Сергей Акчурин - Божественное стадо. Роман

Телки, стараясь пока что лишь настроиться на реальность происходящего с ними, не очень-то воспринимали услышанное, и только бурая, довольно угрюмая телка, осмыслив, кажется, речь Пастуха, спросила после длительной паузы:

– А сколько всего кругов, Пастух, проходит корова?

– Кругов – несчитано, каждая сущность идет бесконечно по этим самым кругам, предписанным ей великим законом, но с десятого принято говорить: этой корове бесконечно много кругов . Впрочем, с круга второго вы будете не говорить, а мычать, и возраст скотины мычанием выражается совсем по-другому.

– А что, Пастух, происходит после того, как мы переходим на следующий круг? Чувствуем ли мы себя такими, как здесь? – спросила Джума.

– Конечно же чувствуете, но более сложными, чем сейчас, хотя объяснить эту сложность я вам не могу, поскольку у вас в головах совсем мало сведений об окружающем порядке вещей.

– А на десятом и на бесконечном кругу?

– После десятого круга у вас появится ощущение, что вы присутствуете сразу на всех кругах, включая этот первый, телячий.

– Я, Пастух, – сказала светло-рыжая телка, – еще перед зеркалом задумалась о своем возрасте, значит, как я понимаю, возраст мой – один круг.

– Нет, – ответил Пастух, – возраст твой – это шесть столбов первого круга.

– А есть ли соответствие этому – там, в потустороннем, как вы его называете, мире?

– Нет, светло-рыжая, – ответил Пастух, – соответствия этому нет, поскольку в отображаемых тобой проекциях сущность едина и заключает в себя, предположим, тебя, корову, возрастом в шесть столбов первого круга, в, предположим, тридцать столбов какого-нибудь четвертого круга, а также в девяносто девять столбов бесконечно много кругов.

– А можно ли увидеть эти свои круги или много себя с какой-нибудь высоты, например с большого холма, о котором вы говорили? – не унималась светло-рыжая телка.

– Отдельно себя ты не увидишь, но ты увидишь, что все – едино.

– Значит, с холма можно увидеть вообще все? – спросила темно-рыжая телка, которой было грустно без солнца.

– Вообще все – понятие бессмысленное, – принялся объяснять Пастух, – но единство всего – доступно взгляду с большого холма, откуда открывается величественная картина окружающего пространства, которую лучше увидеть, чем услышать описание ее… Главное, что просматривается оттуда как нечто невероятное, – это самый значительный столб – нулевой столб , принадлежащий нашей Божественной плоскости, но также являющийся точкой соединения нашей плоскости, неба, земли и еще нескольких плоскостей, о которых речь не пойдет в силу того, что эти несколько плоскостей представляют собой лишь грани каких-то других, величественных объемов, о которых я, обыкновенный Пастух, даже не могу и помыслить. На земле отображаются ваши проекции или тени, на небе, куда попадает после исчезновения проекции некая загадочная для нас здесь субстанция, именуемая душой, привязанная исключительно к небу и не имеющая отношения к Божественной плоскости, – на этом небе существуют свои хозяева, свое пространство и свои законы, и поэтому тема неба не должна вас особенно волновать… Вас должно волновать, что все существующее на плоскости стягивается к нулевому столбу, который виден с холма как нечто неописуемое даже самым внятным мычанием… Вся Божественная скотина, миновав этот столб, снова попадает к первым столбам своего нового круга, чтобы продолжить безостановочное движение. Не вся, правда, скотина каждый раз доходит до нулевого столба, поскольку некоторые, не дойдя до него, теряются, исчезают или попадают на исправление. Но, потерявшись и обнаружившись снова, исчезнув и снова возникнув или попав на исправление и исправившись, скотина начинает с того столба, на котором прекратилось ее поступательное движение, и все равно приходит к этому нулевому… Тех особей, которые потерялись в пространстве, отыскиваем мы, Пастухи, – а Пастух здесь я далеко не один, – исчезнувшей сущности помогает восстановиться особый закон, в исправительные же места отправляем опять же мы, Пастухи, иногда с одобрения или по настоянию Хозяина, но о местах этих вам, телкам первого круга, на этом седьмом столбе знать пока еще рано, поскольку, не зная и не понимая почти ничего, вы можете испугаться до такой степени, что от этого страха будете еле двигать копытами, что в свою очередь замедлит наше движение.

– Ой, Пастух, – жалобно чуть ли не промычала светло-рыжая телка, – у меня уже ноги подкашиваются от страха от ваших слов, лучше и не рассказывайте об этих местах.

– А как не попасть в эти самые исправительные места, не делать грехов? – угрюмо спросила бурая телка.

– Любые грехи, будущая корова, понятие проекционное , категория не здешняя. Поэтому, кстати, тот самый козел отпущения, единственная на поверхности сущность, имеющая в потустороннем мире неизмененное отражение – в виде козла же, пасется здесь под гнетом земных грехов, от непонимания которых у него и дуреют глаза, а взгляд становится мутным. Проекции полагают, что, отправив козла в пустыню, они отправляют с ним и свои так называемые грехи, возложенные на него. Но куда они их отправляют – они не знают, козел-то числится здесь, как бессмертная сущность, а здесь такое понятие, как грех, отсутствует, и Великий Закон , не принимая ничего инородного, возвращает это понятие назад. Так что бедный козел переносит проекционные выдумки туда и сюда, своим опечаленным, измученным видом только раздражая скотину. Мало того, мертворожденные тени иногда проделывают подобное с рыжей коровой, не отправляя, правда, ее в пустыню, но сжигая ее. Но они не знают того, что этим самым символически воздействуют на нашу великую плоскость, покушаются на великую коровью сущность через обряды – что, по сути своей, лишь удесятеряет страдания тех, кто хочет избавиться от чего-то гнетущего, прибегая к проекционной лжемудрости – здесь одновременно и оскорбительной, и смешной. Впрочем, все это и есть проекционные выдумки нереального мира , начиная с грехов и кончая рыжей коровой.

– Пастух, но с козлом и рыжей коровой, наверное, так поступали давно – это какая-то дикость, – сказала светло-рыжая телка.

– Мне страшно, – пожаловалась темно-рыжая.

– «Давно» и «недавно» – понятия проекционного мира, в Божественном стаде же круг козла отпущения не изменяется, и, значит, в проекционной иллюзии всегда существуют более глубокие и тайные формы совершения этого мерзкого действия над бедным козлом. Что же касается рыжей проекционной коровы , лишь внешне похожей на вас, но на самом-то деле имеющей с вами весьма отдаленную связь, – корова эта, как и все остальные коровы в мертворожденной иллюзии, отдельное существо, живущее по особым законам, о которых я расскажу на дальнейших столбах. Сейчас же замечу только одно возможное для вашего уровня понимания: вам, две рыжие телки, беспокоиться не о чем, рыжих нельзя обижать ни в одной из существующих плоскостей, тем более глумиться над ними, поскольку это приводит к самым плохим последствиям, оборачивается для обидчика рыжих перерождением в нечто несуществующее, но вечно чувствующее себя… Впрочем, последнее – из области тех объемов, которые примыкают своими великими гранями к нашему нулевому столбу и о которых я знаю лишь понаслышке. Понятие же греха как такового есть также в области неба, о которой я краем осведомлен, поскольку некоторые Пастухи нашего великого стада приставлены на работу к нулевому столбу и иногда делятся тем, что происходит в этой великой точке, где замирает на миг безостановочное движение. Здесь же, на плоскости, существует категория только ошибок и преступлений, за которые и назначают в места, о которых вы узнаете позже, когда будете готовы разумно воспринимать окружающую реальность и хоть частично соображать, в чем может проявляться недопустимое поведение скотины, влекущее за собой наказание. Но успокою вас сразу: телки первого круга не попадают в эти места в силу того, что ошибки на первом кругу неизбежны и легко исправляются мной, Пастухом. Правда, есть оговорки, о которых я должен предупредить: сущность первого круга, которая за девяносто девять столбов так и не ощутила своего реального положения, сочла происходящее с ней сном, видением или больным воображением или принимает истинную реальность за басню, иносказание или фантастику, то есть осталась к концу дороги в том примитивном, проекционном мышлении, с которым она попала сюда, подвергается растворению и никогда больше не появится здесь, тем более не будет иметь проекций, отбрасываемых в плоскость земли. Растворение это совершается безболезненно и происходит незаметно для сущности, как неожиданная потеря памяти о себе.