Борис Фальков - Горацио (Письма О Д Исаева)

- Ставни, - резче, чем собирался, сказал он. - Непременно нужно поставить ставни! Что это за дом - без ставен!..

Вот и всё на сегодня. Уф. Скажи-ка, в

чём, ПО-ТВОЕМУ, причины всего этого?

За верность изложения ручаюсь, как

если бы оно записывалось на магнито

фон. Пока. Теперь понесу на почту:

это больше трёх километров. Живот,

конечно, протестует. Но выйду побе

дителем в нашем споре я: он уже за

метно уменьшился и, клянусь, скоро

исчезнет совсем! Целую. О.

20 августа Здоймы.

10. Н. А. ПОКРОВСКОМУ В МОСКВУ.

Любезный Ник. Ал.!

Работа моя продвигается на редкость тяжело. Хотя обстановка не оставляет желать лучшего. И вообще, как-то гаснет интерес ко всему прежнему. Вот и кафедральные новости... Вы их мне любезно присылаете, а я - как чурбан: вроде бы это не на нашей кафедре происходит, не с Вами, не со мной. Ну, да я справлюсь с этим своим унынием, назовём это настроение так. Уверен, что причина всему - обыкновеннейшая лень.

Уверен также, что уже через месяц привезу Вам первый печатный лист, хотя бы для отчёта. И Вы сможете помахать им перед вражьим носом, пусть успокоятся. Доклад можно поставить на конец сентября, день любой. Мои испанские впечатления ещё свежи, есть слайды - а остальное приложится на ходу.

Официальный отчёт о командировке жена перепечатывает начисто. И сразу доставит, куда следует. Она, бедняжка, жалуется, что Софье Андреевне не в пример легче было "Войну и мир" переписывать. Потому как разобрать плохой почерк - дело одно, а вот изложить в правильном порядке то, что в полном беспорядке происходит со мною и во мне - это дело совсем, совсем иное. Она удивлена, просто-таки поражена хаотичностью этого происходящего. Я же удивляюсь только одному: как это люди умудряются зарабатывать на загранкомандировках? Ума не приложу.

В общем, хочу немного отключиться, как Вы поняли, от будней, чтобы собраться с силами. Я имею в виду - не тратьте Вы время на письма мне, на собирание для меня новостей. Я всё равно их не воспринимаю. Сообщите только, как идёт операция "Ревич".

Кстати, Ваш брат, консул в Мадриде, замечательный парень! Поздравляю. Интересно, удержится ли он на своём месте при нынешних переменах... Да и мы все - тоже.

О. Д. Исаев. 22 августа Здоймы.

11. ДЖ. Т. РЕВЕРСУ В МАДРИД.

Вот тебе, друг, сведения о наших местных кельтах. Я их зову берберами, так мне ближе. Не обижайся.

Некая берберская барышня, подружка моего мажордома, утверждает: к ней в постель по ночам наладился ходить домовой. При этом лицезреть его она не имеет возможности, ибо трепещет повернуться к нему лицом, и потому всегда лежит к гостю задом. Ну, а тот не спорит, прикладывается и сзади охотно. Барышня, однако, точно знает, что домовой вельми тучен и волосат. Она его исподтишка ощупывает, пользуясь темнотой и занятостью гостя. Из преувеличенной его волосатости она также делает вывод, что домовой - брюнет. К тому же он сопит, как кавказец. Или вот как я.

Мой мажордом имеет с барышней роман в светлые часы суток. Потому как молодые берберы тщательно бдят, и могут набить морду. Днём же бить морду нехорошо, и работающий именно днём сельский милиционер это всеми силами подтверждает. Естественно, мой мажордом ревнует подругу к ночным часам. В эти ночные часы он ходит барышню караулить, стараясь, чтобы его самого не откараулили туземцы. Иногда он решается подкрасться к ставням, чтобы сквозь щели в них схватить за руку преступников на горячем. Ну, вот как это делал твой рыцарь Одре. И так же, как сей несчастный рыцарь, мой мажордом не обнаружил ничего. Ровным счётом - ничего.

А барышня утверждать продолжает. А домовой продолжает, по её утверждению же, сопеть.

Я присоветовал мажордому оставить наблюдения, приводящие к грустному концу, как известно, и не таких, как он. Я присоветовал оставить древние способы и применить достижения новейшей европейской цивилизации. Но поскольку эти достижения у нас пока ещё нельзя просто так пойти в деревенскую лавку и купить, я предложил мажордому не впадать в разочарование частное и затем в неизбежное диссидентство всестороннее. Я предложил заменить серийный товар штучным, доморощенным, одомашненным. И что же? Нынче, когда барышня, по её же словам, ложится ночью в постель не одна, а с тщательно вымытой морковкой и шнуром, домовой больше не сопит!

Однако, утверждает барышня, он всё же продолжает прикладываться. И по-прежнему сзади. Каково?

Пишу поспешно, заели заботы. Ты не нервничай. Твоя книга завертелась в издательской машине. И не бойся, процесс пошёл и назад уже не покатится, подобно композиции твоего сочинения. Просто кое-кого смущает натурализм подробностей: ну, там, увечный глаз, состав и действие напитка, и все прочие морковки... Но не бойся и их, смущённые вот-вот отойдут в Лету. На их место уже приходят новые люди, смелые и решительные. То есть, хамьё уже не косное и грубое, топором тёсаное, а лощёное, улыбающееся. Эти не выдадут, на них можно положиться. Положимся и мы. В крайнем случае доверь мне провести маленькую, совсем крошечную кастрацию текста. Обещаю обращаться с ним, как опытный педераст с законом. Или как опытный наследник с бабушкиным фарфором. Доверишь?

Хочу сказать тебе напоследок комплимент: о, лукавый единомышленник мой, я понял тебя окончательно! Ты притворился писателем, чтобы тебя попросту не сочли буйным помешанным. Знаю это теперь по себе, ведь после возни с твоим романом я и сам попробовал писать худо-о-ожественное, и с теми же целями. Ибо если бы авторы романов говорили в обществе то, что пишут в своих книгах, и говорили бы так, не миновать им камеры с решёткой в дурдоме. Не смейся, я серьёзно. И даже несколько огорчённо. Кажется, у меня проза не выходит. Я уже понял - почему, но пока ничем не могу себе помочь. Дело в том, что настоящая проза должна обладать известной неумолимостью. Ещё лучше: неукоснительной обязательностью быть. Ты поймёшь, что я имею в виду. А я сам пока что этого качества лишён. Меня самого могло бы и не быть.

Я также, кажется, до конца понял, как ты делал "Тристана". Эта сферическая форма, с её "дефектом" на последней табличке - неточным повторением первой страницы, с этой ошибкой эха, отразившегося от противоположного берега, перестаёт быть формой, а становится сутью, содержанием, как бы это ни было банально, пошло сказано. Почему? Вот, это-то я и понял: ты это сделал, чтобы фабула вертелась бесконечно, постоянно возвращаясь к началу, а сам автор бы, ты - такой опасности не подвергался. То есть, чтобы сам автор мог отстраниться от писания этой вещи, сказав: "Я дело сделал, это хорошо. Пусть оно дальше САМО вертится." Я понял, зачем вообще идеальной форме необходим изъян. Чтобы она перестала быть формой пустой, и наполнилась бы жизнью. Изъяны, эти язвы формы - для того же, для чего существуют язвы души: чтоб жила. Через язвы в пустоту формы и души вливается жизнь. Как соки дерева вливаются через изъян почти идеальной формы плода, через впадинку, язвочку, к которой крепится ножка. Этот "дефект", это нарушение идеальности сферы превращает искусственный ёлочный шарик в натуральный плод, подобный... сливе. Попробуй, закругли её, лиши ножки, сорви её - и нет жизни. Кстати, у меня тут в этом году прекрасный урожай чернослива. Рву корзинами.