А. Гребенкин - Открытое небо

Сквозь всё, что видишь, проступает эта граница – между живым и мёртвым. Весной кажется, что жизнь вечна и радостна, а сейчас – что сама жизнь – медленное умирание. Ведь каждый миг мы делаем что-то в последний раз. Мелькают лица людей, которых больше не встретишь, остаются позади места, куда не вернешься, события, которые не повторятся. Вспыхивает и угасает невысказанное. Неостановимо течение жизни.

Город молчал. Гасли и сливались с темнотой окна домов. Осенняя ночь коротка для уставших. Несколько часов тишины, долгий вздох – и вот уже двинулось колесо нового дня. Бесценный дар – эти часы, короткое время, когда не ощущаешь ничего.

Странная иллюзия… Кажется, что мысли, приходящие в тишине, имеют какое-то значение для других. Как будто кто-то не спит, а прислушивается. Словно кому-то не всё равно.

Внезапный порыв ветра, холодного, как с вершины ледника, распахнул полы чёрного пальто и пробил человека насквозь, но он не заметил, будто был бесплотным и ветер пронёсся сквозь него. Что-то зловещее было в этом ветре, как будто вся тоска и безысходность летели вместе с ним.

А что, если истинные мысли каждого читались бы другими? Независимо от воли – если бы их нельзя было скрыть? Тогда… Началась бы война всех против всех, потому что человек слишком часто плохо думает о других. Спонтанно, автоматически, всегда. Ведь если отбросить все маски, которые мы надеваем, все верёвки социальной лестницы, по которой мы карабкаемся, все родственные привязанности, приличия, традиции, иерархию, навязанных кумиров – чем для каждого станут другие люди? Вот по-настоящему – кем? Другие – это презираемая серость и недостойная презрения чернь, удачливые ублюдки, враги и конкуренты, вся эта шваль, разноцветная, но сливающаяся в одну массу. Они окружают, но лиц не разглядеть. Клейма негде поставить ни на ком. Биомасса, лезущая в глаза и уши. Нет для человека другого человека, равного ему. И близкого. Другие – это чужие. Человек равен только себе.

Ветер вернулся и загудел в больших трубах, сваленных на земле, взвыл железным голосом и снова исчез.

А если наоборот – не война, а мир? Не грязь, а чистота и вдохновение? От зверя – к человеку? Увидев мысли других, люди бы поняли, как все мы похожи. Нам нужно одно и то же, каждый рождён для мира и любви. И, наверное, каждая злая мысль сразу бы наталкивалась на бурю осуждающих мыслей со всех сторон и, быть может, от этого исчезала. А у новых поколений – не появлялась бы совсем. Мысли не спрятать, а человек – существо социальное и самолюбивое при этом. Никто ведь не хочет выглядеть скотиной в глазах всех вокруг. Чистота мыслей, чего не было никогда в истории. А без грязных мыслей нет и злых поступков. Рай на земле…

И ещё люди поняли бы, что есть вопросы, общие и мучительные для всех. Вот вопрос для каждого – что останется после меня? Он ведь порождён не страхом смерти, не инстинктивным стремлением раствориться среди живых, оставить им какой-то отпечаток своей руки и мысли, оставить что-то, сохраняющее труд, тепло, дыхание, и хоть так – уцелеть. Страх смерти – это страх перед грозной неизвестностью, в меньшей степени – перед болью и агонией. Но не более того.

Вопрос продиктован другим страхом, явственным для проницательных и непосредственных людей древности, а потом забытым… Это страх потери личности после смерти, забвения своего имени навсегда.

Вот настоящий страх, сравнимый с прижизненным страхом безумия, но протянутым в бесконечность. Душа перейдет в мир теней – но будет уже не моей душой, а просто тенью. Бессмертная крылатая душа уже не будет моей, внутри меня. Она улетит и сольётся с чем-то огромным и непостижимым, станет частью одухотворённой природы. А я, сам я, со своим именем, лицом, судьбой, всеми чувствами, делами и мыслями – останусь в разрушенном теле и буду мёртв навсегда. Мёртв, как песок.

Песок… В каждом заклинании египетской «Книги мёртвых» есть слово «я». Человеку, сохранившему свою личность, предстоит встретиться с жестокими богами. Человек при жизни учит заклинания, чтобы вспомнить их потом. Он верит, что сможет вспомнить, что останется собой. «О, Пылающий, я не крал из храмов! О, Разрушитель, я не преступал закона! О, Ломающий Кости, я не говорил лжи! О, Свирепый Ликом, я не убивал!»

Сейчас страх остался, но заклинаний больше нет. Всё проходит и всё не случайно. Ту магическую книгу, которую египтяне называли «Словом вступающего в жизнь», мы стали называть «Книгой мёртвых». Дело не в переводе, а в том, что для них была надежда остаться собой в загробном мире, остаться живыми, а у нас…

Луна взошла над тучами, как белое солнце.

Так что же останется после меня? Что станет отголоском из мира живых, слышным бессмертной душе, вырвавшейся из погибшего тела? Что станет нитью памяти, не рвущейся даже при переходе в другой мир? Не могущей порваться? Что позволит душе помнить, что она – моя душа?

Имя, человеческое имя… Имя и душа. Почти одинаковые слова на древних языках: «онима» по-гречески и «анима» на латинском… Случайно ли это сходство?…

Животные не знают о смерти, они безымянными возвращаются в материю, становясь отпечатками костей на каменистом плато или морскими раковинами на дне высохшего моря, торфом, нефтью, пылью, чем угодно, но оставаясь чем-то ощутимым, переходя из формы в форму, но не исчезая совсем. В этом отсутствии имени – бессмертие. Они – часть вечной природы.

Для человека природа – это дом, но нельзя же считать себя частью дома. Дух возносится над природой. Имя – вот то, что связывает взлетевший дух с покинутым домом. Не безымянный, непредставимый дух, а – лучшая и сильнейшая часть человека. И потому бессмертная.

Далеко уже от сюжета фантастического рассказа о рае на земле. Если бы мысли каждого человека читались другими… А что, если тёмное начало в человеке неистребимо и злые мысли появлялись бы снова и снова, непрерывно? Что, если они неизбежны? Что, если они – естественны? Лезвия в перилах… Что, если на одну светлую мысль набрасываются сотни циничных, жестоких, рвущих мыслей? Путь зла проще и, что, если добрый человек сразу становился бы виден всем шакалам вокруг? Что, если добро, жертвенность, радость творчества стали бы пониматься большинством как исключения, извращения, болезнь, преступление? Переворот морали, власть злых, рухнувшая пирамида человеческой истории.

Кто знает, какие миры мы создаём своими мыслями…

Город, в котором прошло столько лет, казался чужим. Дома сомкнулись и нависали над головой. Нужно идти. Пока человек идёт, смерть не догонит. Она пожирает упавших.

…Ведь есть же это старое учение о ноосфере. Забытое всеми, но ещё звучащее – как сказка. И как предупреждение. Как будто мысли людей образуют невидимую оболочку, защищающую наш мир. Сферу человеческого разума… Ноосфера состоит из всех добрых мыслей, всех истинных знаний, всей жертвенности великих умерших, искусства, морали, служения людям, всего хорошего, созданного всеми. Всего, к чему нельзя прикоснуться руками, но именно поэтому нельзя и стереть.