Александр Солженицын - Рассказы и крохотки

Пожалуй, и правильно.

С местными проводниками немцы тут и каждую тропу найдут. А за рельефом – и батальон проведут, и с санями.

Видимость всё меньше. Кого пошлёшь – до метров ста ещё фигура чуть видна, больше по догадке – и всё.

В темноте – пехотной массой, без звука? На современной войне так не наступают, невозможно. Такое молчаливое наступление организовать – ещё трудней, чем шумное.

А – и всё на войне возможно.

Если немцы сутки уже отрезаны – как же им, правда, не наступать!

Мысли – быстро крутятся. Штаб бригады? Как могли так бросить?

Отступать – нельзя. Но – и до утра можем не достоять.

Да безполезно тут стоять. Надо пушки спасать.

Рискнуть ещё одну батарею оттянуть? Уже не признают за манёвр: самовольное отступление.

Ну, хоть тут пока: стереотрубу, рацию, какие катушки лишние – на сани. И сани развернуть, в сторону батарей. Мягкову:

– Вторые диски к автоматам взять. Гранаты, сколько есть, разобрать.

Да разговаривать бы ещё потише, ведь разносится гомон по полю.

Конечно, может и танк быстро выкатить. Против танка – ничего нет. И щели мелкие.

Телефонист зовёт Боева. По их траншейке – два шага в сторону.

Опять комбат звукачей. Очень тревожно: его левый звукопост захвачен немцами! Оттуда успели только: «Нас окружают.в маскхалатах». и – всё.

– А у вас, Павел Афанасьич?

– Пока – не явно.

– У меня на центральной – пока никого. Но коробочки – сверну, не потерять бы. Так что – будьте настороже. И забирайте свою нитку.

Боев не сразу отдал трубку, как будто ждал ещё что услышать.

Но – глушь.

Это – уже бой.

Мягкову:

– Давай-ка всех, кто есть, – рассыпь охранением, полукругом, метров за двести. Оставь одного на телефоне, одного в санях.

Мягков пошёл распоряжаться тихо.

Рассыпать охранение – и риск: узнаешь – раньше, но отсюда стрелять нельзя, в своих попадёшь.

А держаться кучкой – как баранов и возьмут.

Волнения – нет. Спокойный отчётливый рассудок.

Проносились через голову: Орловщина, на Десне, Стародуб, под Речицей. Везде – разный бой, и смерти разные. А вот чего никогда: никогда снарядов не тратил зря, без смысла.

Ликование бобруйского котла. Гон по Польше. Жестокий плацдарм под Пултуском.

А ведь – одолели.

…До утра додержаться…

На северо-востоке – километра за два – протрещали автоматные очереди. И стихли.

А – примерно там, куда Балуев пошёл.

У Топлева на огневых – снаряды соштабелёваны близ орудий. Но стрелять, видно, не придётся раньше завтрашнего света. А вот приказал комдив всем расчётам карабины приготовить – их же никогда и не таскают, как лишние, сложены в снарядных кузовах. Для тяжёлых пушкарей – стрелковый бой не предполагается. Автоматы – у разведчиков, у взводов управления – они все на НП.

Не стало видно ни вперёд, ни в бока, всё полумуть какая-то.

Топлев и без того расхаживал в тревоге, в неясности, а после команды комдива разбирать карабины?..

Вот, стояли восемь пушек в ряд, как редко строятся, всегда батареи по отдельности, – и нервно ходил Топлев, маленький, вдоль этих громадин.

У каждой пушки – хорошо если полрасчёта, остальные разошлись по ближним домам и спят: сухо, тепло. Да кто и подвыпил опять трофейного. И шофера где-то спят.

Настропалил всех четырёх командиров взводов: разбирать оружие, готовиться к прямой обороне.

Одни подхватывались, другие нехотя.

Хоть бы был замполит при дивизионе, как часто околачивается, – его б хоть побоялись. Так и его комиссар бригады оставил по делам при себе до утра.

Но и нападать же не станут без артподготовки, хоть сколько-то снарядов, мин пошвыряют, предупредят.

А – тихо. И танкового гула не слышно.

Слушал, слушал. Не слышно.

Должно обойтись.

Пошёл – в Кляйн, к штабной машине. Ведь там – все, всякие документы. Если что?.. – тогда что?

Велел шофёру быть при машине. А радисту – Урал дозываться.

Пошёл опять в Адлиг, на огневые.

– Товарищ капитан! – глухим голосом зовёт телефонист, где примостился в сенях. – Вас комдив.

Взял трубку.

Боев – грозным голосом:

– Топлев! Нас тут окружают!готовь оборону!

И ещё, знать, клапана на трубке не отпустил – услышался выстрел, выстрел!

И – всё оборвалось. Больше нет связи.

И Топлев ощутил на себе странное: коленные чашечки стали дрожать, сами по себе, отдельно от колена, стали попрыгивать вверх-вниз, вверх-вниз.

Да на всю огневую теперь не закричать. Вдоль пушечного ряда оббегал командиров взводов: готовьтесь же к бою! на комдива уже напали!

Теперь-то – и все зашурудились.

А штабная машина? если что? Послал бойца: обливать бензином, из канистр.

Не уйдём – так сожжём машину.

Верность отцу – была ключ к душе Олега. Мальчику – кто святей и возвышенней отца? И какая обида была за него: как его в один из тридцатых (Олегу – лет 10, понимал) безпричинно ссунули из комбрига в полковники, из ромба в шпалы. И жили в двух комнатах коммунальной квартиры, а в третьей комнате – стукач. (Причина была: кто-то, по службе рядом, сел, – но это мальчик лишь потом узнал.) А с подростом: так и следовать в армейской службе? В 16 лет (в самые сталинградские месяцы) – добился, напросился у отца: натянул на себя солдатскую шинель.

Верность отцу – чтобы тут, у двух своих пушек, не посрамиться, не укорили бы отца сыном, лучше – умереть. Олег даже рад был, как это всё повернулось, что их поставили на мост охранять на невиданную для ста-пятидесяти-двух прямую наводку. И – скорей бы эти немецкие танки накатывали из полумглы!

Сегодня – небывалая для него ночь, и ждалось ещё большее.

Хотя по комплекту полагается на каждое орудие 60 снарядов – но сейчас и с двух взводных орудий набрали – половину того. И в расчёте – семь человек вместо восьми. (Вот он, Лепетушин…) Но не добавил лейтенант бойца из другого расчёта, это неправильно, достанется ещё и тем. Лучше подможет этому, своими руками.

Ни той самоходки, ни того грозного полковника уже и близко не было, а орудия 6-й батареи – стояли у моста, сторожили.

Впереди – пустое тёмное пространство, и кажется нет же там никаких наших частей – а стали люди набегать.

Несколько топографов из разведдивизиона – один хромает, у одного плечо сворочено. Послали их на топопривязку, когда луна светила, и застряли на тьму: ждали, может разойдётся. Вперебив рассказывают: странное наступление, только молча подкрадываются – кто лопатой, кто даже ножом, изредка выстрел-два.

А какие-то топографы – ещё и сзади остались.

Проехали сани звуковиков с разведоборудованием, успели утянуть. Только трофейные битюги и вызволили, а машина их – там застряла, вытаскивают.

Так это – ещё сколько там звуковиков?