания по отношению к себе. Небольшой садовый домик часто являлся свидетелем бурных сцен между мужем и женой, хотя они старались как можно меньше контактировать друг с другом.

– Марта! Марта! – Виктор вдруг позвал так громко и резко, что это эхом отразилось от закрытых окон, но ответа не последовало.

– Марта! Марта! – он почти выкрикнул и нахмурил лоб.

– Фрау Альтен ушла, – сообщила, наконец, горничная, прибежав из кухни.

– Куда?

– Я не знаю!

– Как давно она ушла?

– Ну, часа два назад!

Улыбка мелькнула на его плотно сжатых губах, очень злобная.

– Хорошо, Полина, иди!

Несмотря на холод, он открыл окно и высунулся наружу. В нем кипела злость. Он прекрасно знал, куда обычно ходила Марта, как только она заканчивала свои дела на кухне и в доме. К Лене Даллманн!

Если быть справедливым, то Виктору не следовало винить жену, но как только возникает вопрос о собственном комфорте, трудно быть справедливым. И опять же – он не пренебрегал ею умышленно, необходимость работать, чтобы обеспечить нужды повседневной жизни, вынуждала его делать это!

Виктор вспомнил о трех годах своего брака и признался себе, что не нашел того, чего ожидал с такой уверенностью. Он страдал от неизбежного разочарования, которое наступило под влиянием повседневных забот, и чем безоблачнее были до этого его иллюзии, тем более болезненно он переносил однообразную семейную жизнь.

«Как душит меня этот брак с его непрекращающимися заботами и обязанностями,» – подумал он, поглаживая горячий лоб, и тут же испугался собственных мыслей.

Он увидел, как Марта вошла во двор и поспешил закрыть окно.

На ней было черное платье и облегающий жакет, маленькая черная шапочка на светлых волосах и букет гвоздик в руках – редкость для этого времeни года.

Виктор не мог не признаться себе, что не было ничего более соблазнительного и очаровательного, чем эта молодая женщина со свежим детским лицом, мягкими движениями и цветущей фигурой, но все же он не мог избавиться от легкого чувства раздражения. Это была та же Марта, которой он когда-то так горячо поклонялся, но постепенно, шаг за шагом, без его ведома, ореол, который он создал вокруг нее, потух. Она стала для него тем, кем она была на самом деле, – женщиной со слабостями и ошибками, с претензиями и нереальными мечтами, с желанием получать удовольствия и постепенным осознанием своих прав. Он ошибочно полагал, что ради нее ему придется идти на жертвы, и поэтому достигнутое им счастье теперь казалось ему весьма сомнительным.

Снаружи горничная тем временем сказала:

– Господин Альтен звал Вас, фрау Альтен.

– Ах, так!

Марта медленно сняла жакет и шляпку; она не торопилась.

– Он был очень зол, – шепотом сообщила горничная.

Марта не ответила, ее мысли были заняты другими вещами. Она привыкла к постоянной смене в настроении Виктора и не очень обращала на них внимание.

– Чего ты от меня хотел? – спросила она, войдя через некоторое время в комнату и садясь рядом с его столом. – Ты звал меня.

– Где ты была? – спросил Виктор в ответ и при этом не мог избавиться от некоторой резкости в своем тоне.