Лев Толстой - Том 5. Война и мир

— Ничего, граф, голубчик, — сказала она, кротко закрывая глаза. — А к Безухову я съезжу, — сказала она. — Молодой Безухов приехал, и теперь мы все достанем, граф, из его оранжерей. Мне и нужно было видеть его. Он мне прислал письмо от Бориса. Слава богу, Боря теперь при штабе.

Граф обрадовался, что Анна Михайловна брала одну часть его поручении, и велел ей заложить маленькую карету.

— Вы Безухову скажите, чтоб он приезжал. Я его запишу. Чт о , он с женою? — спросил он.

Анна Михайловна завела глаза, и на лице ее выразилась глубокая скорбь…

— Ах, мой друг, он очень несчастлив, — сказала она. — Ежели правда, что мы слышали, это ужасно. И думали ли мы, когда так радовались его счастию! И такая высокая, небесная душа, этот молодой Безухов! Да, я от души жалею его и постараюсь дать ему утешение, которое от меня будет зависеть.

— Да что ж такое? — спросили оба Ростова, старший и младший.

Анна Михайловна глубоко вздохнула.

— Долохов, Марьи Ивановны сын, — сказала она таинственным шепотом, — говорят, совсем компрометировал ее. Он его вывел, пригласил к себе в дом в Петербурге, и вот… Она сюда приехала, и этот сорвиголова за ней, — сказала Анна Михайловна, желая выразить свое сочувствие Пьеру, но в невольных интонациях и полуулыбкою выказывая сочувствие сорвиголове, как она назвала Долохова. — Говорят, сам Пьер совсем убит своим горем.

— Ну, все-таки скажите ему, чтоб он приезжал в клуб, — все рассеется. Пир горой будет.

На другой день, 3-го марта, во втором часу пополудни, двести пятьдесят человек членов Английского клуба и пятьдесят человек гостей ожидали к обеду дорогого гостя и героя австрийского похода, князя Багратиона. * 17 3-го марта… ожидали к обеду дорогого гостя и героя австрийского похода, князя Багратиона. — Подробности торжественной встречи П. И. Багратиона на обеде, данном в его честь в Английском клубе в марте 1806 г., были заимствованы Толстым из воспоминаний присутствовавшего там С. П. Жихарева. Писателем со слов очевидца точно воспроизведены и ритуал встречи, порядок обеда, состав участников, и тосты, стихотворения, и музыкальная кантата в честь Багратиона, и проч. (С. П. Жихарев. Записки современника с 1805 по 1819 год. Ч. I. Дневник студента. СПб., 1859, с. 328–333). Этот эпизод воспоминаний мемуариста представлял для Толстого тем больший интерес, что распорядителем обеда, по Жихареву, был старшина Английского клуба граф Илья Андреевич Толстой, дед Толстого по отцовской линии, прототип графа Ильи Андреевича Ростова (см. коммент. к с. 47, т. 4 наст. изд.). В первое время по получении известия об Аустерлицком сражении Москва пришла в недоумение. В то время русские так привыкли к победам, что, получив известие о поражении, одни просто не верили, другие искали объяснений такому странному событию в каких-нибудь необыкновенных причинах. В Английском клубе, где собиралось все, что было знатного, имеющего верные сведения и вес, в декабре месяце, когда стали приходить известия, ничего не говорили про войну и про последнее сражение, как будто все сговорились молчать о нем. Люди, дававшие направление разговорам, как-то: граф Растопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, граф Марк о в, князь Вяземский * 18 …граф Растопчин, князь Юрий Владимирович Долгорукий, Валуев, граф Марк о в, князь Вяземский. — Толстой называет реальных исторических лиц, игравших значительную роль в жизни Москвы. Граф Ф. В. Ростопчин (1763–1826), в 1812–1814 гг. московский генерал-губернатор; князь Ю. В. Долгоруков (1740–1830) — генерал русской армии, был главнокомандующим в Москве при Павле I; П. С. Валуев (1743–1814) — начальник Кремлевской экспедиции и заведующий Оружейной палатой; И. И. Марков (1753–1828) — заслуженный генерал екатерининского времени; князь А. П. Вяземский (1750–1807) — сенатор, завсегдатай Английского клуба, отец писателя П. А. Вяземского. , не показывались в клубе, а собирались по домам, в своих интимных кружках, и москвичи, говорившие с чужих голосов (к которым принадлежал и граф Илья Андреич Ростов), оставались на короткое время без определенного суждения о деле войны и без руководителей. Москвичи чувствовали, что что-то нехорошо и что обсуждать эти дурные вести трудно, и потому лучше молчать. Но через несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты, появились опять тузы, дававшие мнение в клубе, и все заговорило ясно и определенно. Были найдены причины тому неимоверному, неслыханному и невозможному событию, что русские были побиты, и все стало ясно, и во всех углах Москвы заговорили одно и то же. Причины эти были: измена австрийцев, дурное продовольствие войска, измена поляка Пржибышевского и француза Ланжерона * 19 …измена поляка Пржибышевского и француза Ланжерона… — Толки членов клуба об измене А. Ф. Ланжерона и И. Я. Пржибышевского (см. коммент. к с. 327, т. 4 наст. изд.) несправедливы; атакующие колонны, которыми они командовали, попали в исключительно тяжелое положение (см.: А. И. Михайловский-Данилевский. Описание первой войны императора Александра с Наполеоном, в 1805 году. СПб., 1844, с. 199–200, 262). Причины поражения под Аустерлицем были, разумеется, иные: отстранение Кутузова от руководства армией, вмешательство Александра I и его окружения в ход событий, отсутствие учета реальной обстановки и т. д. Однако сам Толстой считал важным фактором, в какой-то мере предопределившим исход сражения, слабый «дух войска», зависевший, по его словам, от «отношения начальников к подчиненным». Русскими войсками, как писал он в одном из черновых набросков Аустерлицкого сражения, распоряжались иностранцы. «Потеря сражения и бесчестье армии не были страшны для этих людей». В другом случае он отмечал, что армия действовала «под командою генералов, из которых ни один не носил русского имени» (т. 13, с. 130, 507). , неспособность Кутузова и (потихоньку говорили) молодость и неопытность государя, вверившегося дурным и ничтожным людям. Но войска, русские войска, говорили все, были необыкновенны и делали чудеса храбрости. Солдаты, офицеры и генералы были герои. Но героем из героев был князь Багратион, прославившийся своим Шенграбенским делом и отступлением от Аустерлица, где он один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. * 20 …один провел свою колонну нерасстроенною и целый день отбивал вдвое сильнейшего неприятеля. — По свидетельству историка, труды которого использовались Толстым, Багратион проявил поразительное самообладание в труднейших обстоятельствах боя при Аустерлице: «…видя несчастный оборот дел в центре, князь Багратион начал отступать, сохраняя свое обычное хладнокровие — доныне предмет удивления австрийцев» (А. И. Михайловский-Данилевский. Описание первой войны императора Александра с Наполеоном, с. 198). Толстой в черновых набросках прямо устанавливал связь между действиями Багратиона и его солдат в Шенграбенском и в Аустерлицком сражениях: «Как при Шенграбене, князь Багратион медленно ездил на своей белой кавказской лошади перед рядами войск, точно так же, как и там, очень мало командовал и распоряжался и, так же как и там, действия его правого крыла спасли армию и он отступил в совершенном порядке» (т. 13, с. 539). Тому, что Багратион был выбран героем в Москве, содействовало и то, что он не имел связей в Москве и был чужой. В лице его отдавалась честь боевому, простому, без связей и интриг, русскому солдату, еще связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. * 21 …связанному воспоминаниями Итальянского похода с именем Суворова. — П. И. Багратион был одним из талантливейших сподвижников А. В. Суворова. В легендарных суворовских Итальянском и Швейцарском походах (1799 г.) его выдающееся военное дарование раскрылось с особенной силой. Он командовал авангардом русских войск, ему поручалось выполнение наиболее ответственных и сложных задач. Он штурмом овладел городами Брешиа и Лекко, участвовал в сражениях у Треббии и Нови; в Швейцарском походе был надежной опорой Суворова, высоко оценившего его заслуги (см. коммент. к с. 227, т. 4 наст. изд.). Кроме того, в воздаянии ему таких почестей лучше всего показывалось нерасположение и неодобрение Кутузова.