Игнатий Потапенко - Повести и рассказы из духовного быта

– Ты, бычачья голова, рехнулся, что ли? – спросил он его низким, сдержанным голосом.

– Чего? – проговорил Антон, хотя отлично знал, чего хочет дьяк.

– Как чего? За венчанье карбованец даешь?

– А ей-богу же, Дементий Ермилыч, я больше не имею!

– Да я тебя не спрашиваю, имеешь ты или нет, а ты скажи, сколько тебе батюшка назначил?

– Батюшка? Батюшка сказал: «Сколько в силах, столько и дашь…». Ну, я…

Дьячок Дементий совершенно растерялся, до такой степени это было дико. Этим воспользовался Антон и поспешил удрать, боясь, чтобы с него не слупили чего-нибудь лишнего. Дементий возвратился на клирос уже более сдержанными шагами и поведал дьякону то, что узнал от Антона. В это время Кирилл, сняв облачение, вышел из алтаря и направился к выходу. Они замолкли, но на лицах их явно выражалось изумление и неудовольствие, хотя они и старались скрыть эти чувства. Кирилл очень хорошо видел это, но сделал вид, что ничего не замечает, и вышел из церкви.

– Нет, что ж это такое, отец Семен, я вас спрашиваю? – во все свое широкое горло крикнул тогда дьячок Дементий. – Этак и с голоду пропасть можно! Ежели за венчанье не брать, так за что же брать?

– Новые порядки, Дементий Ермилыч! – слабым тенорком ответил болезненный дьякон и прибавил: – Ковшик с вином уберите, Дементий Ермилыч!

Дьячок Дементий ринулся к стоявшему посреди церкви низенькому квадратному столику, схватил ковш и помчался с ним в алтарь. Все это он проделал с неудержимым негодованием. Дьякон же стоял, смиренно опустив голову, как человек, привыкший смиряться перед всевозможными невзгодами жизни.

– Знаете что? – сказал дьячок, вернувшись из алтаря. – Пойдем к отцу Родиону и расскажем ему.

– А надо, надо! – ответил дьякон. И, выйдя из церкви, они направились прямо к отцу Родиону.

Отец Родион принял их запросто. Он был в широких нанковых 24 24 Нанк – хлопчатобумажная ткань из толстой пряжи. шароварах, спускавшихся в голенища невысоких сапог, и в коротенькой куртке. Когда они вошли в комнату, которую называли гостиной, отец Родион стоял у клетки, висевшей над окном, и осторожно и сосредоточенно переменял воду канарейкам.

– А! наше воинство пожаловало! – промолвил он, оставшись в прежней позе и не покидая своего занятия. – Ну, как дела?

– Нехорошо, отец Родион! – пожаловался дьячок Дементий, в груди которого еще кипело негодование.

– Ну-у? Что же именно?

– Сейчас венчали Антонову Бондаренкову дочку. А за венчанье получили руб-карбованец.

– Это каким же манером?

Отец Родион все еще оставался спокойным и не оставлял своего идиллического занятия.

– Очень просто. Кончили это мы венчанье, подходит Антон к отцу Кириллу…

Дьячок Дементий начал рассказывать, как было дело, останавливаясь на мельчайших подробностях. Когда он дошел до объяснения Антона и повторил его ответ: «Батюшка, – говорит, – сказали: сколько, – говорит, – в силах, столько, – говорит, – и дашь», то отец Родион внезапно оставил клетку, которая начала раскачиваться из стороны в сторону.

– Вот оно что! Ну, это, могу сказать, нехорошо! – сказал он.

– Весьма даже нехорошо! – жалобно подтвердил дьякон.

– Ведь это только один раз надо сделать, а там уж пойдет. Это им очень понравится!..

Под выражением им отец Родион разумел прихожан. Он пригласил причт садиться, и началось основательное обсуждение положения дела.

– Признаться, я сразу заметил в нем что-то такое… этакое… подозрительное, – говорил отец Родион, – но одначе, ежели так дальше пойдет, то можно и пожаловаться.

Совещание длилось более часу. В конце концов было решено не спешить и выждать, что дальше будет. Может, это от неопытности: просто, человек не знает порядков.

Первая седмица Кирилла была богата требами. У кузнеца Пахома, подковывавшего всю деревню, умерла старуха-мать. Кузнец не особенно печалился, потому что старуха долго болела, никакой пользы ему не приносила, представляя только лишний рот вдобавок к семи ртам, которые составляли его собственное семейство. Он пришел прямо к дьячку Дементию.

– Что, должно быть, Мавра Богу душу отдала? – спросил Дементий.

В местечке было известно, что Мавра плоха. Притом же в такое горячее время кузнец не стал бы шляться к дьячку без важной причины.

– Вот как вы угадали, Дементий Ермилыч. Именно, отдала! Царство ей Небесное!

– Ну, так что же?

– Схоронить бы!

– А ты возьми, да и закопай ее. А мы в воскресенье пойдем на кладбище, да и отпоем. Может, к тому времени еще кого-нибудь Господь примет. Так разом уже.

– Хотелось бы как следует, Дементий Ермилыч!

– Да ведь мне хотелось бы быть архиереем, мало чего! Не велика была птица твоя Мавра! Небось, за четыре гривны хочешь всем собором схоронить!

– Что ж, Дементий Ермилыч, – чем смогу, отплачу. Может, когда-нибудь коняку подковать придется.

– Это ты мне и так подкуешь!.. Нет, Пахом, брось ты это!.. У меня у самого пшеница недомолочена!

– Коли так, придется к самому батюшке пойти! – и Пахом направился к Кириллу.

«Вишь, пронюхали, каков этот батюшка. К отцу Родиону, небось, не пошел бы», – подумал Дементий и решил выждать, что скажет Кирилл.

Пахом пришел к Кириллу и заявил о том, что у него вчера умерла мать. Он собирался изложить свою просьбу о похоронах.

– Все ли у вас готово? – спросил Кирилл.

– Все, как полагается.

– Ну, так кликни там дьяка либо дьякона!

Пахом замялся.

– Дьяк говорит: «Сами, – говорит, – заройте, а мы в воскресенье отпоем!.. Мне, – говорит, – молотить надо, я за четыре гривны не могу дела бросить».

Кирилл промолчал, одел рясу и шляпу и вышел. С крыльца был виден ток 25 25 Ток – расчищенное место для молотьбы. Дементия. Дьяк был в ситцевой рубахе без кафтана. Соломенная шляпа съехала у него на затылок. Он усердно стучал цепом; пот катился с него градом. Увидев батюшку, вышедшего на крыльцо, он удвоил усердие. Кирилл постоял с минуту и подумал: «А ведь у него большое семейство!». Он прошел ограду, вышел в калитку и приблизился к току Дементия. Дьяк остановился и почтительно снял шляпу.

– Помогай Бог! – сказал Кирилл.

– Прикажете на похороны сбираться? – спросил Дементий.

– Нет, ничего, я сам отпою. Дьякон тоже, я думаю, занят?

– Баштан сбирает!

– Ну ладно, я сам справлюсь! – сказал Кирилл. В это время сторож принес ему узелок с облачением. Кирилл взял узелок и пошел вслед за Пахомом. Дементий смотрел ему в спину и думал: «Кто ты есть за чудак? Бог ли в твоем сердце живет, или ты лицемер? Не разберешь тебя».

Кирилл отпел Мавру и проводил ее на кладбище. Когда кузнец по окончании обряда протянул ему руку с кучей медяков, он сказал, что не надо. Только что перед этим он видел мизерную обстановку, среди которой ютился Пахом со своим многочисленным семейством. «Как я возьму у нищего?» – подумал Кирилл и сказал: