Хедвиг Шоберт - Найти самого себя. Перевод с немецкого Людмилы Шаровой

О! Ее сон закончился. Серая монотонная реальность повседневной жизни снова окружила ее.

Марта молча оделась, молча вышла с мужем на улицу. – Это было так непохоже на нее.

– Ну, – шутливо сказал Виктор, – ты молчишь, потому что пьеса усыпила тебя?

– Усыпила? – машинально повторила Марта. – О, нет, это было так прекрасно, Виктор!

– Я видел, что ты совсем потеряла чувство реальности! Ты даже забыла, что я все еще существую в этом мире.

– Да, – призналась она все еще необыкновенно отсутствующим тоном, затем придвинула свое лицо совсем близко к нему и прошептала. – Ты знаешь, чего я хочу, Виктор? Быть актрисой, как моя мать!

Виктор рассмеялся.

– Это благочестивое желание возникает у многих, кто видит только праздничную сторону театра, но на самом деле, дорогая женушка, твое положение несравненно лучше! Только подумай – каждый вечер ты должна выходить на сцену независимо от того, какое у тебя настроение. Что касается тебя, то ты всегда можешь наслаждаться покоем в своем уютном доме, у тебя есть муж, который любит тебя… – Он нежно наклонился к ее белокурой головке. Но Марта стремительно вырвала свою руку из-под его руки и остановилась.

– Что случилось, Марта? – спросил он, удивленный этим внезапным порывом.

– Я обронила свою шаль – подожди минутку! – Она стала торопливо шарить под своей белой накидкой. Виктор с готовностью предложил ей свою помощь, хотя он не видел никакого беспорядка в ее одежде.

– Почему бы тебе не написать такую пьесу? – неожиданно спросила Марта и, идя рядом с ним, посмотрела не него широко открытыми глазами. – Ты можешь это сделать?

Виктор покачал головой.

– Нет, дитя мое, моя муза серьезнее. Я не могу так поступить с ней, развлекая толпу легкомысленными и фривольными шутками, – мне было бы стыдно за это. Желание творить, которое живет во мне, Марта, не связано со стремлением непременно стать знаменитым. Если мои произведения доставят радость лишь немногим, кто разделяет мои чувства и мысли, – этого будет для меня достаточно. Я не хочу развлекать, я хочу, чтобы мои книги захватывали и потрясали.

– Ах, – сказала Марта очень серьезно, – если бы ты спросил меня, – я бы честно призналась тебе, что мне больше понравилась бы пьеса, похожая на ту, которую мы только что видели!

– Значит ты ставишь автора этой пьесы выше своего мужа? – спросил он с улыбкой, но все-таки с затаенной обидой.

– О, несомненно! Если бы ты, Виктор, написал что-то подобное, то – да, тогда бы я поверила, что ты действительно отличаешься от всех остальных!

– А сейчас ты не веришь в это?

– Не сердись, но… – она запнулась, глядя ему в лицо.

– Просто скажи это, Марта, – сказал Виктор спокойно и открыл перед ней входную дверь.

– Это ужасно скучно иметь дело с такими правильными людьми, как в твоих книгах, – продолжала Марта с неким упрямством. – Они все необыкновенно серьезные и благородные, и я бы никогда не смогла стать такой, потому, что я обыкновенный человек, и ты, Виктор, тоже не будешь таким. Помнишь, как ты сердился и выговаривал мне, когда котлеты подгорели, и еще вчера, когда я не вытерла всю пыль на твоем столе.

Она посмотрела на него сбоку с лукавой улыбкой, и ему не оставалось ничего другого, как тоже улыбнуться.

С того вечера в маленький домик в саду проник и тайно воцарился совершенно новый дух. Марта достала порванную фотографию своей матери и прикрепила ее к стене вместе с пожелтевшим лавровым венком. Там же на светло-голубой ленте она повесила обрывок газеты с частью рецензии. Это стало чем-то вроде ее домашнего алтаря. От этих реликвий забытого прошлого протянулись невидимые нити, которые проникли в ее настоящую жизнь и тянули ее в новое будущее. У нее было достаточно свободного времени, чтобы думать и мечтать! – Виктор хотел чтобы его не отвлекали насколько это возможно; он усердно работал, но не с ясной головой, не со счастливым самозабвением, не с гордой уверенностью в своих силах, как это было раньше, a более нервно, более критически; и все чаще наступали моменты, когда он не мог избавиться от неясной тревоги и душевной усталости. Он вспоминал, как Марта критиковала его книги. – «Глупость! Ребячество!» – повторял он, успокаивая себя, и все же – и все же! – капля горечи осталась в его сердце и часто отравляла радость творения в самый неподходящий момент.

Другие могут думать так же как и Марта! Она все-таки была его женой. И внезапно Виктор спросил себя, а действительно ли он создает что-то стóящее? Эта мысль поселила в его душе неуверенность, заставилa его колебаться и сомневаться в том, что раньше казалось интересным и бесспорным, когда он творил, не задумываясь о том, что это принесет ему – похвалу или порицание, вознаграждение или отказ. Теперь он больше не мог себе позволить слепо следовать своей фантазии, он должен был думать о будущем, и именно это парализовало его сердце и мозг.

Он скрывал свои заботы от Грегора, он боялся его насмешек, но еще больше его спокойного взгляда, с которым его друг мог читать его душу, как если бы она лежала перед ним как открытая книга. Ему было стыдно перед Грегором. И тогда он приписывал все, что давило на него, сезонному физическому недомоганию, ибо зима пришла суровая, и снег лежал на сухих ветвях липы.

По-видимому, Грегор не замечал, что происходит с Альтеном, он не пытался вызвать его на откровенный разговор, тем более, что Марта часто сама делилась с ним своими проблемами. Ей нужно было с кем-то поговорить о том, что у нее на душе, а Виктор, как ни странно, не был достаточно близок ей.

Когда Марта видела, что Виктор усаживался за стол в рабочей комнате, она проскальзывала в спальню, сооружала из своего гардероба некое подобие театрального костюма и играла по памяти те сцены, которые произвели на нее самое глубокое впечатление во время посещения театра и которые почти осязаемо стояли у нее перед глазами.

Это была всего лишь детская игра, но она доставляла молодой женщине истинное наслаждение. Театр оставался единственным светлым пятном в ее скучной однообразной повседневности, ее единственной страстью. Она постоянно донимала мужа просьбами снова доставить ей это удовольствие, и когда Виктор, наконец, потерял терпение и наотрез отказал ей в этом, она обратилась за поддержкой к своему старому другу Грегору.

– Разве я прошу так уж много? – жаловалась Марта. – Что у меня есть в жизни? Ничего! Совсем ничего! Иногда мне кажется, что раньше я была намного счастливее – по крайней мере, у меня была Лена, – а кто у меня есть сейчас?

– У Вас есть Ваш муж, Марта!

Она задумчиво посмотрела на него снизу вверх.

– Да, я тоже так думала, но на самом деле все не так. Я мешаю ему, когда я прихожу в комнату, он говорит мне, что ему нужно работать, чтобы зарабатывать деньги, дом такой дорогой! Ну а сейчас…