Николай Матвеев - Асфальт

Я вновь кидаю в чашку пару ложек, привык, ведь так действительно вкуснее. Она глотает чай и говорит почти стихами, как презирая вечность и мороз, плюя на смену и на неизбежность, она выходит на проспект и первый встречный, пьяный человек, под канонаду фейерверков, ломается как жертва обстоятельств, ему в отместку, чтоб себя сильней унизить, испачкать, смять и завернуть в пакет, она садится на колени в снег и со слезами делает ему…

Я думаю о том, что надо будет после вымыть чашку, не как обычно, лучше с содой, а ещё лучше – с хлоркой.

В её ушах болтаются длинные серьги, они так красиво подчёркивают шейку, наверняка она сводит с ума миллионы, но сама наверняка, не сошла с ума ни разу, хотя, говорит мне об обратном, взять хотя бы некоего итальянца, который выкрал её разум и сердце, от которого у неё щемило не только сердце, но и ключевые органы женщины, она даже согласилась сняться ради него в порнофильме, а после, после он ей выдал наличные и сказал, что нового контракта не будет, он мне сказал, что я не так играла. А я не играла!

Да, где-то в глубине сознания, там, что ближе к поверхности, я поставил себе галочку, что было бы интересно найти этот фильм, жаль только, что названия его она не сказала, потому что не помнила, а актёра – потому что не хотела помнить.

Она взяла конфету тонкими своими пальцами и ловко развернула фантик, потом зажала её между зубами, обняла её красными губами и пальчиком средним, с длинным ногтём, протолкнула конфету в рот. Все парни, молча и открывши рты, смотрели на это как на волшебство, мечтая превратиться в сладкую конфету.

Такой же трюк она проделала сейчас и, мне вдруг расхотелось сладкого, возможно, навсегда. Проходит время, и стареют звёзды, вселенная меняется, привычки остаются и, в новом свете, они выглядят как дряхлая старуха в прозрачном и ажурном боди.

Она смотрит мне в глаза и, на мгновенье я улавливаю искру, которую я ждал, которую надеялся увидеть хоть однажды, хоть украдкой, конечно, для себя, конечно, чтоб навечно, ведь для чего иначе всё это желать и ждать? И вот, мелькнувшее, не трогает, не разжигает пламя, потому что фея превратилась в старую колдунью, потому что я построил башню, её вы сможете увидеть в Купчино, и я воздвиг нелепый пьедестал, для той, которая осталась феей где-то далеко, в одних воспоминаньях, где-то в недрах памяти людей, или в её сознании, изменённом. Да, я метался по вселенной, да, я искал похожую, но так и не нашёл, я придирался, я знал, что другой такой не будет никогда. Теперь я напоил мою долгожданную чаем, согрел и успокоил, теперь я мечтаю, чтоб она ушла и больше не терзала пьедестал, пусть забирает, он теперь не нужен. Другой такой не будет никогда, да и той же уже никогда не будет.

Я мыл посуду, я чувствовал, как она смотрит мне в спину и что-то в голове прокручивает, что-то, что мне не понять, что-то, что мне не простить. Она обняла меня за талию, да, у меня есть талия, и прислонилась щекой к спине моей. Я выключил воду, да так и остался стоять.

– Как жаль, что нельзя всё сначала начать, – сказала она и, наверное, уронила слезу. Я хочу так думать.

– Наверное, не стоило начинать тогда, – ответил я.

– Спасибо тебе. – Сказала она.

– Не за что, – ответил я, – это всего лишь чай и прошлое, которое уже навсегда таким останется.

– Поверь мне, есть за что. – Сказала она и, поцеловав мне спину сквозь рубашку, отпустила меня, ушла, наверное, вытирая слёзы. Я хочу так думать.

Ещё я подумал, что надо бы сжечь эту рубашку.

Я услышал, как закрылась дверь и понял, что через час примерно, её кто-то встретит где-нибудь на лавочке, покрытой снегом, дрожащую, как той-терьер, потерянную, пахнущую чаем, коньяком, развратом и пригласит к себе, чтоб обогреть, послушать, как она теряла смысл, как смывались грани, как разрушалось волшебство. И на какой-то миг, в её глазах мелькнёт искра, когда она поймёт, что для него была богиней, пусть и низвергнутой теперь в испепеляющую лаву ада. Наверное, для этого и стоило пройти все семь кругов, по Данте.

Я выбросил в мусорное ведро ту чашку, из которой она пила чай.

Степан смотрел на таракана, деловито марширующего в направлении крошек от хлеба, на дальнем конце стола, накрытого старой клеёнкой в сине-красный цветочек, ей было уже триста лет, наверное, как городу, может быть даже больше… Степан проследил за тараканом, тот подбежал к крошкам но, видимо, почувствовав что-то неладное, смылся в угол и убежал по стене, куда-то вниз. На кухне царил какой-то кислый запах, а мойка была полна грязной посудой, на плите стоял засаленый чайник, огонь под ним не горел, чаю Степан не хотел, да и спичек не было, газ было нечем розжечь. Степан тяжело вздохнул, взглянул в окно, там яростно светило солнце. Весна – подумал Степан и снова тяжело вздохнул, в коридоре послышалось шарканье, это проснулась Катерина, через несколько секунд она показалась из-за угла, взлохмаченная, опухшая, с красными глазами, и снова чем-то недовольная. А ведь раньше она была весела и задорна, раньше она улыбалась почти что всегда, даже если её одолевала печаль, где-то в глубине её сиреневых глаз блестели огоньки улыбок, она пленила его своими очами, когда-то… Как это было давно, сколько песчинок просыпалось через часы…

Катерина включила свет в туалете, сверкнув недовольным и полным ненависти взглядом в сторону Степана, рывком открыла дверь и скрылась в туалете, громко хлопнув за собою и с яростью защёлкнула щеколду. Степан опять уставился в окно, он вновь предположил, что за окном весна, он вспомнил, как он делал Катерине предложение, как с клумбы в семь утра нарвал тюльпанов, как поклонился Брежнева портрету и крикнул ему: «Пожелай мне удачи!» А после, они с Валеркой бежали к дому Катерины и мелом на асфальте рисовали ромашки и сердечки, такие были дурачки в свои двадцать лет! Но она ответила отказом, сказала, что вернётся к этому вопросу после окончания института, и Степан решил ждать. Наверное, генсек удачи так и не пожелал. Валерка обнял товарища за плечи и повёл в пивную, он говорил, что это ничего не значит, что Катька любит его, что надо просто подождать, окончить институт всего-то через пару лет, а после уж и свадьбу! Да в этом смысле, Катька даже и права! какая семья, когда нет ни гроша, ни уголочка, вот только на работу ты устроишься, тогда и… Такие речи продожались около пяти часов, пока Степан ещё себя помнил.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.