Борис Екимов - Рассказы

И вправду, Силыч без знания радио обходился. Кормил его автобус, и неплохо. Правда, в последние годы стало потруднее, контролеры там всякие и прочее. Но для дураков потруднее, а для умных, может, и легче. Силыч дураком не был, он знал, что и контролеры, и все остальные тоже жить хотят. Он умел с людьми обходиться. Не то что некоторые, у кого руки трясутся. А Силыч был человеком. У него и друзья были соответственные. Он знал, с кем дружить. В милиции, например... Зато уж с рыбой, с вялкой, Силыч не хоронился и не прятался. И по базарам не шнырял, потаясь. А делал все как положено, в открытую, спокойно. И возил куда нужно, и цены брал, какие другим и не снились.

Дом стоял у Силыча, из шести комнат. В гараже - вишневый "жигуль". Жена с золотыми зубами и все пальцы в кольцах. Сберкнижки были у жены и у него. На детей тоже завели, на всякий случай. Два парня у Силыча было: один в армии, другой подрастал.

Одним словом, Силыч жил. И очень многим не мешало бы у него поучиться, пока есть возможность. А не выставлять себя со всякими репродукторами.

Вспомнив об этом проклятом радио, Силыч стал думать о нем, размышляя, что это и вправду интересная штука. Где-то там, за тыщу верст, поет, а здесь слышно. Он поднапрягся и попытался прикинуть, как это так выходит, что слышно черт-те откуда, от самой Москвы. Он даже остановился, помыслил, вспоминая далекую школу и уроки ее. Но школа когда-то была и вся вышла. О техникуме и говорить не стоило: за "корочки" платил, не за что другое. Так что постоял Силыч, а в голове не прояснело. О телевизоре еще подумал. Там и вовсе: где-то пляшут и поют, даже в Америке, а ты гляди на них. Вот они, красотули, только что пощупать нельзя. "Техника, одним словом",- вздохнул Силыч. Вздохнул и тут же разозлился: "И хрен с ней, с этой техникой. Я им за это денежки плачу, чтобы они пели, и плясали, и придумывали, как себя показать. Пусть сидят головы поломают, а я денежки заплачу и глядеть буду. Не клят и не мят".

И захотелось Силычу выпить, потому что немного расстроился. На пути стояло кафе-"стекляшка". Он зашел туда, и вовремя: откуда ни возьмись туча наползла, и должен был начаться дождь. В "стекляшке" с выпивкой оказалось туго. "Синий платочек" стоял, "алжирское". Силыч его презирал. И коньяк. Хоть и три звездочки, но все же...

Силыч поглядел на витрину, выразительно хмыкнул. За спиной оказался какой-то алкаш, полузнакомый. Он Силыча правильно понял и поддакнул:

- Для нашего брата, из стройбата, он клопами воняет. Матерь иверскую бы!..

Он в больное место попал. В самое что ни на есть сегодня болючее.

- Какими еще клопами? - медленно повернулся Силыч и разъяснил спокойно: Коньяк. Чистый, коньячный спирт. Три года выдержки. В дубовых бочках. Ну-ка, открой бутылочку, - ошарашил он буфетчицу и полюбовался. Эффект неплохой получился. Алкаш тоже рот разинул. А Силыч продолжал убивать его,- Два стаканчика. Сейчас вот угощу товарища. Чтоб он знал. И языком зря не болтал.

- Его лимоном закусывают, - уже за столиком объяснил Силыч алкашу. Силыч знал. Он одно время в городе с врачихой путался. Бывал в ресторанах. - И сахарок сверху. Сахарная пыль такая. Усек?

Алкаш молча кивнул головой. Ему было не до пыли, даже сахарной. Он ждал стакана с пойлом, все еще не веря. И получил его наконец.

- Надо выпить - мы выпиваем,- веско сказал Силыч, поднимая стакан.- Не то что некоторые. Про радио, может, и не знаем. Но надо выпить - пьем коньяк. Об рубле не плачем.

Выпили. Лимона на закуску не было. Жареный хек пошел.

За стеклом между тем потемнело. Люди побежали от дождя прятаться.

Алкаш после коньяка морщился.

- Закусывай,- предложил ему Силыч.- Закусывай, еще нальем. Ешь, пей, только мозги не канифоль. А то есть такие гнутики.

- Ты про чего?

- Да про того...

Тут гром шарахнул. Кое-кто даже пригнулся.

- Про то...- толковал Силыч.- Есть такие любители, угостишь их, выпьют и начнут вопросы задавать. Почему да почему, мол... Почему гром вот гремит? указал он рукой.

- Какой гром?

- Да простой. Сейчас вот какой долбанул. Или ты глухой?

- А-а... Гром... - послушно поддерживал разговор алкаш. - Это имеет назначение... Природа.

- Назначение...- презрительно произнес Силыч и объяснил: - Электричество, вот. В тучах там. И там вот получается такая картина...

Собеседник слушал, согласно кивал головой, потом спросил:

- А как же зимой, а? Вот зимой грому не бывает. Точно.

- Зимой? - задумался Силыч.- Зимой...- и тут же начал краснеть от коньяка и гнева. - Вы что? Вы что, сговорились? Я вам профессор какой из института, на ваши дурацкие вопросы отвечать... Я же тебе по-русски сказал: жри коньяк, но вопросов никаких. Я их ненавижу, эти вопросы, понимаешь?

Снова выпивка была безнадежно испорчена. Хмеля прибавила, злости и какой-то горькой обиды.

Силыч дождался, пока тучу пронесло, и подался домой. С главной улицы он свернул, чтобы еще какой дурак не встретился, с вопросом. Свернул он с Октябрьской и почти добрался до своего дома, но вдруг притормозил. Спешить было некуда и незачем. Это он как-то сразу понял. Куда спешить, если придешь, а жена рыпеть начнет, вместо того чтобы посочувствовать. У нее же на все один ответ: не пей, и точка. Ты ей хоть вывернись наизнанку, она будет свое талдычить, выскаляться золотыми зубами. Она, как эти зубы вставила, вроде высшее образование получила, ей вовсе в рот не въедешь. "Придется поставить вопрос в парторганизации..." - передразнил жену Силыч.

- Э-эх, стерва... - горько вздохнул Силыч и уселся на лавку под чей-то забор.- Стерва...

И сам он не мог понять, кого ругает: жену ли, судьбу - все тут сошлось в одну точку.

Закурил Силыч. И горькие раздумья, словно тучи в ненастье, поползли одно за другим.

И вправду ведь, если разобраться, жизнь получалась поганая. Снаружи вроде ничего, а вот в середке... Та же выпивка. Ну, конечно, не как другие, не сшибаешь, не ждешь, когда угостят. Надо выпить - выпил.

- Выпил... - повторил он вслух язвительно.- Выпил и дурака получил.

Да если и по-доброму, на свадьбе или на другой гулянке какой - тоже не сахар. Силыч любил выпивши поговорить, поучить уму-разуму, слегка погордиться. А жена его за рукав тянула да щипала под столом до болятки. А дома ругала: "Не язык у тебя, а помело. Хуже бабы... Доболтаешься... Машину отымут!"

Машину... Эта машина ей заместо божьей матери была. А ему, Силычу, если разобраться - пользы никакой. Баранку Силыч и так всю неделю крутил. А в субботу и воскресенье, хоть умри, на базар надо ехать. "Поедем, отец",передразнил жену Силыч. Поедем... Здесь идти-то до базара два шага. Но надо ехать, иначе такой скандал, жить не захочешь.

Поехали. Жена, как сядет в машину, вытянется, глаза вылупит и все по сторонам косит - глядят на нее люди или не глядят. Хочется, чтоб глядели, завидовали. И все за рукав тянет: "Не спеши..." Чтоб помедленнее, как на похоронах, чтоб весь белый свет увидел... королеву. Знакомых заметит, губы так подожмет, капнет: "Иду-ут..." Автобус обгоняют, тоже не промолчит: "Е-едут... толкутся... Сидели бы дома".