Кани Джеронимо - Имена

- Давай теперь поищем колодец? - сказал Миша.

Он опустил вниз левую руку Егора. Оголил ее и стал наматывать перевязь, чуть повыше предплечья. Практически мгновенно вены на руке вздулись.

- Вот они родимые... - ласковым голосом произнес Миша, будто это были не вены, а какие-то его любимые домашние животные.

Сергей передал Мише шприц.

- Расслабься, - напомнил Миша Егору еще раз.

Егор почувствовал, как игла вошла в руку. Это оказалось и не так уж больно, как ему казалось в начале. Он почувствовал щелчок, чем-то отдаленно напоминающий звук, как когда игла прокалывает лист бумаги. Только на это раз это была не бумага, а его вена.

Как только игла оказалась в вене, Миша подтянул поршень вверх. Егор увидел, как в шприце оказалась его кровь. Перед тем как пустить героин по венам, Миша отпустил немного узел жгута и начал медленно вводить раствор внутрь Егора. Когда шприц опустел, он так же аккуратно, как и вводил, вынул его.

Приход наступил почти сразу. Веки Егора плавно начали опускаться. Что-то ужасно знакомое из детства начало растекаться по всему телу. Весь страх, вся боль, все переживания, что рвали Егора вот уже несколько последних лет - исчезли. Не осталось ничего. Ничего, что могло бы его потревожить.

Его взгляд остановился на каком-то пятнышке на газете. Ему казалось, что он бы так и смотрел бы всю жизнь на это пятнышко. Разве есть, что-то более прекрасное чем это пятнышко? Конечно нет!

- Егор... Егор... Ты слышишь меня?

Егор точно не знал: зовут его на самом деле или это просто голос в его сознании. Голос был какой-то искаженный. Какой-то новый. Даже незнакомый. Голос принадлежал Сергею. Но у Егора не было никакого желания отзываться. У него ВООБЩЕ не было никаких желаний. Он испытывал полную гармонию с собой и своим телом. И меньше всего ему сейчас было нужно, чтобы кто-нибудь нарушал его безмятежность.

Вдруг по правой щеке Егора пошел небольшой зуд. Он медленно поднял правую руку и почесал щеку. Все происходило как в фильме с замедленной съемкой. "Боже... Как приятно чесать... вот так бы вечно почесываться, проскочила мысль в его голове."

Егору захотелось пить.

- Д-а-й-т-е-м-н-е-в-о-д-ы... - попросил он.

"Разве вода была когда-нибудь такой вкусной? Может быть, у них тут какие-то источники... подземные..."

В каждом движении было что-то приятное.

"Да, господи, да что ж такое? Еще пить..."

-Д-а-й-т-е-м-н-е-е-щ-е-в-о-д-ы... - снова попросил Егор.

Он выпил второй стакан, не останавливаясь.

"Вот оно! Как мне хорошо."

В горло резко ударил комок. Видимо на его лице, что изменилось. А может, Миша с Сергеем и так по опыту знали, что сейчас должно произойти.

- Блядь, бери его по руку! И в сортир его. Если он наблюет здесь, я заставляю тебя это сожрать! - это Миша кричал Сергею.

Егора вовремя успели дотащить до туалета. Как только он оказался возле унитаза его начало рвать.

"А это не так уже хреново... - подумал Егор, созерцая свою блевотину в унитазе. Поблевать еще что ли?" Егора снова вырвало.

Он попытался встать. Ноги обмякли и не подчинялись хозяину. Ужасно хотелось пить. Он дотянулся до крана в ванной и стал пить. Казалось, он мог выпить несколько литров, и все равно было бы мало.

Его снова вырвало. На этот раз в ванну.

Егор во второй раз попытался встать. Ему это удалось. Чуть- чуть шатало, но все-таки он стоял. "Жарко тут..." Егор начал стягивать с себя свитер. Оголив торс, ему ничуть не стало прохладней.

Полная моральная независимость.

"Как прекрасен мир. Теперь я понимаю, почему везде кричат, что наркотик - это дерьмо. Так всегда было. Эти суки всегда прятали от нас самое лучшее, чтобы им больше досталось. Это МОЕ! Я остаюсь." Егор тихо засмеялся. Ему было очень хорошо и весело от собственных мыслей. "Я же чертовски умный человек!"

Егор сел на край ванны и стал улыбаться своему отражению в зеркале.

[2]

Когда Гоша был еще маленьким мальчиком, он любил наблюдать за проходящими товарными поездами и считать, сколько вагонов в каждом из них. Цистерны, платформы с машинами и тракторами, контейнеры... Позднее он даже завел тетрадку, в которой записывал номера поездов и количество вагонов в каждом из составов. Некоторые машинисты узнавали большеглазого мальчишку и сигналили, приветствуя его. Гоша тут же сбивался со счета и начинал радостно махать ладошкой в ответ.

С тех пор прошло почти четырнадцать лет. Теперь Гоше было двадцать. И он не совсем понимал, почему детские воспоминания приходят как раз тогда, когда их совсем не ждешь. Почему вообще все - и хорошее, и плохое - приходит именно тогда, когда ты этого не ждешь?

- Двадцать семь... Двадцать восемь...

Наконец поезд прошел. Гоша потер озябшие руки, засунул их поглубже в карманы легонькой курточки и, ловко перепрыгивая через рельсы, направился в сторону ближайшей станции метро.

В институт Гоша поступил без особых проблем. Но учиться там долго не смог. На втором курсе декан вызвал его к себе.

- Послушай, Гоша, ты же хороший парень. Способный... Почему ты так относишься к жизни?

Гоша сидел молча, уставившись в грязное пятно на линолеуме.

- Эх Гоша, Гоша... Почему ты молчишь все время? Сказал бы что-нибудь? Молчишь? Ты знаешь, что ты кандидат на отчисление?

- Знаю, - ответил Гоша, не поднимая глаз.

- И что ты думаешь по этому поводу?

Гоша на секунду задумался. Потом сказал:

- Алексей Алексеевич, можно я пойду.

От неожиданности декан приоткрыл рот.

- Иди, - почти шепотом ответил он.

Гоша поднялся со стула и направился к двери. Уже выходя из кабинета, в дверях, повернувшись в пол оборота, он произнес:

- Я зайду как-нибудь... за документами. До свидания Алексей Алексеевич.

Гоша прошел по коридору и вышел на улицу. С монолитного неба падал снег. Гоша посмотрел вверх: серые тучи заволокли небо так, что солнца не было видно. "Ничего удивительного, - подумал он. - Кругом одно дерьмо. А закончиться это - появится новое. Оно никогда не кончится. Поэтому надо либо самому становиться дерьмом, чтобы держаться на плаву. Либо оставаться человеком и тонуть."

Острые снежинки падали на лицо. Он бы так стоял еще довольно долго, если бы одна из снежных звездочек, падающих с неба, не попала ему в глаз.

- Черт... - выругался он, прижав ладонь к пострадавшему глазу.

Никакой смертельной травмы глазного яблока не было. Не было даже кратковременной боли, или временного неудобства, которое появляется, если в глаз попадет ресница. Гоше просто хотелось пожалеть самого себя. И хоть он никогда себе не признавался, что он был брошен всеми, он действительно был одиноким человеком.

Вскоре крыльцо опустело. Началась лекция. По привычке, Гоша спрятал руки в карманы куртки - перчаток он не носил, по неизвестной даже ему самому причине - и пошел прочь от института, студентом которого он уже не был. "Кругом снег, а люки как спасительные островки. Чернеют то тут, то там. Только они не покрыты снегом. А если сравнить снег с дерьмом, то канализационные люки - это Ангелы. Потому что только они могут защитить себе от дерьма, - размышлял по пути Гоша."