Лев Толстой - Том 17. Избранные публицистические статьи

Чичерин Борис Николаевич (1828–1904), историк, публицист, философ-идеалист — 16: 49, 419.

Шабунин Василий (Шибунин), рядовой 65-го Московского пехотного полка — 17: 208–213, 216, 280, 281.

Шекспир Вильям (1564–1616) — 16: 72, 116.

— «Гамлет» — 16: 72.

Шенье Андре Мари (1762–1794), французский поэт и публицист — 17: 116.

Шиллер Иоганн Кристофор Фридрих (1759–1805) — 16: 71, 422.

— «Разбойники» (Карл Моор) — 16: 70, 422.

Шиль Софья Николаевна, писательница — 17: 182.

Шлейермахер Фридрих (1768–1834), немецкий протестантский теолог и философ — 16: 12.

Шопенгауэр Артур (1788–1860), немецкий философ-идеалист — 16: 128, 129, 132, 133, 135–137, 140, 143, 145, 150, 315, 370, 433, 434; 17: 76, 95.

Штиглицы, владельцы банков и текстильных фабрик в России — 16: 227.

Шуман Роберт (1810–1856), немецкий композитор — 16: 295.

Эпиктет (ок. 50 — ок. 138), римский философ-стоик — 16: 315; 17: 26.

Юнге Екатерина Федоровна (рожд. Толстая; 1843–1913), художница, троюродная сестра Л. Н. Толстого — 17: 182.

Юноша, командир 65-го Московского пехотного полка — 17: 208, 209, 211, 213.

Юсуповы, княжеский род в России XVI — нач. XX в. — 16: 227.

Янжул Иван Иванович (1846–1914), русский экономист и статистик — 16: 240, 424, 442.

— «Влияние финансовых учреждений на экономическое положение первобытных народов» — 16: 240, 442.

«Ясная Поляна», журнал, издавался в 1862 г. Л. Н. Толстым — 16: 29, 30, 34, 35, 48, 59, 66, 68, 70, 80, 412–416, 418, 420, 421.

«Daily News», английская газета — 17: 236.

Mihangoy, m-me, содержательница модного ателье — 16: 288.

«Times», английская газета — 17:236.

Человек не что иное, как тростник, очень слабый по природе, но этот тростник мыслит. Незачем целой вселенной ополчаться, чтобы его раздавить. Пара, капли воды достаточно, чтобы его умертвить. Но если бы даже вселенная раздавила его, человек был бы еще более благороден, чем то, что его убивает, потому что он знает, что он умирает; а вселенная ничего не знает о том преимуществе, которое она имеет над ним. Итак, все наше достоинство состоит в мысли. В этом отношении мы должны возвышать себя, а не в отношении к пространству и времени, которое мы не сумели бы наполнить. Постараемся же научиться хорошо мыслить: вот принцип нравственности. Паскаль.

Две вещи наполняют душу постоянно новым и возрастающим удивлением и благоговением и тем больше, чем чаще и внимательнее занимается ими размышление: звездное небо надо мной и нравственный закон во мне. То и другое, как бы покрытые мраком или бездною, находящиеся вне моего горизонта, я не должен исследовать, а только предполагать; я вижу их перед собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования. Первое начинается с того пункта, какой занимаю я во внешнем чувственном мире, и расширяет связь, в которой нахожусь я, в неизмеримую величину в сравнении с мирами миров и с системами систем и сверх того расширяет свое периодическое движение, его начало и продолжение в беспредельные времена. Второе начинается с моего невидимого «я», с моей личности и изображает меня в мире, который имеет истинную бесконечность и постигается только рассудком, и с которым, а через него и со всеми другими видимыми мирами, я познаю себя не только в случайной, как там, но во всеобщей и необходимой связи.

Кант. [Критика практического разума. Заключение. ]

Единство разумного смысла определений жизни других просветителей человечества не представляется им лучшим доказательством истинности их учения, так как оно подрывает доверие к тем неразумным лжетолкованиям, которыми они заменяют сущность учения. (Примеч. Л. Н. Толстого.)

Наука настоящая, знающая свое место и потому свой предмет, скромная и потому могущественная, никогда не говорила и не говорит этого. Наука физики говорит о законах и отношениях сил, не задаваясь вопросом о том, что есть сила, и не пытаясь объяснять сущность силы. Наука химии говорит об отношениях вещества, не задаваясь вопросом о том, что есть вещество, и не пытаясь определять его сущности. Наука биологии говорит о формах жизни, не задаваясь вопросом о том, что есть жизнь, и не пытаясь определять ее сущности. И сила, и вещество, и жизнь принимаются истинными науками не как предметы изучения, а как взятые за аксиомы из другой области знания точки опоры, на которых строится здание каждой отдельной науки. Так смотрит на предмет истинная наука, и эта наука не может иметь вредного, обращающего к невежеству, влияния на толпу. Но не так смотрит на свой предмет ложное мудрствование науки. «И вещество, и силу, и жизнь мы изучаем; а если мы изучаем их, то мы можем и познать их», говорят они, не соображая того, что они изучают не вещество, не силу, не жизнь, а только отношения и формы их. (Примеч. Л. Н. Толстого.)

См. прибавление первое в конце книги: О ложном определении жизни. (Примеч. Л. Н. Толстого.)

См. 2-е прибавление. (Примеч. Л. Н. Толстого.)

См. 3-е прибавление в конце книги. (Примеч. Л. Н. Толстого.)

Нет ничего обыкновеннее, как слышать рассуждения о зарождении и развитии жизни человеческой и жизни вообще во времени. Людям, рассуждающим так, кажется, что они стоят на самой твердой почве действительности, а между тем нет ничего фантастичнее рассуждении о развитии жизни во времени. Рассуждения эти подобны тому, что бы делал человек, который, желая измерять линию, не откладывал бы меру от той одной известной ему точки, на которой он стоит, а на бесконечной линии брал бы на различных от себя неопределенных расстояниях воображаемые точки и от них бы измерял пространство до себя. Разве не то же самое делают люди, рассуждая о зарождении и развитии жизни в человеке? В самом деле, где взять на этой бесконечной линии, каковою представляется развитие — из прошедшего — жизни человека, ту произвольную точку, с которой можно начать фантастическую историю развития этой жизни? В рождении или зарождении ребенка, или его родителей, или еще дальше в первобытном животном и протоплазме, в первом оторвавшемся от солнца куске? Ведь все рассуждения эти будут самые произвольные фантазии — измерения без меры. (Примеч. Л. Н. Толстого.)

заколдованном кругу (фр.).

трудности там, где их нет (фр. — досдовно; полдень в два часа).

возвратить награбленное, захваченное (фр.).

И почему именно этот глупый, дикий прием причинения боли, а не какой-нибудь другой: колоть иголками плечи или какое-либо другое место тела, сжимать в тиски руки или ноги или еще что-нибудь подобное? (Примеч. Л. Н. Толстого.)