Лев Толстой - Том 18. Избранные письма 1842-1881

Ежели ответ ваш будет благоприятен, то на 1-й месяц пришлю я вам «Письмо о сестрах милосердия», «Воспоминания о осаде Силистрии», «Письмо солдата из Севастополя» * 187 Об этих произведениях, их содержании и авторах сведений нет. .

Затем в нетерпеливом ожидании вашего ответа и согласия на мое предложение имею честь быть

ваш покорнейший слуга

гр. Л. Толстой.

11 января

1855

Эски-Орда.

1855 г. Марта 13. Позиция на р. Бельбек.

13 марта 1855.

Дорогая тетенька!

Целый век ничего не получал ни от вас, ни от кого из наших. Знаю, что виноват я, или, вернее, обстоятельства. Уезжая в Севастополь 2 ноября, я не дал другого адреса, но пока главный штаб Горчакова находился в Кишиневе, письма мои пересылались мне аккуратно, хотя и с опозданием. Теперь же, как вам, вероятно, известно, князь назначен на место Меньшикова, он приехал в Крым, со своим главным штабом, с Сержпутовским и со всеми прочими, и я уверен, что пропасть писем ко мне осталась там. Теперешний мой адрес просто в Севастополь. Кажется, я уже описывал вам первое время своего пребывания в Крыму * 188 См. письмо 35. . В общем я провел его приятно, будучи занят службой и охваченный общим интересом к войне; но начиная с нового года, когда я получил деньги, предназначенные на журнал, который провалился, мой образ жизни стал праздным и безнравственным.

В самое плохое здешнее время, лагерная жизнь, в отвратительном обществе, без занятий — не имея даже возможности заниматься и получив порядочную сумму, предназначавшуюся для моего журнала, я стал играть; а сделав первый шаг, не смог остановиться, пока не спустил всего, да еще остался должен 700 р. сер. Теперь же, слава богу, весна, которая всегда действует на меня благотворно — говение на прошлой неделе, приезд князя * 189 М. Д. Горчакова, дальнего родственника Толстого. , у которого я был и который вновь меня хорошо принял, главное, дружба, с моим товарищем, неким Броневским (двоюродным братом казанских), с которым я здесь близко сошелся, все это, благодаря бога, спасло меня от того положения, в котором я находился перед отъездом на Кавказ и в которое мог снова опуститься. Сумма, которую я проиграл, значительна, я знаю, но экономия в тратах и упорство в работе помогут мне раньше чем через год справиться с этой бедой. Поддержите меня в этих намерениях, дорогая тетенька, я говорил и опять повторяю, ничто мне так не помогает в нравственном отношении, как ваши письма. Не могу не сказать вам о том, что теперь меня более всего занимает, — о Броневском. Я не встречал еще человека с таким горячим сердцем и благородством натуры; надеюсь, что я никогда в нем не разочаруюсь, что наша дружба будет продолжаться, и что некоторые наши планы когда-нибудь сбудутся. Что же вам сказать про войну? Все по-прежнему, кроме нового главнокомандующего, порядка больше и больше войск, осада Севастополя все продолжается, всякий день сраженья, желают мира. Чем все это кончится, никому неизвестно; дай бог, чтобы поскорее наступил конец; для всех пора и, в особенности, для неприятеля. Прощайте, дорогая тетенька, тысячи и тысячи раз целую ваши ручки и прошу вас простить меня за все огорчения, которые я вам причиняю. Сам не знаю почему, но я уверен, что мы увидимся в 55 году.

Ежели увидите Валерьяна, скажите ему, пожалуйста, чтобы он выслал мне поскорее 600 р. сер., о которых я просил его в последнем письме * 190 Речь идет о письме к В. П. Толстому от 24 февраля 1855 г. (т. 59, № 96). . Этот долг меня ужасно тяготит.

1855 г. Апреля 30. Севастополь.

Милостивый государь Николай Алексеевич.

Вы уже должны были получить статью мою «Севастополь в декабре» * 191 Рассказ «Севастополь в декабре месяце», судя по авторской дате в журнальной публикации, законченный 25 апреля, по-видимому, тут же с курьером был отправлен Толстым в Петербург, и поэтому он полагал, что Некрасов мог уже его получить. и обещание статьи Столыпина. Вот она * 192 Толстой прислал очерк А. Д. Столыпина «Ночная вылазка в Севастополе. Рассказ участвовавшего в ней», в котором описывались события, происшедшие в ночь с 10 на 11 марта, и отмечалось мужество, героизм участников севастопольской обороны. Очерк напечатан (С, 1855, № 7) с примечанием редакции: «Сообщением этой статьи мы обязаны г. Л. Н. Т.» . Несмотря на дикую орфографию этой рукописи, которую вы уже сами распорядитесь исправить, ежели она будет напечатана без цензурных вырезок, чего старался всеми силами избежать автор, вы согласитесь, я надеюсь, что статей таких военных или очень мало, или вовсе не печатается у нас и к несчастию. Может быть, с этим же курьером пошлется статья Сакена * 193 Эта статья не была послана. , о которой ничего не говорю и которую, надеюсь, вы не напечатаете. Поправки сделаны черными чернилами Хрулевым * 194 В очерке Столыпина имеется несколько подстрочных примечаний, сделанных генералом С. А. Хрулевым, руководившим боем10 марта. , левой рукой, потому что правая ранена. Столыпин просит поместить их в выносках. Пожалуйста, ежели можно, поместите как мою, так и столыпинскую в июньской книжке. Теперь мы все собрались, и литературное общество падшего журнала начинает организоваться, и, как я вам писал, ежемесячно вы будете получать от меня две, 3 или 4 статьи современного военного содержания. Лучшие два сотрудника Бакунин и Ростовцев еще не успели кончить своих статей. Будьте так добры, отвечайте мне и пишите вообще с этим курьером, адъютантом Горчакова, и с будущими, которые беспрестанно снуют от вас и сюда.

Затем с совершенным уважением имею честь быть ваш покорнейший

гр. Л. Толстой.

Апреля 30, Севастополь.

1855 г. Мая 7. Севастополь.

7 мая.

Дорогая тетенька!

Я был в 6 верстах от Севастополя, когда началась бомбардировка, и, когда я узнал об этом, первая моя мысль была написать вам тотчас, когда она прекратится, чтобы вы узнали о ней от меня, а не из газет; но на следующий день наша батарея вошла в город и в течение всех последних дней бомбардировки батарея оставалась в городе, где и остается до сих пор. Я был на бастионе; * 195 На 4-м бастионе, сильно пострадавшем от артиллерийского обстрела, Толстой находился до 15 мая. но не так страшен черт, как его малюют, и уверяю вас, что бомбардировка не так ужасна, как ее описывают. Скажу, наоборот, лучшее время было то, которое я там провел. Теперь почти стихло, 4 дня я дежурю на бастионе, а затем я свободен на 12 дней, которые провожу очень приятно. У меня очень нарядная квартира, с фортепьяно, она выходит на бульвар, где каждый день гулянье, музыка; у меня много хороших знакомых, погода великолепная, и я начал купаться в море. Так что, ежели с некоторых пор я разленился до такой степени, что не могу заставить себя написать письма, это не по случаю службы или опасности, а только потому, что здесь живется чересчур приятно. Собственно говоря, я стал писать это письмо, чтобы объяснить вам свое долгое молчание или, вернее, просить у вас прощение за него. Письма идут так долго туда и обратно, а писать, покуда шла бомбардировка, мне не хотелось, затихала она понемногу, затем я получил ваше чудесное письмо, из которого я узнал, что вы уже знаете о происходящем по газетам * 196 Т. А. Ергольская в письме от 16 апреля писала: «Я только занята одним — бомбардировкой Севастополя… я боюсь, я трепещу на тебя…» (т. 59, с. 308). . Все это, однако, доказывает только, что я скверный малый, заслуживающий вашу любовь не своим поведением, а только своею любовью к вам. Не сумею вам выразить, как я был растроган вашим добрым письмом, вы не упрекаете меня, думая, что меня надо жалеть, и стараетесь меня утешить. Я больше не играл и уже уплатил часть долгов, самых необходимых из 400 р., присланных Валерьяном; но должен я еще более 600 р., и это меня мучает. Кажется, нет необходимости говорить вам, что я желаю и стараюсь следовать вашим советам относительно умеренности и деятельности; покуда не могу себя упрекать в этом отношении, но я ленюсь; некоторое мое оправдание, с чем, я надеюсь, и вы согласитесь, это тот образ жизни, который я вел, да и теперь веду, то в хорошем обществе, то среди всякого сброда, то в лишениях, то даже в роскоши; в таких обстоятельствах трудно не сбиваться с намеченного пути. Прощайте, дорогая тетенька, хотел много написать, а меня зовут обедать; не знаю, удастся ли мне писать еще вечером, так как я дежурный. Постараюсь писать почаще, но, ради бога, не мучайтесь обо мне, — уверяю вас, что я не в большой опасности; и еще, не желайте мне успехов по службе, а то мне так жаль, что я не могу исполнить вашего пожелания в этом отношении, желайте мне только здоровья и счастья — это действительно благо. А успех, т. е. выдвигаться по службе, почести… я не создан для этого. Представьте себе, я не мог себя заставить снести князю письма тети Полины * 197 Письмо П. И. Юшковой (не сохранилось) для передачи М. Д. Горчакову. Она пыталась свои родственные и дружеские связи с ним использовать в интересах Толстого. Так, H. H. Толстой в ноябре 1853 г. извещал брата: «Я был у тетушки Полины в Оптиной, она написала письмо к князю Михаилу относительно твоего перевода» («Литературное обозрение», 1978, № 9, с. 95). и поручил это своему приятелю, который сказал мне 2 дня спустя, что князь сказал, чтобы я в тот самый день пришел к нему обедать; я пошел, но он и не заметил моего присутствия, вероятно забыв, что он собирался мне сказать, а я не из тех, которые о себе напоминают. Так что мое единственное желание — быть его адъютантом, теперь не осуществится. Впрочем, может быть, все к лучшему; в служебном отношении я вполне доволен своим положением в батарее. Прощайте, дорогая тетенька, тысячу раз целую ваши руки.