Лев Толстой - Том 22. Избранные дневники 1895-1910

2 января 1905. Ясная Поляна. Здоровье лучше. Гости свалили. На душе радостно. […]

20 января 1905. Ясная Поляна. Долго не писал. Все это время. И странное дело, все время борюсь с дурным, унылым, бездеятельным состоянием духа. Только и делал, что написал заметку о моей телеграмме и событиях * 430 На запрос американской газеты «Thе North-American» (Филадельфия) о «значении, цели и вероятных последствиях земской агитации» Толстой ответил, что «истинное социальное улучшение» достигается не политической агитацией, а «только религиозным, нравственным совершенствованием всех отдельных личностей» ( ПСС, т. 75, с. 182). Этот ответ вызвал в передовых кругах России решительный протест. . Все это мало интересует меня. Здоровье хорошо. Записать надо:

1) Живем мы только для того, чтобы пользоваться благом жизни. Весь смысл жизни, доступный нам, только в том, чтобы мы имели возможность участвовать в божеской жизни; и потому мы должны быть счастливы. Если мы несчастливы, то это значит только то, что мы делаем не то, что должно, или не делаем того, что должно. Так что не только благо есть последствие исполнения долга, но наш долг в том, чтобы мы испытывали благо.

2) Музыка есть стенография чувств. Вот что это значит: быстрая или медленная последовательность звуков, высота, сила их, все это в речи дополняет слова и смысл их, указывая на те оттенки чувств, которые связаны с частями нашей речи. Музыка же без речи берет эти выражения чувств и оттенков их и соединяет их, и мы получаем игру чувств без того, что вызывает их. От этого так особенно сильно действует музыка, и от этого соединение музыки с словами есть ослабление музыки, есть возвращение назад, выписывание буквами стенографических значков.

[…] 9) Общественный прогресс истинный — в большем и большем единении людей. Для единения людей нужны три вещи: 1) сила, которая заставляла бы людей соединяться, так же, как для того, чтобы камни сложились в здание, нужно, чтобы были люди-каменщики, которые соединяли бы эти камни. Эта сила есть помимо воли людей: их дело только не мешать проявлению этой силы любви, 2) что нужно, это то, чтобы люди для того, чтобы могли соединиться, не имели бы свойств, отталкивающих их друг от друга: пороков, страстей, себялюбия, так же, как для того, чтобы сложить здание из камней, надо обтесать их, чтобы в них не было неправильных форм. И третье, что нужно, это то, чтобы, соединившись, люди сознавали бы необходимость и благо этого соединения, и чтобы это сознание держало их вместе так же, как известь или цемент держит вместе камни здания. […]

Пропустил больше недели. Нынче 29 января 1905. Ясная Поляна. Пишу «Единое на потребу», и оттого ли, что я соединил два разные начала, или просто не в духе, пишу, но идет плохо. Был все время Поша. Очень люблю его. Саша уехала в Петербург. Соня в Москве. Сережа здесь, и мне тяжело с ним. Хочу победить себя, но еще не могу. Рад, что после одного, первого спора (не очень резкого) не пошел дальше. Нынче получил второе письмо от Гали — нехорошее * 431 А. К. Черткова выражала сожаление по поводу телеграммы Толстого (см. примеч. 4). . Есть задор и отсутствие серьезной внутренней религиозной работы. Спорить, доказывать тоже нельзя и потому не надо. Утром нынче было через Ледерле письмо от двух отказавшихся от службы матросов: они в Кронштадте в тюрьме. Хочу сейчас написать им и их начальнику. Поискал в календаре имя начальника — не нашел. Раздумал писать.

Утром был от Накашидзе милый человек Кипиани, который рассказал чудеса о том, что делается на Кавказе: в Гурии, Имеретии, Менгрелии, Кахетии. Народ решил быть свободным от правительства и устроиться самому. Душан записал. Надо будет изложить. Это — великое дело * 432 М. К. Кипиани рассказал Толстому о народном движении против помещиков и властей в Гурии (Грузия). Толстого привлекло в этом движении то, что выступления крестьян носили на первых порах религиозный характер. Однако гурийское движение вскоре переросло в бурное восстание и было жестоко подавлено самодержавием. . Бывают разные состояния: что совестно, грустно, досадно, умиленно, а нынче состояние: все не важно, не интересно, не стоит.

Записать надо все-таки многое:

1) Слушал политические рассуждения, споры, осуждение и вышел в другую комнату, где с гитарой пели и смеялись. И я ясно почувствовал святость веселья. Веселье, радость — это одно из исполнений воли бога.

2) В последнее время я почувствовал, как я духовно спустился после той духовной, нравственной высоты, на которую меня подняло мое пребывание в общении с теми лучшими мудрейшими людьми, которых я читал и в мысли которых вдумывался для своего «Круга чтения». Несомненно можно духовно поднимать и спускать себя тем обществом присутствующих или отсутствующих людей, с которым общаешься.

3) Мы так привыкли к болтовне об общем благе, что уже не удивляемся на то, как человек, не делая никакого дела, прямого труда для общего блага, не высказывая никакой новой мысли, говорит о том, что, по его мнению, нужно делать, чтобы всем было хорошо. В сущности, ведь ни один человек не может знать хорошенько, что ему самому нужно для его блага, а он с уверенностью говорит о том, что нужно для всех. Это — особенная черта только нашего времени. Платон, Солон, Конфуций, Сен-Симон, Фурье, Овен высказывают новые идеалы и новые законы; рядовые люди работают для себя, своей семьи, своей общины, предлагая свои мнения о ближайших интересах; но что такое, какое значение всех этих разговоров и статей о всем известном и надоевшем? […]

Нынче 1 февраля 1905. Ясная Поляна. Все пишу свою «Единое на потребу». Или плохо идет, или вовсе не идет, и продолжаю быть в состоянии «не стоит». Все яснее тщета и глупость политических интересов. С Сережей было неприятно. Я был недобр. И страдаю за это. Лева был у царя, и я рад этому. Странно сказать, что это совсем освободило меня от желания воздействовать на царя * 433 Л. Л. Толстой по своей инициативе получил аудиенцию у Николая II и побуждал его созвать земский собор, но царь отверг его предложение. . Удивительные сведения из Гурии, как они упразднили правительство и освободились, одновременно стали вести лучшую жизнь и стали более свободны. Записать надо очень важное, не знаю, осилю ли. Два дня писал понемногу воспоминания. […]

Все, что движется, мне представляется движущимся, в сущности же уже есть и всегда было и будет то, к чему, по направлению чего движется что-либо. Вся моя жизнь от рождения и до смерти — несмотря на то, что я могу находиться в начале или середине ее — уже есть; и то, что будет, также несомненно есть, как и то, что было. Также есть и все то, что будет с человеческим обществом, с планетой землей, с солнечной системой; я только не могу видеть всего, потому что я отделен от Всего. Я вижу только то, что открывается мне по мере моих сил. Я живу и, переходя от одного состояния в другое, вижу (так сказать) внутренность жизни. И, кроме того, главное, имею радость творчества жизни. […]