Борис Евсеев - Отреченные гимны

- А вы сами чего ж? - уставился вопросительно на барда Нелепин.

- Мне - нельзя. Меня - не пустят, - попытался гордо распрямиться пьяненький бард. - Враз всех выпотрошу! Потому как сам я игру эту выдумал. Да и цифры предсказывать, - бард жадно хохотнул, - я могу. Вот и не пускают, скоты, - с надсадой добавил он. - Вам я, кстати, ни единой комбинации не подскажу! И не просите! Развелось вас, просителей! А не отстанете, тут охрана - поискать надо!

- Ну на кой нам охрана, - Нелепин миролюбиво развел руками и двинулся в противоположную от слабого гула сторону.

- Так вы не играть? Не игра...? - задохнулся бард. - Ну тогда я вам, пожалуй, кое-что скажу. Может, в бар? А порасскажу я вам такого! Я ведь вижу! Вы приезжий, да? И как бы не корреспондент столичный! Давно, давно пора сказать о нас миру!

- Я не корреспондент, - мягко прервал его Нелепин, - но в бар, отчего ж не зайти? Деньги покуда есть, ведите.

Лесенки, коридоры, тяжкая медь цилиндров, колоколов, стены, шитые орехом и дубом, поразили давно забытой, избыточной роскошью в духе 50-х. Дохнуло на Нелепина недоступной и теперь абсолютно ненужной жизнью, погрозило высокими кабинетами, повеяло тихо-властным, въевшимся в стены античным коммунизмом.

- Роскошь нашу разглядываете? Меня, между прочим, Валерьян Романович зовут. Дурнев моя фамилия. Ученый я. Не слыхали, конечно? Оно и верно: кто теперь вспомнит ученого, утопленного в бочке дерьма? Кстати, на фига нам бар? - снизил голос Дурнев. - Не видали вы баров что ль? Да и не пью я теперь почти. Хотите - в притон? В настоящую воровскую малину? Посторонним строго воспрещено. Но, но....

- В малину, говорите? Что ж, валяйте. - Нелепин дотронул локтем пристегнутый под пиджаком газовый пистолет. Пистолет был на месте.

В глаза ударило настоящей мертвой темью, а в нос - гальюном. Лестница склизкая, вертанувшись два-три раза под ногами, внезапно кончилась.

"Где ж малина?" - хотел уже было спросить провожатого Нелепин, как вдруг довольно далеко от вошедших вспыхнула болезненно-красная искорка, за ней - костерок, и потекла зудом по коже манящая скрытой непристойностью песенка:

Гришка Распутин сидел за столом,

Царь Николай отошел за вином...

И-и-э-э-х отошел, и-и-э-э-х отошел,

И-и-э-э-х отошел, отошел за вином!

Костерок у дальней стены полыхнул сильней. И предстал взору пейзажец: в поместительной, с наглухо задраенными иллюминаторами каюте высился широкий помост. По стенам - ящики, посередь каюты ворохами рванина. С десяток полуголых бабешек с крылышками, с полузадернутыми розовой паутинкой пахами, а вместе с ними два густо татуированных мужика - выпили разом, каждый из своего горлышка, и, с сожалением оторвавшись от наслюнявленной стеклопосуды, стали снова орать:

И-и-э-х отошел, ииэх отошел...

Тут, сбоку, из-за полуспущенной портьеры выткнулся пожилой, строгого вида цыган, ласково, но без тени угодничества позвал:

- Сюды, гости милыя, сюды! - он слегка поклонился и повел кудрявобородой головой, куда-то вправо. - Не гоже вам тут. Сюды, в кабинетик наш "малиновый"...

Нелепин двинулся за вежливым цыганом, запутался в одной портьере, в другой, чертыхаясь, стал распутываться и как раз в смежном с танцзалом кабинетике и очутился.

- Ну, чего приперлись? - спросил сидящий у накрытого стола человек, одетый в серый свежемодный костюм. Крупнощекое, круглобровое, с морщинками округлыми лицо его продернулось вдруг судорогой гнева. - Ты, дурак ученый, зачем сюда шляешься? Мало тебе игральных комнат? А ну, валите отсель! Не то охрана быстро из вас бешбармаков нарубит!

- Оставь их! Пусть! Не с тобой же, пентюхом, мне весь вечер со скуки помирать.

Женский, контральтовый, чуть застуженный голос прозвучал из затемненного угла, с какой-то кушеточки, на коей подававшая голос женщина и полулежала. Хорошенько рассмотреть ее Нелепин не мог, правда заметил: одета женщина строго, без нагло обнажающих тело лохмотьев. Это ему понравилось, хоть и услышалась вместе с простудой в голосе женщины развязно-пьяненькая нота.

- Кто пентюх? Я губер, губер! Да я тебя тут же! Сейчас! Насквозь!

- Чего шумим? Чего буяним? - прервал говорящего незаметно прокравшийся в дверь последний участник этой начинавшей уже тяготить Нелепина сцены верткий, тощалый, не шибко высокого росточка человек с глубоко запавшими (так в темноте показалось) ямами глаз.

- А чего они приперлись? - по-воловьи повел головой в сторону Нелепина и Дурнева круглощекий. - Меня не признают! И она тоже, эта твоя курвешка... Скажи им, кто я есть! Я легитим... я губер...

- Губернатор ты! Всеконечно! Губерлибер!... - ловко-сноровисто и, видно, не в первый раз стал успокаивать губернатора пришедший. При этом он неотрывно и сверхвнимательно, с веселой тревогой засматривал в глаза Нелепину. - Вот, прошу любить и жаловать прошу! Губернатор наш, Сила Илларионович Луёв!

- Да! Сила я! Сила... - вновь заорал, но тут же утомленно стих сбитый на манер деревянного сундука губернатор.

- А я - вице-губернатор Зистер. А вы - я извиняюсь? С кем, как говорится, нечто имею? Ну, Валерьян Романыча, славноизвестного ученого нашего, мы, конечно, знаем, хоть и не всегда, - здесь вертлявый Зистер рыдальчески взвел глаза к потолку, - действия его одобряем! Не всегда даже и понимаем их! - жеманничал он дальше. - Но, что попишешь? Причуды большого ученого!

- Нелепин, член совета директоров фирмы "АБЦ-Холзан", - интимно, на ухо Зистеру отрекомендовался Василий Всеволодович. - Вы позволите сесть? уже громко обратился он к женщине, полулежавшей на канапэшке.

- Ах, Боже мой, ну конечно, конечно же! - высоко и трепетно, как поют в одних только современных рок-операх, заголосил Зистер. - Вот и вы, наконец! Вот и вы... - как бы слегка призадумался он над своими же словами. - Ну уж коли прибыли, так и располагайтесь, - в голосе Зистера послышалась легкая, вовсе не идущая к делу скорбь, - по-хозяйски.

- Здесь я хозяин! - снова донеслось с кресла. - Я - Сила, я и хозяин! А он - гангстер, рэкс! Сейчас велю охране всех вас в мешок и за борт! губернатор, пытаясь приподняться, заворочался в кресле, но так в нем и остался. Подступив к креслу вплотную, Зистер что-то быстро и нервно застрекотал пьяному в ухо. На это стрекотанье Сила отвечал коротко и внеалфавитно: - Ый... Ыйя... - гудел он печной трубой, - ну пусть... Пусть его!

Но скоро пресеклись и эти звуки: Сила в кресле уснул. Зистер же, наоборот, представляя Нелепину женщину, распетушился:

- Иванна Михайловна, Ивочка наша неплакучая! Я ведь не переврал ваше отчество, дивная? Ивочка - не посторонний нам с вами человек! С того самого предприятия, - нажимал со значением Зистер. - Ну да вы ведь знаете с какого!

- Нальете вы мне или я тут с вами с тоски подохну! - по-тигриному мягко Иванна спрыгнула на пол. Оказалось, что она не в вечернем платье, как сперва почудилось Нелепину, а в спортивном костюмчике, застегнутом под горло и в кроссовках. - Долго я ждать буду? Привезли сюда, так поите, растлевайте! Ну!