Нодар Думбадзе - Кукарача

Не успел Муртало договорить, как Инга размахнулась и закатила ему звонкую пощечину.

- Нахал ты! Мерзавец! Убирайся вон сейчас же! Не позорь меня! Кругом люди живут!

Муртало не сдвинулся с места, только побледнел.

- Люди? Люди - толпа. Завтра они будут валяться у тебя в ногах, объявят тебя, как Марию-Магдалину, святой...

Доведенная до бешенства Инга ударила Муртало кулаком в лицо. Ударила сильно. Хлынувшая из носа Муртало кровь залила скатерть. При виде крови девушка вздрогнула. Она инстинктивно бросилась на кухню, смочила полотенце водой, вернулась в комнату. Муртало по-прежнему сидел за столом, и кровь по-прежнему капала на скатерть. Инга приложила полотенце к его лицу. Губы Муртало прижались к руке девушки, и, к своему удивлению, она не отняла руку.

До рассвета горел свет в комнате Инги. Утром, когда прикорнувшая на тахте в праздничном платье девушка проснулась, комната была пуста. И ничего, кроме пятна на скатерти, не напоминало о страшном и странном ночном госте...

Две подвальные комнаты в доме тети Марты занимал Моисей Шаптошвили. Здесь жила его семья - жена Ревекка и четырнадцатилетний сын - рыжий, веснушчатый Исхаак. Здесь же была оборудована красильня.

Расчеты с заказчиками вел Моисей, производственная же деятельность красильни целиком и полностью направлялась Ревеккой и Исхааком.

Работа в красильне кипела вовсю. Дела шли отлично. И все были довольны. Когда по утрам Ревекка развешивала на солнце ночную продукцию и когда разноцветные сорочки, платки, косынки, фартуки, чулки, носки, детские платьица, полотенца и другие предметы домашнего обихода начинали развеваться и хлопать на ветру, дворик тети Марты напоминал празднично убранный небольшой парусник, бегущий по морским волнам. Владельцем, капитаном и рулевым этого парусника был Моисей Шаптошвили. Служили на паруснике и матросы. И капитан аккуратно платил им... конфетами. А платил за то, чтобы они не выводили на пестрых парусах разные непристойные слова и рисунки. Вы, конечно, догадались, что этими матросами были мы - дети квартала.

Да, казалось, жизнь Моисея Шаптошвили течет как по маслу и производство его работает как часы. Но в то лето, когда Исхаак, трижды подряд просидевший в четвертом классе, наконец-то перешагнул в пятый, в ходе этих часов произошел перебой и в их мелодичный бой вкрались тревожные звуки.

Какой-то грешник (или грешница) сообщил по секрету Ревекке, что муж ее, Моисей, давно крутит шашни с некой Ангелиной из Сванетского квартала, что половину своих доходов он несет к ней и что в то время, как она, Ревекка, ходит в перелицованном драповом пальто, Ангелина щеголяет в каракулевой шубе.

Ревекка молча проглотила пилюлю. Но, проснувшись однажды утром, наш квартал ахнул: вывешенные во дворе тети Марты сорочки, платки, косынки, фартуки, чулки, носки, детские платьица и другие предметы домашнего обихода оказались окрашенными в цвет траура! На кораблике Моисея Шаптошвили развевались черные паруса!

Вернувшийся из города Моисей сперва не поверил глазам. Он внимательно осмотрел диковинную галантерею, пощупал ее, взглянул на почерневшие ладони, потом подозвал нас.

- Тамаз, дорогой, какого цвета эта рубашка?

- Черного, дядя Моисей!

- Гизик, хочешь мороженое? Скажи мне правду!

- Черного! Ей-богу, черного!

- Дуду, они разыгрывают меня, да? - ухватился Моисей за соломинку.

- А ты не выпил, случайно, дядя Моисей?

- Бродзели, скажи хоть ты правду, - какого цвета моя мануфактура?

- Да ты что, дядя Моисей, ослеп?

- Ревекка-а-а! - взвыл тогда Моисей, заколотив кулаками по голове. Душегубка!

Подвал безмолвствовал.

Моисей скатился вниз по ступенькам и забарабанил в запертую изнутри дверь.

- Вылазьте, ироды! Покажитесь, кровопийцы! Оболью вас керосином, спалю все к черту!

Прибегнув к помощи ног, Моисей наконец преодолел сопротивление дубовой двери, и тут-то в подвале разыгрался ад почище дантовского крики, вопли, стенания, проклятия... Двор заполнился народом, но охотников впутаться в это нечистое дело не находилось.

- Позовите Кукарачу! - сообразил кто-то.

Спустя пять минут лейтенант ворвался в подвал. А еще через минуту раздался душераздирающий вопль Моисея:

- Сдаюсь, сдаюсь, сдаюсь!

И все стихло.

Потом из подвала вылез Кукарача с Моисеем под мышкой. В одной руке капитана парусника был зажат клок огненно-красных волос Исхаака, в другой - половина иссиня-черной шевелюры Ревекки.

Не выпуская из подмышки Моисея, Кукарача вернулся в милицию. Потом во двор выкарабкались помятые домочадцы капитана. Они молча убрали черные паруса и так же молча убрались восвояси.

Вечером в сопровождении Кукарачи вернулся Моисей - ниже травы, тише воды. Они спустились в подвал. Что там произошло, какие состоялись переговоры - неизвестно. Ни только вскоре из подвала донеслась песня в четыре голоса. И до самого утра кахетинский "Мравалжамиер" сменялся тбилисским "Баяти", мегрельская "Арира" - гурийским "Криманчули"...

- Талисман, что ли, у этого Кукарачи? Уму непостижимо! - сказала удивленная мама и захлопнула балконное окно.

Увы, эпопея с черными парусами на этом не закончилась. С того памятного вечера Моисей превратил двор тети Марты в арену цирка и почти каждый день устраивал представления.

Он возвращался домой вдрызг пьяный, спускался, волоча ноги, в свой подвал, и спустя пять минут начиналось столпотворение:

- Значит, таскала Ангелину за волосы, да?.. Значит, облила ее каракулевую шубу серной кислотой, да?..

Или:

- Значит, говоришь, Ангелина не фельдшерица, а шлюха, да? К больным, говоришь, в постель лезет, да?.. А сама ты кто? А? Отвечай, стерва!..

И в ответ - мольбы и причитания ползавшей на коленях Ревекки:

- Не надо, не надо, Мосе-джан! На, вот нож! Зарежь меня! Убей!

- Папик, не трожь маму, папик! Не трожь, говорю, а то... - грозился скрывавшийся за спиной матери Исхаак.

Потом появлялся Кукарача, и вмиг Моисей превращался в ягненка.

Однажды в воскресенье буйство Моисея превзошло все ожидания. Он выволок Ревекку на середину двора, содрал с нее платье и стал избивать поясным ремнем.

- Значит, кофту на Ангелине оборвала, да?.. Лиф с нее содрала на улице на радость мужчинам всего квартала, да?.. Вот тебе! Вот тебе! Еще раз!..

Исхаак с камнем в руке бегал вокруг отца и пищал:

- Папик, не трожь маму, а то!.. Не трожь, а то!..

Моисей на мгновение повернулся и дал своему отпрыску такого пинка, что тот отлетел метра на два и ткнулся головой в землю.

- Люди добрые, анафемы, звери, нет у вас бога?! Помогите! Позовите Кукарачу! - взвыла Ревекка. И, словно вняв ее призыву, во дворе появился Кукарача.

Но тут свершилось чудо: Моисей не подчинился лейтенанту!

- Не подходи! Убью! - крикнул он и переложил в руке пояс с тяжелой металлической пряжкой.