Андрей Дрипе - Последний барьер

- Простите, но ведь еще в школу не ходят, - недоумевает Озолниек.

- Да, занятия еще не начались, но мы приводим все в порядок после ремонта. Вчера, кстати говоря, ваш сын не явился. Он очень неаккуратно приходит на работу и на школьный участок.

- Вот что! - ворчит Озолниек.

Неприятное известие неожиданно выбивает его из колеи. В напряженной атмосфере колонии ему в эти дни было не до семьи, не до детей, не до школы. С той ночи, когда сбежала эта четверка, он ни разу не был дома, ночевал у себя в кабинете на диване и ни о чем другом не помышлял, кроме как изловить Зумента.

- У нас тут в колонии небольшое происшествие.

Вы не могли бы позвонить моей жене?

- Звонила. Она сказала... - Учительница в нерешительности умолкает, потом, собравшись с духом, говорит: - Она сказала, позвонить вам, поскольку, мол, Гунтис не только ее, но и ваш сын тоже.

- Да, наверно, так и есть, - усмехается Озолниек, но на лоб ложится крутая складка. - Только в самом деле у меня сейчас нет ни минуты времени.

Разве мое присутствие столь уж необходимо?

- Разумеется! Правда, Гунтис тоже сказал, что зря стараемся - вам все равно будет некогда. - К голосу классной руководительницы примешивается не то горечь, не то плохо скрываемая ирония.

- Хорошо, я приеду, - отрывисто говорит Озолниек и кладет трубку.

Распорядившись, что делать с Бамбаном, которого тем временем привезли, посадив в свой кабинет заместителя и наказав ему в случае чего звонить в школу, Озолниек садится в газик и нажимает на стартер.

Машина летит как сумасшедшая. Начальник любит скорость, и сидеть рядом с ним могут лишь обладатели крепких нервов. Резкие повороты, стремительные рывки и визг тормозов - это едет Озолниек., Машину начальника колонии летом она всегда без тента - знают все шофера района и при встрече заблаговременно притормаживают и прижимаются к обочине.

Комья грязи громко барабанят по крыльям, встречный ветер треплет выбившуюся из-под фуражки прядь и приятно холодит лоб. Озолниек пытается вспомнить, когда он в последний раз был в школе.

Гунтис тогда ходил в четвертый, значит, год тому назад. Уборка школы, опытный участок - он слышит об этом впервые. До сих пор никаких особых жалоб вроде бы не поступало. Впрочем... Озолниек вспоминает - весной произошла какая-то неприятность. Тогда в школу, по обыкновению, ходила жена.

Озолниек убавляет скорость. Начинается город.

Школу слышно издалека. "Дисциплина слабовата", думает Озолниек, въезжая на школьный двор. И нечему удивляться. Насколько ему известно, в восьмилетних школах работают одни женщины. Ах, нет, - вон есть и мужчина, похоже, физкультурник. Впрочем, в средней школе мужчин тоже раз, два и обчелся.

Трое ребят тащат через двор какой-то стеллаж, двое других просто носятся кругом без толку, еще двое держатся за метлу, стараясь ее вырвать друг у друга, а в открытую дверь вываливается пестрая ватага с ведрами и охапками бумаги, обрывки которой рассыпаются во все стороны.

Те редкие случаи, когда Озолниеку доводилось бывать в обычной школе, он вспоминает без особого восторга. Шум, гам, беготня по лестницам, ребята скачут и толкаются, бестолково доказывают что-то друг другу, а над всей этой кутерьмой сиренами "скорой помощи" несется истошный девчоночий визг.

"Слава богу, что в колонии одни мальчишки", - думает Озолниек, проталкиваясь через гурьбу ребят. На полу в коридорах возле свежепокрашенных стен еще лежат кучи опилок и бумага, на окнах потеки масляной краски. Их отскабливают девчонки, стоящие на стульях с ведрами и тряпками в руках.

Добравшись до учительской, Озолниек здороваотся и ищет глазами, кто бы мог быть классным руководителем его Гунтиса? Выясняется, что ее сейчас тут лет, и одна из учительниц уходит на поиски коллеги. Две другие с нескрываемым интересом смотрят на Озолниека. В их взорах мелькает выражение едва ли не ужаса - ведь он явился "оттуда". Тут тоже ходят всевозможные россказни про колонию.

- Меня всегда удивляет, как вы там можете работать, - говорит одна из учительниц. - Очевидно, для этого нужны железные нервы и выдержка, - голос переходит на шепот.

- Все не так страшно, - с улыбкой говорит Озолниек и прислушивается к шуму и гомону за дверью.

- Говорят, у вас там есть даже убийцы.

- Попадаются, - вынужденно соглашается Озолниек.

- Нет, это кошмар! - Женщины переглядываются между собой. - Мы там не стали бы работать ни за какие деньги.

- А здесь разве легче? -в свою очередь спрашивает Озолниек, и учительницы не понимают - человек шутит или просто оговорился.

- Есть, конечно, свои трудности, но ведь тут - нормальные дети. А у вас...

- А что у нас? Тоже две ноги и две руки.

- Ну а головы-то, головы!

Озолниек взвивается:

- А чем плохи головы? Разве что волосы острижены под нуль, но, с точки зрения воспитания, это, может, и проще - не надо бороться с разными прическами "под тарзана", "под битлов". Хотя лично я стою за волосы.

- Однако вы шутник... - Учительницы смеются понимающе и вежливо Допустим. Но откуда берутся эти чудовища?

Это же ваши нормальные дети, из ваших нормальных школ. Может, это они сейчас бегают по коридору, - Озолниек делает жест в сторону двери, - один потенциальный грабитель, два вора, три хулигана, четыре уличных девчонки...

- Как вы можете! - Одна из учительниц затыкает уши, другая машет руками.

Они крайне недовольны подобной постановкой вопроса. Они-то рассчитывали послушать страшные истории из жизни колонии, а вместо этого Озолниек позволил себе высказать столь недостойное предположение.

- А если даже и так? Что мы можем поделать?

Бесконечные разговоры, и все. Тут говорят, в другом месте говорят, и все равно никакого послушания; чуть что случится - все упрекают... Учительницы наперебой выкладывают свои печали. - А папаши и мамаши? Что делают они? - Поглядев на Озолниека, женщины переглядываются и умолкают.

Неловкая, нудная пауза. Озолниек, подергав себя за нос, откашливается.

- Наверно, этот камушек в мой огород? - говорит он.

- Ваш сынок тоже, прямо скажем, далеко не ангел.

Открывается дверь, и входит стройная девушка в перепачканном известкой переднике. На вид ей года двадцать три, двадцать четыре. "Наверно, прямо из института", - думает Озолниек. Слегка зардевшись, учительница подает руку и называет свою фамилию и, быстро овладев собой, переходит на деловой и решительный тон. Ей есть о чем порассказать. И Озолниек узнает о "художествах" своего сынка. Гунтис лодырь, держится вызывающе, непослушный и дерзкий. Чуть что не по нему - кулаки в ход. И вот сегодня утром опять учинил драку.

- На уборке школы мне трудно за всеми уследить, - говорит девушка. Каждому надо дать задание, проверить, а Гунтис сегодня вдруг отказывается пол мыть. Он, видите ли, хочет парты носить. Я ему говорю, парты - потом, когда группы поменяются, а он не слушает. И как только я отошла подальше, началась драка. Гунтис оттолкнул своего товарища и сам ухватился за парту. Тот не дает, а Гунтис взял мокрую тряпку и давай его охаживать. Сцепились так, что и растащить было трудно. Когда сказала, что вызову отца, он только рассмеялся. "Мой отец не придет, - сказал он, - у отца есть дела и поважней".