Лев Толстой - Том 4. Война и мир

— Eh bien, mon prince. Gênes et Lueques ne sont plus que des apanages, des поместья, de la famille Buonaparte. Non, je vous préviens que si vous ne me dites pas que nous avons la guerre, si vous vous permettez encore de pallier toutes les infamies, toutes les atrocités de cet Antichrist (ma parole, j'y crois) — je ne vous connais plus, vous n'êtes plus mon ami, vous n'êtes plus мой верный раб, comme vous dites [1] Ну, князь, Генуя и Лукка — поместья фамилии Бонапарте. * Нет, я вам вперед говорю, если вы мне не скажете, что у нас война, если вы еще позволите себе защищать все гадости, все ужасы этого Антихриста (право, я верю, что он Антихрист), — я вас больше не знаю, вы уж не друг мой, вы уж не мой верный раб, как вы говорите (франц.). <���Переводы, за исключением специально отмеченных, принадлежат Л. Н. Толстому; переводы с французского языка не оговариваются. — Ред. > . Ну, здравствуйте, здравствуйте. Je vois que je vous fais peur [2] Я вижу, что я вас пугаю. , садитесь и рассказывайте.

Так говорила в июле 1805 года известная Анна Павловна Шерер, фрейлина и приближенная императрицы Марии Феодоровны, встречая важного и чиновного князя Василия, первого приехавшего на ее вечер. Анна Павловна кашляла несколько дней, у нее был грипп, как она говорила (грипп был тогда новое слово, употреблявшееся только редкими). В записочках, разосланных утром с красным лакеем, было написано без различия во всех:

«Si vous n'avez rien de mieux à faire, Monsieur le comte (или mon prince), et si la perspective de passer la soirée chez une pauvre malade ne vous effraye pas trop, je serai charmée de vous voir chez moi entre 7 et 10 heures. Annette Scherer» [3] Если у вас, граф (или князь), нет в виду ничего лучшего и если перспектива вечера у бедной больной не слишком вас пугает, то я буду очень рада видеть вас нынче у себя между семью и десятью часами. Анна Шерер. .

— Dieu, quelle virulente sortie! [4] Господи, какое горячее нападение! — отвечал, нисколько не смутясь такою встречей, вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках и звездах, с светлым выражением плоского лица.

Он говорил на том изысканном французском языке, на котором не только говорили, но и думали наши деды, и с теми тихими, покровительственными интонациями, которые свойственны состаревшемуся в свете и при дворе значительному человеку. Он подошел к Анне Павловне, поцеловал ее руку, подставив ей свою надушенную и сияющую лысину, и покойно уселся на диване.

— Avant tout dites moi, comment vous allez, chère amie? [5] Прежде всего скажите, как ваше здоровье, милый друг? Успокойте меня, — сказал он, не изменяя голоса и тоном, в котором из-за приличия и участия просвечивало равнодушие и даже насмешка.

— Как можно быть здоровой… когда нравственно страдаешь? Разве можно, имея чувство, оставаться спокойною в наше время? — сказала Анна Павловна. — Вы весь вечер у меня, надеюсь?

— А праздник английского посланника? Нынче середа. Мне надо показаться там, — сказал князь. — Дочь заедет за мной и повезет меня.

— Я думала, что нынешний праздник отменен. Je vous avoue que toutes ces t'êtes et tous ces feux d'artifice commencent à devenir insipides [6] Признаюсь, все эти праздники и фейерверки становятся несносны. .

— Ежели бы знали, что вы этого хотите, праздник бы отменили, — сказал князь, по привычке, как заведенные часы, говоря вещи, которым он и не хотел, чтобы верили.

— Ne me tourmentez pas. Eh bien, qu'a-t-on décidé par rapport à la dépêche de Novosilzoff? Vous savez tout [7] Не мучьте меня. Ну, что же решили по случаю депеши Новосильцева? * Вы всё знаете. .

— Как вам сказать? — сказал князь холодным, скучающим тоном. — Qu'a-t-on décidé? On a décidé que Buonaparte a brûlé ses vaisseaux, et je crois que nous sommes en train de brûler les nôtres [8] Что решили? Решили, что Бонапарте сжег свои корабли, и мы тоже, кажется, готовы сжечь наши. .

Князь Василий говорил всегда лениво, как актер говорит роль старой пиесы. Анна Павловна Шерер, напротив, несмотря на свои сорок лет, была преисполнена оживления и порывов.

Быть энтузиасткой сделалось ее общественным положением, и иногда, когда ей даже того не хотелось, она, чтобы не обмануть ожиданий людей, знавших ее, делалась энтузиасткой. Сдержанная улыбка, игравшая постоянно на лице Анны Павловны, хотя и не шла к ее отжившим чертам, выражала, как у избалованных детей, постоянное сознание своего милого недостатка, от которого она не хочет, не может и не находит нужным исправляться.

В середине разговора про политические действия Анна Павловна разгорячилась.

— Ах, не говорите мне про Австрию! Я ничего не понимаю, может быть, но Австрия никогда не хотела и не хочет войны. Она предает нас. * 3 ….не говорите мне про Австрию!.. Она предает нас. — Имеется в виду политика Австрии в отношении России в последние годы: в 1799 г., во время Итальянского и Швейцарского походов Суворова, действия австрийского командования (см. коммент. к с. 82) привели к расторжению военного союза России с Австрией; в 1801 г. Австрией был подписан Люневильский мирный договор с Францией, упрочивший господство Наполеона в Европе. В 1804 г. Австрия заключила с Россией конвенцию, по которой, в случае новых покушений Наполеона на независимость Италии, ему должен был быть дан военный отпор. Однако «император французов» принял титул короля Италии, присоединил Лукку и Геную, а Австрия по-прежнему медлила с подготовкой к войне. Россия одна должна быть спасительницей Европы. Наш благодетель знает свое высокое призвание и будет верен ему. Вот одно, во что я верю. Нашему доброму и чудному государю предстоит величайшая роль в мире, и он так добродетелен и хорош, что бог не оставит его, и он исполнит свое призвание задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. * 4 …задавить гидру революции, которая теперь еще ужаснее в лице этого убийцы и злодея. — Мнение о Наполеоне как о носителе революционных идей не соответствовало действительности. В результате переворота 18–19 брюмера (9-10 ноября 1799 г.) Наполеон установил во Франции режим военной диктатуры, ликвидировал демократические революционные завоевания, оставив только то, что было выгодно крупной буржуазии. «Бонапартизм, — писал В. И. Ленин, — есть форма правления, которая вырастает из контрреволюционности буржуазии в обстановке демократических преобразований и демократической революции» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 34, с. 83). Олицетворением ненавистной «гидры революции» Наполеон был в глазах роялистов, мечтавших о реставрации феодально-монархических порядков. К тому же им памятны были участие Бонапарта в подавлении контрреволюционных мятежей в Тулоне (1793) и Париже (1795) и его служба в войсках Конвента. Мы одни должны искупить кровь праведника. * 5 Мы одни должны искупить кровь праведника. — Речь идет об убийстве герцога Энгиенского.