К Енко - Частная жизнь вождей - Ленин, Сталин, Троцкий

В отношении гениальности Ленина сошлемся на мнение известного итальянского ученого Чезаре Ломброзо, которое он изложил в своей книге "Гениальность и помешательство". Он писал: "Не подлежит никакому сомнению, что между помешанным во время припадка и гениальным человеком, обдумывающим и создающим свое произведение, существует полнейшее сходство" (Чезаре Ломброзо. Гениальность и помешательство. М., 1996 г. стр. 25).

После опубликования труда Ч. Ломброзо (вторая половина XIX века) положения, выдвинутые итальянским ученым, подверглись изучению и были сделаны следующие выводы:

- "История жизни выдающихся деятелей науки и искусства, страдавших заболеваниями психики, наглядно подтверждает: не болезненные нарушения порождают талант и творческую активность. Наоборот, они сдерживают их развитие и постепенно уничтожают возможность продуктивно трудится";

- "История психиатрии не знает ни одного примера, который бы достоверно свидетельствовал о том, что психические заболевания создают талант";

- "Психоз не может создать талант, но при его наличии он может придать ему новое выражение. Имеющиеся наблюдения убедительно свидетельствуют, что в психическом здоровье человека заключена важнейшая предпосылка для реализации таланта... Психозы сдерживают, размывают созидательные силы человека". (из "Предисловия" к книге Ч. Ломброзо "Гениальность и помешательство" доктора медицинских наук, профессора Д. П. Гримака, стр. 11-12).

В связи с болезнью Ленина, а она началась ещё до революции 1917 года, у него происходил процесс убывания эмоций, наблюдался "недостаток эмоционального фона". Чтобы все это пояснить более наглядно, приведем пример с психически больными людьми.

А. Федоров, известный российский психиатр, говорит о недостатке эмоций у будущих маньяков с детства: "Такие дети очень жестоки - мучают животных, запросто вышибают сверстникам зубы или глаза, не испытывая ни малейшего страха или раскаяния, бросают в родителей чем попало. И при этом, между прочим, они могут хорошо учиться - умственные способности страдают в последнюю очередь."

Мы приводим эти примеры и цитаты, чтобы показать, почему Ленин был холоден к супруге и жесток к людям. (См. Енко К. и Т. Краткая история разума. М., 1999 г., Soft-издание, стр. 10).

Посмотрим, что говорит далее А. Федоров о тех случаях, когда у людей наблюдается дефицит эмоций или их полное отсутствие: "Эти заболевания чисто генетического происхождения, и проявляются они чаще всего в детстве, правда, сначала не слишком заметно. И лишь потом болезнь приводит к деградации личности вплоть до полного слабоумия. Это судьба очень многих маньяков. Тот же пресловутый Чикатило, несомненно, был генетическим больным с половыми извращениями. Болезнь "резала" ему все высшие человеческие эмоции, превратив его в робота, полностью подчиненного своим патологическим влечениям. Такие понятия, как человеческая жалость и сострадание, его уже абсолютно не касались".

Приводя высказывания А. Федорова, мы говорили о психически ненормальных людях. Но в жизни, нормальный человек катастрофически теряет свой "эмоциональный фон". И когда он его потеряет, умственные способности за ним останутся. Но этот человек может быть "очень жесток", такие понятия, как человеческая жалость и сострадание, его уже не будут "абсолютно касаться". В определенной степени это положение относится и к В. И. Ленину.

* * *

В 1918 году Ленин и правительство России переехали в Москву.

Рассказ Крупской о событиях 1918 года:

"Правые эсеры, чувствуя, что почва у них уходит из-под ног, решили убить ряд большевистских вождей, в том числе Ленина.

30 августа сообщили Ильичу из Питера, что в 10 часов утра убит председатель Ленинградской ЧК т. Урицкий.

Вечером Ильич - по мобилизации МК - должен был выступать в Басманном и Замоскворецком районах.

В этот день Бухарин у нас обедал и во время обеда всячески убеждал Ильича не ехать. Ильич смеялся, отмахивался, а потом, чтобы прекратить все разговоры на этот счет, сказал, что, может быть, он и не поедет. Мария Ильинична в этот день была больна и сидела дома. Ильич вошел к ней в шапке и пальто, готовый ехать. Она стала просить его взять её с собой. "Ни под каким видом, сиди дома", - ответил он и уехал на митинг, не взяв с собой никакой охраны.

Во 2-ом МГУ у нас шло совещание по народному образованию. За два дня перед тем на нем выступал Ильич. Заседание шло к концу, и я собралась ехать домой, взялась подвезти одну знакомую учительницу, живущую в Замоскворечье. Меня ждал кремлевский автомобиль, но шофер был какой-то незнакомый. Он повез нас к Кремлю, я сказала ему, что мы сначала отвезем нашу спутницу; шофер ничего не сказал, но у Кремля остановил машину, открыл дверцу и высадил мою спутницу. Я диву далась, чего это он так распоряжается, хотела разворчаться, но мы подъехали к нашему подъезду, во двор ВЦИК, там встретил меня т. Гиль, шофер, всегда ездивший с нами, стал рассказывать, что он возил Ильича на завод Михельсона и что там женщина стреляла в Ильича, легко его ранила. Видно было, что он подготавливает меня. Вид у него был расстроенный очень. "Вы скажите только, жив Ильич или нет?" - спросила я. Гиль ответил, что жив, я заторопилась. У нас в квартире было много какого-то народу, на вешалке висели какие-то пальто, двери непривычно были раскрыты настежь. Около вешалки стоял Яков Михайлович Свердлов, и вид у него был какой-то серьезный и решительный. Взглянув на него, я решила, что все кончено. "Как же теперь будет", - обронила я. "У нас с Ильичом все сговорено", - ответил он. "Сговорено, значит, кончено", - подумала я. Пройти надо было маленькую комнатушку, но этот путь мне показался целой вечностью. Я вошла в нашу спальню. Ильичева кровать была выдвинута на середину комнаты, и он лежал на ней бледный, без кровинки на лице. Он увидел меня и тихим голосом сказал минуту спустя: "Ты приехала, устала. Поди ляг". Слова были несуразны, глаза говорили совсем другое: "Конец". Я вышла из комнаты, чтобы его не волновать, и стала у двери так, чтобы мне его было видно, а ему меня не было видно. Когда была в комнате, я не заметила, кто там был, теперь увидела: не то вошел, не то раньше там был около постели Ильича стоял Анатолий Васильевич Луначарский и смотрел на Ильича испуганными и жалостливыми глазами. Ильич ему сказал: "Ну, чего уж тут смотреть".

Наша квартира превратилась в какой-то лагерь, хлопотали около больного Вера Михайловна Бонч-Бруевич и Вера Моисеевна Крестинская, обе врачихи. В маленькой комнате около спальни устраивали санитарный пункт, принесли подушки с кислородом, вызвали фельдшеров, появилась вата, банки, какие-то растворы.

Наша временная домашняя работница, латышка, вскоре уехавшая в Латвию, перепугалась, ушла в свою комнату и заперлась на ключ. В кухне кто-то разжигал керосинку, в ванне тов. Кизас полоскала окровавленные повязки и полотенца. Глядя на нее, я невольно вспоминала первые ночи Октябрьской революции в Смольном, когда тов. Кизас, не смыкая глаз, сидела целыми ночами над грудой сыпавшихся отовсюду телеграмм, разбирала их.