Юрий Дружников - Стотринадцатая любовь поэта

Юрий Дружников

Стотринадцатая любовь поэта

Мещанская трагедия обретала величие мифа.

Марина Цветаева.

Число писательских жен значительно превышает число писателей -феномен, который требует особых размышлений. При этом ни одной из них в нашем отечестве, да, пожалуй, и во всей мировой литературе не придавалось такого значения и не создавалось такой популярности, как Наталье Николаевне Гончаровой-Пушкиной-Ланской.

Ни жены царей, ни жены советских вождей не были столь популярны. Пушкиной посвящена обширная литература и иконография. Единственная из жен писателей, она удостоилась чести попасть на почтовую марку. И -- ни о какой другой жене не высказано столько противоречивых суждений.

"Natalie (qui par parenthese est mon cent-treizieme amour)" -- Натали (это, замечу в скобках, моя стотринадцатая любовь) -- написал Пушкин по-французски жене друга Вере Вяземской о своей невесте и тем озадачил несколько поколений пушкинистов и читателей, по сей день разделенных на два враждебных лагеря: первородных оптимистов и мрачных скептиков. Последние обвиняют первых в идеализации жизни поэта и превращении его самого и его жены в иконы. Первородные оптимисты обвиняют мрачных скептиков в неуважении святынь русской культуры и оскорблении чести великого поэта и его жены. Автор заметок, предлагаемых вашему вниманию, стоит над схваткой. Перед вами третья точка зрения: не идеализировать и не разоблачать, а взглянуть на события начала ХIХ века глазами жителя третьего тысячелетия.

Как известно, весной или осенью 1829 года Пушкин занялся любовной бухгалтерией. Сперва играючи вписывает в альбом Ушаковым так называемый Донжуанский список из шестнадцати женщин, заканчивающийся Натальей, а затем продолжает его, занеся еще двадцать одну возлюбленную; итого в двух списках оказывается тридцать семь имен.

"Донжуанским" этот перечень впервые назвал сын Елизаветы Ушаковой Павел Киселев. М.Л.Гофман считал первый список платоническим, второй телесным. По мнению П.К.Губера, во втором "упомянуты героини более легких и поверхностных увлечений".

Разумеется, составление списка в присутствии двух славных созданий, одну из которых, Екатерину, он примеривал в качестве невесты, было некоей разновидностью флирта. "Считать, что П в такой форме изливал перед барышнями тайны своей души (которые у него, как у всякого человека, конечно, были), -убедительно полагал Ю.М.Лотман, -- значит слишком невысоко ставить его культуру чувства". Возможно, учет, проведенный Пушкиным, хотя и в шутку, облегчал его метания в поисках невесты.

Пересчитывая своих возлюбленных не в гостях, а дома -- на пальцах, на счетах или на бумаге, Пушкин увеличил их число более чем втрое, и у нас нет оснований ему не доверять. В письме от 28 апреля 1830 года он и сообщил в письме Вере Вяземской, что Натали его сто тринадцатая любовь. В Донжуанском списке есть Вера и, скорей всего, это именно Вера Вяземская. Но она была женой одного из ближайших друзей, и эту старую одесскую историю лучше было бы не упоминать.

Своими похождениями Пушкин любил хвастаться перед женщинами. А вообще-то и перед приятелями тоже. Но в список он не включил многие имена. Может, те, что забыл? Или те, что легко разгадывались? Или имена, которые были "в действии" в тот момент? Если так, то почему записал Гончарову?

Сто тринадцать -- не так уж много при пушкинском образе жизни. Конечно, у пушкинистов было бы значительно больше работы, оставь Пушкин полный список, а не треть его. Если разделить число 113 на семнадцать лет -- от первой влюбленности четырнадцатилетнего подростка в крепостную актрису Наталью в 1813 году до Натальи Гончаровой, то окажется, что в среднем у Пушкина было шесть с половиной женщин в год -- неправдоподобно мало в его случае. Думается, реальная цифра значительно выше, особенно если сравнить с одним из ближайших друзей Пушкина Соболевским, который утверждал, что имел 500. При этом вне учета остаются легкодоступные женщины, которым вообще нет числа.

По словам Нащокина, Пушкин имел чувственное влечение даже к императрице. Впрочем, и сам поэт в другой записи еще более расширяет любовное пространство: "Более или менее я был влюблен во всех хорошеньких женщин, которых знал". Слова Пушкина уточнил М.Л.Гофман: "Как поэт он считал долгом быть влюбленным во всех хорошеньких женщин и молодых девушек, с которыми он встречался". Работа невозвращенца Гофмана "Пушкин Дон Жуан", изданная в 1937 году в Париже, противопоставлялась ханжеским советским юбилейным книгам. В Москве того времени Пушкина делали образцовым семьянином, а в Париже -- Дон Жуаном.

Согласно пушкинской амурной доктрине, в жизни нет ничего важнее любви. Целеустремленность, энергия и щедрость поэта в сексуальной области были эквивалентны его гению. Возможно, то была часть или другая сторона этой гениальности. "Из страстей Пушкина, -- писал Кениг, -- первая -- его чувственная и ревнивая любовь".

Трудно найти другого писателя, у которого Женщина играла бы такую важную повседневную, или, лучше сказать, абсолютную роль -- днем и ночью, в безделье и за рабочим столом. Его героини целомудренно-скромны: Татьяна Ларина и Маша Миронова, -- а сам он всю жизнь любил распутных, легко доступных, до женитьбы и после, хотя для брака подыскивал нечто близкое своему литературному идеалу.

Его теоретическая концепция Женщины как хранительницы домашнего очага весьма консервативна и при этом еще идеализирована. Любовь для поэта не просто выше всех других страстей, она священна. По меньшей мере до ее окончания. Стало быть, священна и Женщина, так как только она сосредоточивает в себе эту любовь и при благоприятных обстоятельствах награждает ею мужчину. Она чище, бескорыстнее в любви, нежели мужчина. Она может изменить путь жизни мужчины, пока он влюблен. В каждой женщине, даже вполне ординарной, Пушкин, если он увлечен, находит небесные черты, святость, божественность.

Многим из женщин, в разное время принадлежавшим поэту, повезло: они заняли почетные места в истории русской литературы, хотя большинство из них ничем, кроме любовного контакта с Пушкиным, такой чести не заслужило. С юных лет сопутствует ему длинная вереница молоденьких Лаур, ветреных Лаис, которых он любит за "открытые желания", младых монашек Цитеры. Он любил парижскую проститутку Олю Массон, прибывшую на заработки в Петербург, Дориду, в объятьях которой он "негу пил душой", Фанни, ласки которой обещает вспоминать "у двери гроба", но которую забывает на следующий день. За ними следует Наташа, с которой он проводил время на травке, проститутка Наденька, полька Анжелика, продавщица билетов в бродячем зоосаду.