Лев Толстой - Том 18. Избранные письма 1842-1881

Л. Толстой.

28 октября.

Пожалуйста, сообщи мою просьбу Рачинскому <���…> * и Дмитриеву.

Гр. Л. Толстой.

1861 г. Ноября 16-20? Ясная Поляна.

Очень тебе благодарен, любезный друг, за студентов. Еще они не приезжали, но я уверен, что из 3-х, тобой рекомендованных, 2 будут хороши * . Посылаю тебе 30 р., которые ты им дал. О твоей 1-й лекции скажу, что она — отличная лекция; * о статьях же против Костомарова * , откровенно скажу, что мало того, что я не согласен с ними — они мне не нравятся. В них есть консерватизм во что бы то ни стало, очевидно вызванный крайностями. Вам, живущим в середине движенья, надо оберегаться этого увлеченья — хвастовства своей независимостью. Причины же несогласия моего с тобой я не могу высказать в письме, но ты их найдешь в 1-м № «Ясной Поляны» * . Коротко сказать, по-моему, ни перестраивать университет, ни оставлять его таким, как есть, нельзя, не спросившись у всей иерархии образования (не административной внешней, а сложившейся само собою в народе), а главное, у низшей ступени и потому у краеугольного камня этой иерархии — народной школы. Поэтому вопрос для меня только в том, соответствует ли университет этой низшей ступени, или нет? Я отвечаю: нет. Другой вопрос: указывает ли теперь народная школа, каковы должны быть университеты? — Нет. — И потому изменение или оставление их в том же виде для меня и для народа совершенно лишено интереса и значения. Впрочем, мы успеем еще поспорить об этом, ежели только моя статья покажется тебе стоящей того. Возражай самым жесточайшим образом, и я с радостью помещу твои возражения в «Ясной Поляне». Прощай, жму тебе руку и кланяюсь всем нашим общим знакомым. Ежели еще попадутся студенты — посылай, мне еще нужно трех.

Гр. Л. Толстой.

1861 г. Декабрь * . Москва.

Тургенев — подлец, которого надобно бить, что я прошу вас передать ему так же аккуратно, как вы передаете мне его милые изречения, несмотря на мои неоднократные просьбы о нем не говорить.

Гр. Л. Толстой.

И прошу вас не писать ко мне больше, ибо я ваших, так же как и Тургенева, писем распечатывать не буду.

1862 г. Января 26. Москва.

Вы на клочке пишете, и я на клочке, но вы как будто с злобой на меня, а я с всегдашней симпатией. Оно правда — выходит, как будто я отжиливаю у вас 600 франков, но я тут ни душой, ни телом не виноват. Получил я ваше письмо * в то время, как наверное думал, что умру * . Это у меня было все нынешнее ужасное, тяжелое лето. Я ничего не делал, никому не писал; оттого и на ваше письмо ответил только письмом к сестре и к банкиру марсельскому, которого теперь забыл и адрес * . Я думал, что деньги ваши получены, а оказывается, что банкир их украл. На этой неделе вышлю вам эти несчастные 600 франков.

Я издаю теперь 1-ю книжку своего журнала и в страшных хлопотах * . Описать вам, до какой степени я люблю и знаю свое дело, невозможно — да и рассказать бы я не мог. Надеюсь, что в литературе на меня поднимется гвалт страшный, и надеюсь, что вследствие такого гвалта не перестану думать и чувствовать то же самое. У нас жизнь кипит. В Петербурге, Москве и Туле выборы, что твой парламент; * но меня с моей точки зрения — признаюсь — все это интересует очень мало. Покуда не будет большого равенства образования — не бывать и лучшему государственному устройству. Я смотрю из своей берлоги и думаю — ну-ка, кто кого! А кто кого, в сущности, совершенно все равно. Я попал в мировые посредники совершенно неожиданно и, несмотря на то, что вел дело самым хладнокровным и совестливым образом, заслужил страшное негодование дворян. Меня и бить хотят и под суд подвести, но ни то, ни другое не удается * . Я жду только того, чтобы они поугомонились, и тогда сам выйду в отставку * . Существенное для меня сделано. В моем участке на 9000 душ в нынешнюю осень возникли 21 школа — и возникли совершенно свободно, устоят, несмотря ни на какие превратности. Прощайте, жму вашу руку и прошу на меня не серчать. Денег я вам сейчас не высылаю, потому что у меня их нет, но, как сказано, вышлю на этой неделе. Напишите, пожалуйста, как адрес того марсельского банкира и какие он представил отговорки.

Напишите вообще о себе, о вашем здоровье я знаю от Фета, который, перестав быть поэтом, не перестал быть отличнейшим человеком и огромно умным. Приедешь в Москву, думаешь, отстал — Катков, Лонгинов, Чичерин вам все расскажут новое; а они знают одни новости и тупы так же, как и год и два тому назад, многие тупеют, а Фет сидит, пашет и живет и загнет такую штуку, что прелесть.

Об общих наших знакомых не могу сказать, я от всего так отстал, прилепившись к своему делу, что другое и на ум нейдет. Зубы у меня все повываливаются, а жениться я все не женился, да, должно быть, так и останусь бобылем. Бобыльство уже мне не страшно. Что-то вы поделываете и когда вас увидишь в России? потому что меня уже за границей не увидите.

26 генваря.

1862 г. Февраля 6. Москва.

Милостивый государь Николай Гаврилович! Вчера вышел первый номер моего журнала * . Я вас очень прошу внимательно прочесть его и сказать о нем искренно и серьезно ваше мнение в «Современнике» * . Я имел несчастье писать повести, и публика, не читая, будет говорить: «Да… «Детство» очень мило, но журнал?..»

А журнал и все дело составляют для меня все.

Ответьте мне в Тулу * .

Л. Толстой.

6 февраля.

1862 г. Февраля 22. Ясная Поляна.

Благодарствуйте за ваше письмо * — писать мне некогда, а пожалуйста, сделайте одно: достаньте «Записки из Мертвого дома» и прочтите их * . Это нужно.

Целую ваши руки — прощайте.

Л. Толстой.

23 февраля.

1862 г. Апреля 11. Ясная Поляна. 11 апреля.

Милостивый государь Михаил Никифорович!

Я принялся только на днях за свой запроданный роман * и не мог начать раньше. Напишите мне, пожалуйста, когда вы желаете иметь его * . Для меня самое удобное время — ноябрь, но я могу и гораздо раньше. Ежели вам это неудобно, напишите прямо, я вам возвращу деньги (я теперь в состоянии это сделать) и все-таки отдам роман только в «Русский вестник». Ежели бы и вовсе раздумали, то я с удовольствием бы и вовсе отказался. Пожалуйста, напишите мне обстоятельно и совершенно откровенно. Я, главное, желаю сделать так, чтобы вы были довольны. Журнал мой совсем не идет, и до сих пор о нем не было ни одного слова в литературе * . Такими [замалчиваниями] не бывает встречена ни одна поваренная книга. Должно быть, вопросы о централизации и децентрализации и о народности в науке * и о фельетоне Безрылова * важны. Материалов у меня, особенно на отдел книжки, готово на 3 №-а вперед, и я вообще предан этому делу больше, чем прежде его начала. Ожидаю ответа.