Герман Мелвилл - Марди и путешествие туда

Мы немного времени потеряли, готовя провизию для нашего побега. Булочки и говяжья солонина были нашим единственным ресурсом, и, благодаря щедрости владельцев «Арктуриона», у команды нашего судна было достаточно продуктов. Оба бочонка со снятыми во избежание стука крышками использовались как ёмкости. В сумках, которые мы сделали для наших целей, оказалось достаточно готовых булочек, спрятанных доселе в легкодоступном месте. Солёную говядину получить было труднее, но постепенно нам удалось заняться её контрабандой из бочки в таком масштабе, чтобы создать необходимый запас.

Что касается воды, то в один удачный день или два несколько специальных больших бочек с водой были подняты снизу для какого-то использования офицерами корабля. Эти были бочки с крышками, длинные и тонкие, но очень крепкие, различного диаметра. Их поставили словно нарочно, задвинув в пространства между огромными рёбрами корпуса судна.

Самые большие из тех, что мы могли найти, были отобраны и сначала тщательно исследованы на предмет обнаружения возможных утечек. Используя какие-то отговорки для остальных членов экипажа, мы затем прокатили их по всей той стороне судна, где находилась выбранная нами шлюпка, и разместили их поблизости от неё.

Наши маленькие рундучки были аккуратно упакованы, увязаны и отложены до поры в сторону. И, наконец, ради предосторожности, у нас каждая вещь была расположена применительно к самому ответственному моменту. Позвольте мне, ничего не умаляя, добавить к достоинствам Ярла, что всякий раз, когда стратегия наша требовала усыпить внимание экипажа, он умел выглядеть неловким, и по большей части это делалось ради меня. То, что он делал, было правильно; демонстрируя несвоевременную прямоту, он раз или два проверил на прочность каждую вещь. Иногда он казался настолько несвоевременно тупым, что я почти подозревал его в равнодушии к нашему замыслу, подобно тому филантропу, который, использовав все способы для осуществления провального проекта, спасает его от закрытия и ведёт к неуклюжему одобрению. Но не стоило сомневаться: Ярл был викингом, таким же, как его предки, хотя совсем и не разбойником.

Месяц, по нашему расчёту, должен был быть минимального размера, согласно советам, данным в альманахах бывалыми ночными авантюристами. Когда Синтия показывает круглый и полный диск, то много смелых дел свершить не получается. Правда, бывает, что лунные ночи оказываются бочками с драгоценностями для разбойников и девичьих сердец, как говорил Коперник.

Языческая планета находилась в своей последней четверти, и на её тонкий серп я возложил свои надежды на бегство без риска быть обнаруженными.

Теперь, совершая спокойный переход через океан, мы отрабатывали вахты, которые в среде китобоев имеют название «матросские часы». Они имели ту особенность, что моряки, составлявшие команды каких-либо шлюпок, стояли покомандно две ночные вахты по четыре часа, а их начальник, называемый «палачом» (это всегда был один из помощников), отсутствовал. Начальству на корабле этот режим даёт непрерывный отдых – «на всю ночь», как говорится, и, конечно, очень радует команду.

Гарпунёры возглавляют команды шлюпок и являются ответственными за судно в течение этих часов.

К этому времени мой викинг, будучи рослым моряком, вытянул весло среднего сечения из шлюпки, в которой я был гребцом. Разумеется, продолжались те самые часы, в которые бодрствовали также три других матроса, включая Марка, гарпунёра.

Один из этих моряков, однако, был инвалидом, и, следовательно, только двое других могли с нами справиться и помешать побегу.

Путешествуя в этих морях, вы можете скользить по водной глади вперёд в течение многих недель, словно по простыне, едва двигая руль, настолько здесь дует умеренный и постоянный ветер. Ночью склянки редко отбиваются вкупе с выполнением каких-либо наблюдений, учитывая, что парус – почти чудо в этих одиноких водах. В ожидании иных судов проходит неделя за неделей, вам сложно сказать, сколько времени вы провели на палубе, – так мало внимания уделяется показанию часов, где в атмосфере предполагаемой безопасности почти каждый моряк безмятежно «клюёт» носом.

Но обязательно – если вы являетесь в эти часы членом команды шлюпки беспечного китобоя – существует человек, который возглавляет моряков, и он обязан поддерживать порядок на квартердеке, пока не заступит новая смена.

Однако сон был свойством всей природы, даже Наполеона, устраивавшего своё ложе прямо на снегу; и так же часто в снежном лунном свете, затенённый эбеновым деревом, дремал Марк, наш гарпунёр. «Пусть у него будет кусочек счастливой ночи, как и грядущее утро, которое предшествовало нашему предприятию», – думал я, следя за этим человеком, который вполне мог бы пресечь мои планы.

Но позвольте мне закрыть эту часть моей истории. В это время, называемое в море «собачьей вахтой» (между четырьмя и восемью вечера), моряки бывают довольно живыми и игривыми. Эта приподнятость в настроении сохраняется и в первом из длинных «ночных часов»; но по их окончании, в «восемь склянок» (полночь), устанавливается тишина; если вы слышите голос, то это не голос херувимов: все восклицания – ругательства.

В восьмые склянки моряки на палубе, где теперь их заботы становятся минимальными, выползают из своих спальных мест в старых обезьяньих жакетах, или из канатных катушек, и бредут к своим гамакам, почти без прерывания своих дрём и мечтаний, в то время как бездельники из кубрика лениво поднимаются по лестнице, чтобы возобновить свою дремоту на свежем воздухе.

По этим же причинам безлунная морская полночь предполагалась только как время побега. Следовательно, мы провели целый день почти без работы; в ожидании ночи, пока не взошла звезда «часов четвёртой шлюпки», к которой мы принадлежали, и вызвала бы на палубе богатые события в восьмые склянки.

Но двадцать четыре часа проскальзывают быстро; «Старболинс на палубе, склянок не слышно», и меня начала беспокоить собственная дремота.

Я вылезу из своего гамака и буду раскуривать мою трубку. Но лампа на баке догорела. Старый морской волк что-то бормочет об акулах во сне. Ярл и наш одинокий часовой-сообщник нащупывают брюки. Слышны только жужжание паруса наверху, стук волн о борт и глубокое дыхание погружённых в сновидения моряков вокруг.

Старый добрый «Арктурион»! Словно мать, он так часто укачивал меня в своём дубовом сердце, что я с огорчением говорю о том, как я покинул его посреди океана. Вдали от дома этот языческий лепет пёстрой команды из множества островитян прокатывается эхом через ваш христианский мир и, должно быть, ужесточает облик любой ведьмы.