Евгений Витковский - День пирайи (Павел II, Том 2)

В восьми ящиках, поднятых дворней Ивистала, помнится, из силезских штолен, лежала аккуратно упакованная и прекрасно сохранившаяся Императорская Царскосельская Янтарная Комната. Как тут не словить кайф даже самому хладнокровному коллекционеру, а Ивистал был не самым хладнокровным.

Распаковывать Комнату и устанавливать — а маршал сразу решил занять ею биллиардный бункер, а если не поместится, то черт с ним, с бомбоубежищем, можно сломать перегородку и второй бункер занять, заодно и Буше туда всего, кроме двенадцати главных картин, перевесить, любоваться, словом, Комнатой маршал пока все же не стал. Ограничился тем, что поставил у конюшни дополнительную охрану, Авдею коньяк выдал и несколько безделушек в бункер к себе унес. Жаль, что и Авдея по случаю этой находки тоже пустить в расход придется. Образованный ведь человек, отец у него, помнится, где-то профессором служил. И честный тоже человек Авдей. И непьющий. Но оставлять нельзя.

Непьющий маршал был сегодня почти пьян — и от неутихающей радости по поводу янтарной находки, и от предстоящего взятия власти, — а, быть может, еще и от очень долгого созерцания грузинских этикеток, чередуемого с нюханьем четырех рюмок вокруг биллиарда. Маршал тяжело опустился в кресло, закрыл глаза и ушел в свой нескончаемый, адресованный Фадеюшке внутренний монолог.

После пятьдесят шестого, конечно, многое в жизни переменилось, и к лучшему, и к худшему. Журил себя внутренне маршал за то, что допустил он прежнего отца народов — себя он уже считал нынешним, — до того, что тот себя окружил неверными и ненадежными людьми. Он, Ивистал, себя вообще окружать не будет, и без того не все хорошо, так еще и окружение. Он будет один. Чтобы ни на кого не опираться, никого не бояться и ни от кого не зависеть. Власть — она власть и есть. Ее делить нельзя. Ее только начни делить — по волоконцам ее у тебя отберут, по ниточке растаскают, там деревушку, тут сельцо, глядишь, не царь ты, а одна фекалия. Нет! Вся, вся власть в государстве должна быть в одних руках! От самого верху до самого низу! Чтобы и правительства не было вовсе, вместо него пусть все рядовыми будут, только мнение Главного к сведению принимают. И чтоб на местах тоже никакого начальства не было: со всеми вопросами сразу ко мне. Да и какие вопросы особенно там быть могут, когда мы Европу уже возьмем, все довольны будут и всем из Европы по потребности? Чем не коммунизм? Ивистал решил, что в его новой России коммунизм состоится не позже будущей весны, потом вынул из кармана красное райское яблочко, не очень еще зрелое, нестерпимо кислое, и медленно съел его.

Армия какая-то расплывчатая, заново все делать надо, размышлял Ивистал дальше. Не надо и в ней тоже начальников никаких. Все сам решу. На хрена бронетанковый маршал? Просто — маршал. Один — и больше нету! Простой чин, почти солдатский. Адмиралы зачем? Тоже справлюсь. Сухопутные войска — на хрена они нам вообще, когда Европу уже возьмем всю, а ведь дальше-то море? Вот разве маршала умораживания кем-нибудь оставить. Ивистал вспомнил недавние славные маневры на севере и сладко облизнулся. Хорошая это вещь — умораживание. Россия так всегда побеждала. Нет, Сухоплещенко все же придется в расход, жаль, но иначе нельзя.

Маршал подумал еще о том, что можно бы второе райское яблочко съесть, но воздержался, очень уж кисло. А то вообще-то стоило бы кисленького откушать, за упокой, скажем, боевого друга Джанелидзе. В душе его можно помянуть, обойдется без яблока. Все эти грузины хорошие были, только очень доверчивые. Джанелидзе мемуары написал, но разве это хорошо — доверять широким массам обывателей все тайны жизни и сокровенные движения души? Издал бы — ну, два экземпляра, себе и мне. Ну, третий экземпляр — своей вдове, со мной посоветовавшись. Вон, предбывший отец народов даже и для себя мемуаров не написал. А ведь было чего, поди, сукину сыну грузинского народа вспомнить! Ой, было! Почитать… бы. Впрочем, когда уж тут читать, если вот-вот коронуюсь, сверху донизу всем заправлять буду. Пусть Сухоплещенко за меня читает, либо Авдей. Ах, да я же их в расход.

Хотя вообще можно бы и почитать на досуге. Не мемуары Джанелидзе, конечно, а свои. Надо ж их все-таки прочесть когда-нибудь. Только ведь они, эти мемуары, и не врут ничего о военных тропках-перепутьях, только в них правда-матка и нарезана сочными ломтями. Соавторы старались, не кто-нибудь. Все свои мемуары маршал издавал в двух томах, искусно воруя полгонорара за второй том; коль скоро соавтор обозначен на первом томе, хрена ли ему платить за второй? Пусть или оглоблю сосет, или другого соавтора найду. Молодого и талантливого. Кстати, не забыть в расход и соавторов.

Ивистал перевел глаза с коллекционного шкафа на соседнюю стену, посредине которой висела пустая багетная рама. В эту раму до сегодняшнего дня была вставлена фотография — сам Ивистал с Фадеюшкой, но сегодня, решив принять Сухоплещенко в биллиардной, он, лица своего не желая никому казать даже с фотографии, оттуда ее вырезал и спрятал. Совсем маленький на снимке Фадеюшка, года четыре ему там, не припомнить даже, то ли там он уже сиротка, то ли нет еще. О самой жене, кроме как насчет посмертных ей подарков, Ивистал почти уже не вспоминал, а вот именно свое собственное лицо рядом с бедным кровинушкой видеть Ивисталу было неприятно. Маршал не зря нынче во всероссийские цари собрался, но только в память Фадеюшки. Ведь это Фадеюшку, не кого-нибудь, звал он в былые годы Царевичем. Это ведь в память того, давнишнего прозвища Фадеюшки собирался нынче Ивистал Максимович Дуликов в императоры, в цари всея Руси!

Кровинушка! Как отомстить за тебя, да и кому? Охране, тебя упустившей? Да ведь она вся тогда же, в том же году, во Вьетнам поехала и, конечно же, вся там и осталась, зря что ли работаем, трудно, что ли, нам в кусты, то есть в воду, то есть во Вьетнам концы заправить? Нет, будь у власти по-настоящему сильный человек, не топтались бы по проклятущей Африке ни носороги, ни зебры! На какого хрена они нужны, скажите, люди добрые? Нешто наши родные русские медведи слабже? На этом месте сознание Ивистала далекой зарницей осветила мысль, что кабы Фадеюшку наш русский медведь задавил, то и боль от утраты была бы не такая сильная. Из мысли этой возникла у Ивистала гордость своим диалектическим умом. И, покручивая в руке очередное яблочко, Ивистал размышления на государственные темы продолжил.

Что в ней хорошего, в Европе этой сраной, зачем ее брать? Ну харч в ней знатный, это Ивистал с войны еще помнил, — но Ивисталу харчей и в России достаточно. Бронзы, конечно, много, драгоценности найдутся, особенно в Швейцарии, мрамор, еще любимое резное дерево, хоть немного, но есть, конечно. Надо ли вообще эту Европу брать? На хрена? То есть как на хрена? — рванулось в душе возмущение самой возможности постановки этого вопроса. А тогда зачем вообще в цари лезть, если Европу не брать? Все русские цари всегда либо Европу брали, либо Азию. Начиная с самого первого. Как, бишь, его звали? Владимир… Красный Нос, что ли? Надо будет у Сухоплещенко спросить, он парень башковитый, жаль, что в расход его придется с часу на час.