Александр Этерман - Марафон

он меня учил.

Это, и правда, видимо, легче, чем я думал,

или главное еще впереди,

так как легче становится время от времени

в знакомых местах, так как

здесь не очень далеко

и купил участок земли мой дядя Подас,

но он в плохих отношениях с мамой сейчас можно бежать и вроде не

страшно это все, хотя вроде почти ровно или даже чуточку вверх, и

моя обувь потрепана и не очень подходит для камней,

велика, но камениста.

Бег, это, наверное, то, что следует делать в одиночку,

слишком вообще похоже на жизнь и на жертвоприношение.

Одно из тех дел,

Много их или немного, где никто не может помочь.

Высшие силы им покровительствуют.

Вот так свет может быть только желтый,

Я проверил, заглядывая в щели.

Заглушить его невозможно

Однако к любовнику до поры до времени ревнуешь больше, чем к мужу, вопреки рассудку, и вопреки

тому, что всего умнее с привычками не бороться.

Горячая ванна с благовониями, не знаю, если это не отправит меня немедленно на тот свет

разве это мера длины

Ты, атлет, диск поднимай и бросай,

Сам же беги за ним, отлитым из меди тяжелой,

Отлитым из меди,

Я наверняка перевираю

Странная работа. Я не ожидал, думаю, и не мог ожидать, думал, либо уже буду там, но это неумно, либо буду полумертвый,

уставший всерьез отсюда, конечно, не добежит, а я бегу, ничего, и не думаю, что она меня остановит,

и все-таки это хуже, чем в мясорубке, они пытались нас атаковать, но не вытягивали жилы,

может быть, только у пленных

Меня учил почтенный Финес из Коринфа, или не из Коринфа,

Жаль, что недолго, я чувствую, тогда бы я

к счастью, я не знаю толком, сколько осталось,

но думаю, если еще буду бегать так далеко,

буду снова бежать так мысленно, по приказу главнокомандующего,

не спросившего, вообще могу ли я

от Марафона до Афин.

Но неужели нет

странное дело, никакого лучшего способа, ведь и нужно-то

всего лишь передвинуть самого себя в пространстве, что на маленькое расстояние и труда никакого не стоит, или хоть только одно слово, а создать при этом ничего не надо, а стоит больше сил, чем любая полезная работа.

Ну и что сейчас делают в армии? Он не настолько дурак, чтобы не следить за персами, но я

Охотнее

заняться делом

гонять по берегу или даже на море, и узнавать, захватывающе, может, буду,

все-таки охотнее вечером буду в Афинах спать с женщиной, или просто спать дома в постели

я уверен, однако, что они больше не высадятся, и это известие я

принесу Совету, опередить события - и это дороже, чем известие о победе, тем более что победа не невесть какая, и битва чуть не была проиграна,

как говорил мой начальник,

да и в конце мы смяли их, но не смогли прорвать, и они отошли к воде и уплыли. И мы не смогли их опрокинуть даже во время посадки,

хотя он говорит теперь, что не захотел.

По-моему, они больше струсили,

но тем лучше для нас

и мне нужно добежать как угодно, но до заката,

и странно, что он не послал гонцов раньше, ждал, и пока не убедился, что они ушли,

опять полегче, и я начинаю

вроде с каждой минутой остается все меньше и меньше

но только ли бежать? Жить тоже.

Вроде непохоже, что я теряю силы с каждым шагом, но ведь новые взять негде, а уходить

они должны.

Мне не мешает то, что меня ждут

и там и здесь, по сути дела вся Греция.

Виноградник,

Как тот, который,

где был желтый и этот самый,

и я работал недолго,

до меня им дела нет, и даже птицам, то ли потому, что я бегу, или живу,

если это только можно делать одновременно.

Сколько же там?

Можно было заранее расставить людей - если знать, что будет победа, и обратно бежала бы целая

толпа, но тогда меньше была бы честь,

и я бежал бы или вообще не бежал

И меня не ждал бы никто.

Страшная вещь

в нормальном состоянии чего-то хочешь, так в нормальном состоянии

главная мечта - теплый душ, самая естественная вещь, даром,

что нельзя. Когда хочется чего-нибудь, уже нельзя,

даже спать с женой,

а другого, уже плохо.

И все мы потускнели. Жалеть не о чем, рекордов не будет.

Бежим как пляшем, все вокруг партнера. Осталось одиннадцать человек. Абракадабра - Джиба, болгарин,

это, немец, и так далее, национальный состав.

А вот,

это и все, сломался, зеленый грек, вот так, не надо было, только жалко,

опять мука на лице и спасения нет. Нас десятеро, даже оглядываться не надо. Шея плохо гнется, подбородок поэтому вверх, как у Людовика в кино. Двадцать три.

Время заплясало, я бы его не угадал.

Корыто, а не машина,

каждый шаг - маленькое сотрясение мозга, пружинишь, и в мышцах гуд. Как в английских стишках.

Опять притиснуло. Шмидт технарь, иначе от него остались бы рожки да ножки, хуже, чем от грека, ведь Джиба все время сзади, я бы не согласился ни за какие ковржики, а болгарин просто двужильный. Но ведь притормозили понемножку и мы все укладываемся в сто метров, это на сорок две тысячи

и сто девяносто пять,

капля в море, интересно, действительно сто девяносто пять,

ничего, сбросить бы Джимми с хвоста, он меня нервирует,

уже больше часа, подумать только, а до конца

через два километра,

и там посмотрим, Сергеич будет обязательно и, нужно будет, вмешается, хоть понять, доволен ли, представления не имею.

Вот оно что, давление скачет, но мы кончим до туч, завтрашние забеги подпортит если будет, но дождь ничего, а нам это для полного

Никак не могу понять, как дышу, дай Бог, машина,

в Москве,

обегать полмира, как будто не придумали ничего лучшего, чем бегать,

и я.

Как наваждение. Лучше бы действительно дать. И даже свалиться потом. Глупо только.

Минута.

По нам можно часы проверять, как маятник, с ноги на ногу.

У каждого свое чувство, сладкое, мечта, надежда, как у меня тоже, но самая слепая, потому что физически я, наверное, не сравнить. Если бы оставалось километр или полтора, и мы все чувствовали себя так,

То я бы выиграл.

Если бы Шмидт, если бы три, наверное, Шмидт, средневик несчастный, ему

с длинными ногами три тысячи с препятствиями. Пять - Джимми.

У Джибы нет ни одной дистанции, он должен за пять километров быть достаточно впереди или измотать,

чтобы не достал Джимми, за три - Шмидт или старик Войтошек, и дальше я. И черт знает этих молодых, вот обставит нас болгарин,

посмеемся.

Ну так я наивный осел, Джиба уйдет вперед, и гораздо раньше, на сей

раз не после тридцать пятого, как мы, и на пределе, а после тридцатого, и это риск даже для него, ну так правильно, я бы сделал то

же самое, и он будет трепать нас, чтобы за ним не пошли, или хоть не

все, и хотя двенадцать в одиночку для него невозможная вещь, за

ним кто-нибудь точно увяжется, вот черт, досталась же судьба расхлебывать Джибину непрактичность.