Герман Мелвилл - Марди и путешествие туда

Но одна причина, возможно, состояла в том, что я ожидал рассказ совсем иной, который бы подтверждал мои предыдущие предположения.

Но небольшое замешательство также было следствием того, что он видел острова предыдущим днём; хотя, после размышлений о том, что это, возможно, было случайностью, и также из-за немедленного изменения курса «Парки», «Серна» невольно и оказалась поблизости от корабля. Однако те острова не могли являться частью той цепи, которую мы искали. Они, должно быть, были некой областью, до настоящего времени не открытой.

Но кажется вероятным, думал я, что тот, кто, согласно его собственному мнению, проявил себя столь героически в спасении бригантины, должен стать жертвой такого детского испуга от простой встречи с несколькими моряками в открытой лодке, хорошо снаряжёнными и вооружёнными, как он сам, при его сопротивлении их завоеванию судна, если таково было их намерение? Напротив, не было ли более естественным в его тоскливой ситуации приветствовать наш подход с предельным восхищением? Но, с другой стороны, мы были приняты за призраков не из плоти и крови. В целом я расценил рассказанное несколько подозрительно. Но он встретил мой пристальный взгляд с пониманием. В это время Аннэту, стоящая рядом, смотрела так многозначительно и по-амазонски характерно, что мои сомнения начали дрогнуть. И, вспоминая все мелкие инциденты их истории, понимаю, настолько трудно вызвать в воображении всю остроту деталей, чтобы они оказались лживыми; нет, это казалось настолько трудным, как и наколдовать их, и мои подозрения наконец отступили. И я больше не смог испытывать каких-либо предчувствий.

Говоря напрямую, мог ли Самоа сочинить такой ужасный рассказ о той резне, если не для сокрытия некой трагедии, ещё более зверской, в которой он сам был участником преступления? Гипотеза, которая, по очевидным причинам, казалась вне рассмотрения. Правда, мне были известны полуцивилизованные существа, такие как Самоа, которые, являясь частью экипажей судов в этих морях, внезапно набрасывались на своих белых товарищей по команде и убивали их ради разрушения судна на берегу некоего близлежащего острова и разграбления его содержимого, когда корабль оказывался на мели.

Если он имел и ставил цели относительно «Парки», то где остальные мятежники? Не было никакого конца моим гипотезам, и чем больше я перебирал их, тем больше они умножались. Поэтому, не желая мучиться самостоятельно, когда ничего не могло быть изучено мною, я укрепился в симпатии в отношении к героизму Самоа; я уступил всему, решившись отдохнуть, полностью полагаясь на островитянина.

Ярл, однако, отнёсся к рассказу скептически и так никогда и не смог полностью ему поверить. Он упорно твердил, что эльфы наверняка сумели что-то сотворить с «Парки».

Когда моё собственное любопытство относительно бригантины было удовлетворено, Самоа сам превратился в следователя. Он желал знать, кем мы были и откуда мы прибыли в нашей изумительной шлюпке. Пораскинув мозгами, я решил, что лучше всего отказаться от правдивого рассказа; ведь в представлении Самоа раскрытая правда уменьшила бы его уважение к нам как к мужчинам, стоящим выше его по уровню знаний и опыта. Поэтому я довольно неопределённо поведал о наших приключениях и решительно принял сторону владельца нашего бывшего судна, что, как я почувствовал, не оскорбило Островитянина. Что же касается Ярла и его желания что-либо рассказать, то я воспользовался первой возможностью, дабы внушить ему важность молчания о нашем бегстве с «Арктуриона», и попросил его не давать никаких своих комментариев, – инструкции эти он искренне обещал соблюдать.

Если с самим Самоа, несмотря на его дикие черты и искалеченную руку, я как-то нашёл общий язык, то гораздо менее я примирился с Аннэту, которая, обладая всеми конечностями, была молодой, миловидной, но весьма враждебной и чрезвычайно неприятной в моих глазах. Кроме того, она была тигрицей. Всё же, как избежать восхищения теми качествами Царицы амазонок, которые так заметно помогли Самоа в спасении «Парки» от его предательских похитителей? Однако было обязательно, что ей должно было сразу вернуться под благоразумное подчинение и, сделав это, знать, раз и навсегда, что, оставаясь по-супружески мятежной, она должна согласно морскому закону оставаться покорной. Иначе идти морем с Калмычкой на борту казалось почти невозможным. Для большинства военных морских пехотинцев это запрещено законом: ни один офицер не может взять с собой свою Пандору с её ящиком без контроля.

Между прочим, это же самое имя, Пандора, присваивалось судам. Существовало британское судно с этим именем, посланное на поиски мятежников с «Баунти». Но всем, вплоть до старой смолы, владела пророченная именем судьба. Привязанное к дому, оно было разбито на рифе у Нового Южного Уэльса. Пандора, воистину! Симпатичное название судна: справедливый удар Судьбы по лицу. Но в этом вопросе крещения военных судов христианские страны слишком часто теряют голову. Засвидетельствуйте следующее: британец называет все свои суда – «Завоеватель», «Вызов», «Месть», «Вспыльчивый», «Дредноут», «Громовержец» и «Потрясающий». Не забудьте «Этну», которая в пути на Корфу была поражена молнией, выдержав полученный с небес огонь. Но громоотвод Франклина, почти столь же мощный, как и посох Мои сея, обеспечил ей спасение.

С вышеупомянутым каталогом имён сравним французские, вполне схожие с особенностью стремлений месье:

«Судьба», «Великолепный», «Великодушный», «Волшебный»,

«Завоеватель», «Торжествующий», «Упрямец», «Бесстрашный», «Монблан». Наконец, испанцы; кто рылся в богословии мировой религии для прекрасных названий боевых кораблей, те не остановились при наречении одного из их трёхпалубных судов именем самой Святой Троицы. Но хотя в Трафальгаре

«Святая Троица» гремела, как Синай, её громы заставила замолчать победная канонада «Победы».

И, не будучи разнесёнными в осколки артиллерией, сколь ко же из этих «Устрашающих» и «Невидимок» уступили волнам, как хвастуны, которых отправили на дно ураганы вместе с их бравадами, начертанными на бортах.

Намного лучше американские имена (запрещающие «Скорпионов», «Шершней» и «Ос»): «Огайо», «Вирджиния», «Каролина», «Вермонт». И если даже когда-нибудь эти янки столкнутся с большими морскими проблемами – Боже упаси! – как здорово, поэтически говоря, расположить целый объединённый флот и растечься дальше по широкой поверхности от Флориды до Мэна. Да, да, действительно, очень славно! И как же тогда в этом гордом вое орудий спрятать изумление миролюбца Пенна и увидеть самого могущественного убийцу из всех из них, большую «Пенсильванию», полную его тёзку. Действительно, Оружие Пенсильвании должно быть деревянным, называемым военными мужами «квакерским».